Роман Кожухаров - Умри, а держись! Штрафбат на Курской дуге
LIII
Артиллеристы продолжали вести дистанционную дуэль с вражескими самоходками, и пока складывалась она не в пользу батареи Артемова. Фашисты брали количеством, не жалея боеприпасов, вели интенсивный беглый огонь, который огненной стеной обрушивался на позиции роты Телятьева и капитана Артемова. Расчеты дальнобойной полковой и дивизионной артиллерии почему-то молчали. Не слышно и не видно было работы тяжелых снарядов гвардейских минометов.
Уже когда передняя линия танков приблизилась менее чем на триста метров, в рядах наступающих стали вздыматься разрывы мин. Судя по облачкам и всплескам земляных комьев, которые тонули в поднятой гусеницами пыли, начали обстрел 82-миллиметровые минометы лейтенанта Лазерко. Получилось с серьезным опозданием, так как основная масса вражеских пехотинцев уже пересекла этот сектор, но лучше поздно, чем никогда.
По команде Коптюка Зарайский вместе с назначенным вторым номером молодым бойцом из пополнения Гришей Колпиным открыл огонь из «максима». Подстегнутые осколками, разлетавшимися от рвущихся позади мин, немецкие автоматчики невольно стали напирать на передние ряды, скучившись в прогалинах между лязгающими гусеницами танками.
В этот момент, с левого фланга, c широким сектором охвата, и ударила длинная очередь пулеметного расчета Зарайского. Огонь, открытый «максимом», поддержали ручные пулеметы Фаррахова и Артюхова. Бывший летчик работает короткими очередями, экономно и точно, с ходу внося сумятицу в ряды наступавших.
Зажатые с одной стороны минами расчетов Лазерко, а с другой – дружным пулеметным огнем, немецкие автоматчики начинают метаться в стороны, пытаются укрыться за кормой передних машин, лезут друг на друга, толкаются в пыли и дыму выхлопных газов. В этом сумбуре пули пулеметных очередей находят свои жертвы, ранят и убивают, выкашивая гитлеровцев, как сорняки.
Танковые экипажи передней атакующей линии тут же реагируют на плотный огонь из штрафных траншей. Все четыре машины открывают шквальный встречный огонь из курсовых и спаренных пулеметов. Расчет «максима» удостаивается выстрела прямой наводкой танковой пушки крайнего левого танка. Взрыв накрывает левый фланг, и у Коптюка на секунду замирает сердце. Накрыли пулеметчиков?
LIV
Не успела еще осесть и развеяться дымно-пылевая взвесь над окопом, а Зарайский возобновляет стрельбу. Теперь он бьет короткими очередями и по залегшим в поле немецким автоматчикам, и по надвигающимся бронированным чудищам, нащупывает вентиляционные и смотровые щели и прорези в лобовой части башен и корпуса.
Попасть в такую узенькую амбразуру очень сложно, но шанс есть да плюс к тому же нельзя сбрасывать со счетов психологическое давление на немецких танкистов, которые слышат выстукивание по броне чечетки русских пулеметных очередей. Как будто костлявая стучит белой фалангой по башенной броне: тук-тук, есть там кто живой? Сейчас будешь мертвый…
Зарайский успел сменить позицию своей огневой точки в тот момент, когда 75-миллиметровый снаряд немецкого танка практически срыл оборудованную для пулеметной стрельбы ячейку, превратив ее в пологую воронкообразную яму.
На взрыв танкового снаряда в окопе штрафников позиции обороняющихся отвечают залпом всех трех расчетов, действовавших позади взвода Коптюка. Пока штрафники организовывали для подступавших немцев горячий прием в виде пулеметных очередей, артиллеристы выдвинули свои орудия практически вплотную к окопам «переменников», на заранее подготовленные точки.
LV
Артиллеристы закатывают свои пушки в карманы, вырытые с расчетом на прямую наводку. Доведенными до автоматизма действиями, по приказам командиров, производят изготовку к стрельбе. В воздухе без перерыва свистели вражеские пули. Кажется, все пространство от земли до неба заполнилось визжащей и свистящей смертоносной сталью, но края кармана надежно укрывают подносящих от ран.
Каждое из орудий выбрало свою цель – лобовые части машин передней линии. Первым ударил расчет лейтенанта Гамкрелидзе. ЗИС-3 выпустил снаряд по «тигру», шедшему ближе к правому флангу. Снаряд поднял сноп земли впереди танка, обдав его морду землей и всполохом огня и дыма.
