Владимир Першанин - У штрафников не бывает могил
Прошли танки и самоходки с десантом на броне. Машин было много, не меньше полусотни. Мотоциклы разведки, бронетранспортеры. Видимо, двигалась целая бригада. Федор Бульба, пристроившись поспать, пробурчал вслед:
— Вот и воюйте. Броня, пушки. Не все время нас подставлять.
Тимарь приказал из лесу носа не показывать и ждать дальнейших распоряжений. Я тоже поспал часа три, затем почистил свой автомат. Разбудил ординарца, и пошли вместе умыться и простирнуть гимнастерки в ручье.
Ординарец у меня был новый. Такой же молодой парень, как и Савельев, которому в бою за бетонный завод оторвало кисть руки. Жалко парнишку, но можно считать, ему повезло. Из тех развалин мало кто выполз. Меня осколками нашпиговало, Пете Фалину пробило навылет легкое. Перед нынешним наступлением Тимарь, глядя на худого желтого лейтенанта, снова попытался настоять насчет отправки в санбат.
— Егорыч, — с досадой отозвался Петя. — Ну, был уже разговор, хватит. Какой у меня авторитет будет, если после госпиталя снова лечиться уйду? Да еще перед боем. Здесь воздух хороший, горный. Вылечусь!
Своего нового ординарца я часто в шутку называл Иван Иваныч. Парень обижался:
— Ну, хватит вам смеяться, товарищ старший лейтенант! Ни к чему меня по имени-отчеству величать. А то загоржусь.
Не помню, из каких мест его призвали, где работал или учился. Просто остался в памяти одним из бесконечного ряда простых русских ребят, с кем вместе шли через войну. Искупались, постирали кое-что из одежды, что быстрее сохнет, растянулись на солнышке.
— Отец где сейчас? — спросил я ординарца.
— Он у меня хромой. От службы освобожден, в колхозе конюхом работает.
— В финскую войну ногу покалечило?
— Нет, — засмеялся ординарец. — Еще молодой, спьяну с лошади свалился. А вы много фашистов побили, товарищ старший лейтенант?
— Может, двадцать, может, побольше.
— Ух ты, целый взвод.
— А ты девчонок целовал? — свернул я разговор на мирную тему.
— Конечно. И за грудь трогал. Это у нас в селе позволяют, а что другое — ни в какую. После свадьбы простыню напоказ вывешивают. Родители строго следят.
— А постоянная подружка есть?
— Целых две. Обе письма пишут, надеются, что женюсь. А мне другая нравится. Правда, она кочевряжится, но после войны, когда в форме да с медалями приду, куда она денется!
— А чего ж ты тем двоим головы морочишь?
— Так она же мне не пишет. А у солдата обязательно девчонка должна быть. Вот я им и шлю ответы. Жениться-то не обещаю.
Когда вещи подсохли, вернулись в роту. Полевые кухни торопились накормить бойцов впрок. Мы тоже взялись за ячневую кашу с тушенкой. Масло, полученное мною на офицерский дополнительный паек, я разложил по котелкам ординарцу, Матвею Осину, бойцам, которые сидели поближе.
— Такую кашу с маслом есть можно, — облизывая ложку, сказал Иван.
Потом рота чистила оружие, я проверил, как набивают диски к ручным пулеметам. Потом раздались шум, крик, я пошел к обрыву. Бойцы, топтавшиеся на краю, сообщили, что свалился мотоциклист. Торопился, стал делать обгон и полетел вниз.
— Метров сто падал, — добавил комвзвода Леня Святкин. — Вдребезги расшибся. Уже послали документы искать. Он порученцем при штабе был. Вдруг что-то секретное вез.
Немного попозже пришел Василь Левченко. Обычно жизнерадостный белорус, на этот раз был подавлен, от него попахивало водкой. Мы отошли в сторону, и Василь, прикуривая очередную цигарку, поделился со мной печальными новостями:
— Земляка встретил. Он из соседнего района. В Беларуси страшные вещи творятся. Немцы в конце весны нагнали всякой вшивоты из Прибалтики, украинцев, казаков, власовцев. Поголовная облава на партизан шла. Что творилось — жуть. Никого не щадили, ни старых, ни малых. Все деревни в округе спалили, а людей постреляли. Живьем в амбарах жгли.
Я слышал о зверствах немцев в Белоруссии, но это было где-то далеко. А рядом со мной сидел мой друг, докуривая вторую самокрутку, и с тоской рассуждал, что вряд ли кто из родни остался в живых.
— Младшим братьям — семнадцать и пятнадцать. Наверняка с партизанами связаны были, а может, и воевали в отрядах. Сестренка у меня красивая, если попалась на глаза карателям — все, конец! Ну, сволочи, дождутся они от меня пощады. Мне теперь наплевать: немцы, венгры, румыны…
Когда возвращались, мимо вели группу пленных. Я невольно придержал Василя за плечо. Опасался, что он сдернет автомат и начнет стрелять.
— Не бойся, — усмехнулся он. — Я свое успею наверстать.
