Валерий Киселев - Непобежденные. Кровавое лето 1941 года
– Эх, стрелки… – прочно упершись в землю раскинутыми ногами и передергивая затвор, пробасил Наумов.
От трех его выстрелов упали три немца, бежавшие рядом, потом сразу же залегла большая группа. Стрелял и Вольхин, стреляли его бойцы, но гитлеровцы дружно поднялись снова, и было их почти столько же, сколько залегло.
Наумов стрелял, крепко держа винтовку в руках и чуть-чуть передвигая ствол, ловя на мушку очередного храброго фашиста, и забыл в эти минуты обо всем на свете. Так всегда бывало: стоило ему дорваться до настоящей стрельбы, как азарт заслонял все остальное. Сколько раз ругал его Васильчиков, что не винтовкой ему надо действовать, а словом, но Наумов все-таки при случае отводил душу [12].
Противник откатился, на ходу отстреливаясь, и цепь его была значительно реже.
– Сколько, товарищ старший политрук? – крикнул Наумову лежавший неподалеку боец Латенков.
– Семь… В тир надо было почаще ходить, лейтенант, – сердито сказал он, повернувшись к Вольхину.
– Оставайтесь еще! – крикнул Латенков.
– Вы у меня не одни, надо и других поучить, – сказал Наумов, уходя вдоль цепи направо.
Контратака немецкой роты против залегших остатков батальона капитана Горбунова была отбита пятеркой смельчаков во главе с комсоргом 771-го полка лейтенантом Панфиловым. Когда атакующая рота гитлеровцев была как на ладони, Панфилов и его бойцы, выдвинувшиеся вперед от своей роты, прицельно, как на учениях в поле, уложили двадцать человек. У оставшихся гитлеровцев не хватило духу не только продолжать атаку, но и отстреливаться с места, и рота потихоньку уползла за пригорок.
Батальон капитана Осадчего, окопавшийся на кладбище, тоже отбил контратаку гитлеровцев, после чего комбат начал организовывать свою атаку. Снова, где ползком, где перебежками, пошли по цепям Васильчиков, Наумов, Панфилов, обходя мертвых, подползая к живым, оглохшим от разрывов и отупевшим от усталости, напряжения, риска, жары, смертей и команд – и говорили: «Надо подняться! Надо, надо…»
К полудню на командный пункт полка Шапошникова приехал полковник Гришин:
– Почему топчетесь на месте? Соседи ваши давно на шоссе вышли!
– Очень сильное сопротивление противника, постоянно контратакует, – ответил Шапошников. – Считаю, что противник ввел в бой не менее двух полнокровных батальонов только с утра, да плюс десять танков, хотя четыре из них мы и подбили… Не менее дивизиона артиллерии поддерживает и по меньшей мере три минометных батареи. А условия местности, сами видите, товарищ полковник, как стол… И очень большие потери.
– Я же тебе давал танки!
– Сгорели все четыре в первые же минуты.
– Маршевая рота в бою?
– Товарищ полковник, это было такое пополнение, что лучше бы совсем не присылали. – Шапошников, чувствуя, что сейчас начнет горячиться, замолчал. Но после паузы, стараясь строить фразы помягче, все же сказал: – Совершенно неподготовленная ни в боевом – дорожная рота! – ни в моральном отношении. – Шапошников хотел было сказать, что вообще все трусы и паникеры, но лишь вздохнул и махнул рукой: – Ладно бы просто убегали с поля боя, а то ведь были случаи и в командиров стреляют! Где только таких и набрали! Вот, посмотрите, опять ведут!
К КП группа красноармейцев с винтовками наперевес и в касках вела несколько человек, сам вид которых у любого, не только строевика-старшины, вызвал бы отвращение: без пилоток, в мятых, неподогнанных гимнастерках, кое-как заправленных за ремень, небрежно намотанных обмотках.
– Ну, вот тебя же второй раз приводят! – подошел к одному из них Шапошников, еле сдерживая гнев.
Нескладный тощий парень с длинным чубом вдруг завсхлипывал, размазывая слезы и слюни по грязным щекам:
– Дяденька, там стреляют… Убьют меня, дяденька…
– Ну и войско! – неожиданно рассмеялся Гришин, но тут же серьезно и с металлом в голосе сказал: – Всех на переднюю линию. Винтовки найти. Поставь взвод в заградотряд из кадровых.
– У нас стоят, химики Степанцева. Только из-за них и поставил. А кадровые дерутся превосходно, в атаку на пулеметы идут, не считаясь со смертью.
– Сейчас должна подойти коммунистическая рота, сто человек. – Гришин взглянул на часы. – Сформирована из работников райкомов и советских учреждений, приведет ее майор Бабур. Вызови сейчас же Васильчикова, и пусть он сам ведет ее в бой. Должен подойти с ними майор Малых со своими артиллеристами безлошадными, человек пятьдесят. Кто у тебя в резерве остался? – прищурил Гришин глаз на Шапошникова.