Тут же, без секунды промедления, произвела выстрел «сорокапятка». Расчет старшего сержанта Мараховского целил по машине, двигавшейся левее. Огненный всполох вырос с левой стороны в нижней части корпуса. Подкалиберный снаряд пробил защитный щиток, прикрывавший правую гусеницу и, по-видимому, повредил траки.
Танк продвинулся еще на несколько метров вперед, а потом стал забирать резко влево, описывая такую протяженную окружность, что заставил изменить курс машину, идущую следующей в шеренге. Она взяла влево, и в этот момент в заднюю часть корпуса угодил снаряд, выпущенный расчетом лейтенанта Перешивко.
Прогремел взрыв такой силы, что корму танка подбросило почти на метр вверх, и танковый ствол уткнулся дульным тормозом в землю. Машина рухнула на гусеницы, выдавив из-под себя клубы пыли. Тут же всю заднюю часть объяли ярко-красные языки пламени.
Уже через несколько секунд машина запылала. Из всех щелей и откинутого башенного люка поползли клубы жирного черного дыма. Вот на башню выбралась фигурка танкиста, такого же черного, как дым, потом показался еще один член вражеского экипажа.
LVI
Первый, в черном комбинезоне и черной пилотке, скрючившись на краю борта, уже приготовился спрыгнуть на землю, когда его сбила с ног одна из пуль пулеметной очереди. Нелепо кувырнувшись в воздухе, отчего пилотка слетела с белесой головы, танкист свалился на землю, как мешок с углем. Тут же очередь метнулась выше корпуса, свалив на броню второго выбравшегося из башенного люка немца.
В этот момент откинулся люк, располагавшийся в передней части корпуса. Выбравшийся оттуда танкист с ходу открыл огонь из ручного пулемета, выставленного прямо на броню. Выпущенные им пули просвистели высоко над головами Зарайского и второго номера пулеметного расчета «максима», державшего на прицеле не только горящий танк, но и всю линию наступления пехотинцев в промежутке от левого фланга к центру. Прикрывая свое движение пулеметным огнем, танкист выпростался из узкого пространства люка на корпус танка и, перекатившись по нему, свалился на землю, так и не выпустив курсового пулемета из рук.
Пламя к тому времени уже вырывалось из оставшегося открытым башенного люка, а спереди шел черный, как сажа, низко стелющийся дым. Вылезший с пулеметом танкист оказался прижатым огнем «максима» и ручных пулеметов штрафников к гусеницам своего подбитого танка. Он укрывался за ходовой частью машины от очередей, которые перекрестно посылали Зарайский и Артюхов. Пули нещадно хлестали по бронированной стали, высекая целые снопы искр.
Вдруг машина будто тяжело охнула. От этого утробного выдоха ее всю тряхнуло, потом еще и еще раз, и с каждым разом то ли выдох, то ли кашель был все громче, пока, наконец, громыхнуло так, что перекрыло гром и свист артиллерийской канонады.
Скорее всего в танке сдетонировал приличный боезапас. Башню сорвало вырвавшимся верх столбом огня. На миг башня зависла в воздухе, опираясь на дульный тормоз своего орудия, а потом рухнула рядом с танком, как раз в том месте, где укрывался танкист. Когда снаряды начали рваться внутри машины, он, осознавая, что там происходит, опрометью бросился в сторону.
LVII
В момент взрыва танка немецкое наступление приостановилось, как будто загипнотизированное жуткой и завораживающей картиной гибели танкового экипажа. Танкистам пытались помочь немецкие автоматчики, но пулеметчики штрафного взвода не дали им ничего сделать.
Реваншем за это вынужденное бессилие стал остервенелый шквал огня, который обрушили наступающие на траншеи «переменников» и артиллерийские расчеты. Стреляло всё: танковые орудия, спаренные и курсовые пулеметы, ручные МГ в рядах пехотинцев, автоматы и винтовки.
Враг вел огонь с такой интенсивностью, что взвод Коптюка был вынужден укрыться в окопах, пытаясь переждать осатанелый накал противника. На руку гитлеровцам было и то, что, осуществив выдвижение и залп, орудия артиллерийской батареи Артемова спешно возвращались в глубину, чтобы уйти от разящих прямой наводкой танковых орудий передних вражеских машин.
Замкомвзвода Дерюжный, где на карачках, а где и на пузе, преодолел всю линию оборонительного рубежа взвода, и теперь итожил старшему лейтенанту статистику по потерям и боезапасу. Двух легкораненых у Пилипчука и одного – средней тяжести – в отделении Слесаренко по такой круговерти можно было считать везением. А вот патроны у многих были уже на исходе. В разгаре боя, когда враг бьет без остановки и передышек, бойцы поневоле заводятся и норовят ответить, паля скорее на скорость, чем на точность.