Снова шли, затем ночевали в лесу. Продрогли от холодной сырости. Разрешили разжечь небольшие костры, отогревались и пили кипяток. Тимарь объявил задание. На этот раз атаки не будет. Все напряженно молчали, зная, если не атака, то предстоит что-нибудь похлеще.
Майор объяснял на карте и чертил прутиком на земле суть задания. Передовые части на нашем горном участке уткнулись в глухую оборону немцев и венгров. Дорога на плоскогорье узкая, сильный обстрел, войска несут большие потери. Нам предстояло совершить обход с флангов и ударить, если получится, с тыла. Планировалось, что 2-й и 3-й взводы пойдут слева. Мой 1-й взвод, в сопровождении трех саперов, двинется по ущелью вдоль русла речки. Если считать по прямой, до места боя километров пять, но ущелье извилистое, так что точное расстояние неизвестно.
— Оно проходимое, это ущелье? — спросил Матвей Осин. — А то упремся в обрыв, и что хочешь делай.
Тимарь ответил, что пробираться будет тяжело, но, по сведениям разведки, пройти можно.
— Они там ходили, эти разведчики?
— Ходили. Правда, не до конца.
Судя по всему, Тимарь и сам не слишком доверял разведчикам. Показал мне на пастушью хижину в километре по склону и приказал:
— Слава, сходи с ординарцем, может, пастухи что скажут. Фрицев они не слишком любят.
Хижина нас удивила. Сложена из глыб известняка, сверху жерди, обтянутые овечьими шкурами. Двери нет, полог из тех же шкур. Заглянули внутрь. Темно, низко, в рост не встанешь. Хозяева — два пастуха, в бараньих шапках. Один постарше, другой — совсем мальчишка.
Сняли шапки, пригласили присесть. В каменном очаге стоял закопченный котел, откуда вкусно пахло вареной бараниной. Пастухи налили в глиняное блюдо наваристой шурпы (мясо, бульон и зелень). Хотя недавно пообедали, но с аппетитом жевали жирное, пахучее мясо, запивая бульоном. Спросили про немцев. Пастухи по-русски говорили плохо, но объяснили, что немцы ушли и появляются только самолеты.
— Вон то ущелье с речкой, — показывал я. — Можно его пройти?
— Плохо… там не ходят.
— А если надо?
— Надо? — румыны непонимающе переглянулись.
Расспросил, как сумел, сможем ли все же преодолеть ущелье.
— Пройдете, — посоветовавшись, объявили они. — Идти плохо, но идти можно.
— Может, кто из вас проводит? — предложил я. — Денег дадим.
— Овец бросать нельзя. Хозяин накажет.
— Винтовку с патронами получите, — продолжал уговаривать я. — Новые сапоги, спирту.
Уговорить упрямых пастухов не удалось. Они твердили, что стадо надо караулить, а один человек это сделать не сможет. Я пригрозил, но пастухи сразу заняли другую позицию. В ущелье они не были, слышали про него от людей, а сами дорогу не знают. Вернувшись к Тимарю, доложил обстановку. Тот размышлял недолго.
— Слева ложбина пошире. По ней двинутся 2-й и 3-й взводы. А ты, Вячеслав, пойдешь через ущелье. Главное — осторожность. Когда дойдете до места боя, ваша задача внезапно ударить с фланга.
— Как наверх взбираться будем, если там крутой обрыв?
— Веревки захватите из обоза, парашютные стропы. Вспомни, как Суворов через Альпы шел. А ты, Буканов, советский офицер. Для тебя ничего невозможного нет.
У нас в роте со временем скопился небольшой обоз, и агитатор Бутов, наверное, собирался остаться там, готовить стенгазету. Не получилось. Тимарь объявил:
— Борис Семенович, Суворову тяжко в Альпах пришлось. Буканову тоже не просто будет. Пойдешь с ним.
Бутов от удивления замолчал, а я спросил с вызовом:
— Кто старший будет?
— Командир взвода. То есть ты. Если что случится, тебя заменит капитан Бутов.
Глава 12
Рота осторожно втягивалась в ущелье. Впереди — разведка и трое саперов во главе с сержантом. Я вспоминал наставления краткого курса, который нам преподавали четыре года назад, — «Ведение боевых действий в условиях горной местности». Здесь имелись свои хитрости, которые приходилось схватывать на ходу.
Вначале ущелье было довольно широким. Обычная лесистая низина, быстрая речка и склоны. Но вскоре путь стал узким, а обрывы стиснули нас с обеих сторон. Речка уже не бежала, а билась, клокотала среди камней. Возле небольших водопадов висела пелена брызг, камни были скользкие.
Но все же имелась какая-то тропа, по которой мы шли, растянувшись длинной цепочкой. Тропа то и дело терялась среди замшелых валунов. Задирая голову, я размышлял, что лучшего места для засады не найти. Хоть стреляй сверху, хоть гранаты или камни швыряй — не промахнешься. Впрочем, вверху были наши части. До линии немецкой обороны мы еще не дошли.