– Взвод химиков Степанцева, остальное все брошено в бой.
На самом деле Шапошников придержал еще и саперную роту, связистов, можно было послать в бой комендантский взвод, ездовых, но он считал, что если бой не могут выиграть обученные пехотинцы, то ездовые и писаря тем более. «Пехоту нам всегда дадут, а вот обученных саперов, связистов, да и ездовых тоже растерять легко, а найти потом будет негде… – думал Шапошников. – Да и, в конце концов, не здесь же решается судьба войны, зачем эти истерические порывы…»
– Химиков, говоришь? – переспросил Гришин, разминая папиросу. – Горьковчане? Кадровые?
– Да, тридцать пять человек.
– Давай-ка их сюда, других мне и сотни не надо. – И после паузы: – Собирай людей и готовься к атаке. – И уже тихо, но зло, ему одному: – Не возьмешь Милославичи – расстреляю…
Наступление полков Корниенко и Михеева, поддержанное артиллеристами полковника Смолина, действительно сначала развивалось более успешно, чем полка Шапошникова. В районе деревни Незнань вечером 7 августа они стремительной атакой обратили в бегство пехотный полк гитлеровцев, разгромили его штаб и захватили трофеи – орудия, автомашины, десятки автоматов. Были захвачены и пленные.
Особенно отличилась пополненная до штата рота лейтенанта Нагопетьяна. Когда две роты их батальона залегли перед деревней, наткнувшись на пулеметы, Нагопетьян сумел поднять своих людей в атаку, ударил с фланга и заставил побежать целый батальон гитлеровцев. Этот человек, словно рожденный для войны, умел зажечь и сплотить любой коллектив, передать свой азарт всем, и Михеев, когда политрук Александров принес ему политдонесение о действиях роты, даже не удивился, что рота разгромила батальон.
Овладев деревней Казкань и двумя маленькими деревушками, подразделения этих полков, умело поддержанные артиллеристами, вышли к Варшавскому шоссе к утру 8 августа. Казалось, задача, поставленная перед дивизией, хотя и с большими потерями, будет выполнена, однако гитлеровское командование срочно перебросило в этот район части 78-й штурмовой и основные силы 17-й танковой дивизий. Перед атакой танков и пехоты на наступающие советские части, разбросанные, ополовиненные тяжелым ночным боем, частично потерявшие командиров, обрушили мощные удары самолеты воздушного флота Кессельринга.
Первую атаку пехотинцев из штурмовой дивизии, атаковавших умело, но словно с пренебрежением, удалось отбить, но пошли в атаку танки. Пока еще немного, в среднем по три-пять машин на батальон, но чувствовалось, что противник только прощупывает оборону, примериваясь, где ударить побольнее.
Между немецкими танками и артиллеристами полковника Трофима Смолина разгорелись яростные дуэли. Три танка сожгла батарея старшего лейтенанта Ильченко дивизиона капитана Пономарева, артиллеристы старшего лейтенанта Братушевского подбили два и, кроме того, подавили огонь минометной батареи, уничтожили несколько пулеметных точек и около десятка автомашин.
На 30 километров – по всему фронту наступления корпуса комдива Магона – гремела канонада упорнейших боев. Сшибались лоб в лоб батальоны, танки не уступали артиллеристам, артиллеристы – танкам. Командир корпуса, от которого требовал наступать командарм, давил на командиров дивизий. Те нажимали на полки, батальоны, и снова поднимали политруки поредевшие роты. Весь день 8 августа гитлеровцы, периодически выводя батальоны с передовой, бомбили едва успевшие закопаться измученные батальоны и полки русских. Ввод в прорыв кавалерийской дивизии был сорван одной авиацией противника – самолеты на бреющем носились за всадниками, расстреливая обезумевших лошадей.
Казалось, инициатива все еще у нас и следующая атака все решит, перелом близко, но и эта, очередная атака роты, батальона или всего полка через полтора-два часа срывалась. Падали все более редкие цепочки атакующих, наткнувшись на неподавленные пулеметы, обстреливаемые из танков и орудий.
Прибывшая в 771-й стрелковый полк капитана Шапошникова коммунистическая рота также не внесла в бой за Милославичи перелома. Сформированная из работников советских учреждений Могилевской области, она не отличилась ни боевыми, ни моральными качествами. Были случаи, что бойцы и этой роты убегали с поля боя. И следующая атака тоже не имела успеха. Все труднее и труднее приходилось Васильчикову, Наумову, политбойцам – на жаре, из-за трупов, снопами лежавших по всему полю, – поднимать людей, еще живых, и сами комиссары устали и чувствовали бессмысленность новых атак.
