Нет, не призраки! - Александр Владимирович Ковальчук
Рябит в глазах от реклам берлинских газет, фирм, пивных баров и магазинов. На стенах зданий, заборах, тротуарах, вдоль и поперек асфальтированных улиц — назойливые надписи: «Berlin bleibt deutsch!»[18]
…Хмурое предместье Берлина встретило роту Добриченко скрежетом шестиствольных минометов, перекрестным пулеметным и автоматным огнем, треском винтовочных выстрелов. Особенно жаркими были схватки в зданиях, находящихся на перекрестках улиц. В подвалах, бронированных колпаках и подворотнях засели фаустпатронники, на верхних этажах — снайперы и автоматчики. Из переулков наперебой стреляли танки и самоходки.
Небольшие группы разведчиков действовали самостоятельно.
Из парадного подъезда старинного особняка Добриченко наблюдал за боем. Отзвуки стрельбы подсказывали ему, каких рубежей достигли штурмовые группы.
По другую сторону улицы возвышался пятиэтажный дом, вернее, его разрез. Фасад, словно рассеченный острым мечом, обвалился и лежал на тротуаре кучами кирпичных развалин. Задняя половина дома, укрепленная железными балками, выстояла. Добриченко видел разноцветные обои стен, открытые шкафы, разбросанную в беспорядке одежду, разворошенные кровати. В комнате с оранжевыми обоями взрывная волна сорвала со стены портрет в тяжелой резной раме. Характерная челка на лбу, вытаращенные глаза, острый нос, квадратные усы. Покосившийся портрет одним концом уперся в пол, другим — в стену. Грудь Гитлера подалась вперед — бесноватый фюрер, казалось, пытался удрать от расплаты на край света.
Из боковых дверей в комнату влетел Щербаков в пилотке, сдвинутой на затылок. Он сразу заметил портрет и что есть силы ударил сапогом в лицо фюрера. На полотне образовалась дыра. Щербаков поправил пилотку и выбежал.
Стрельба перекочевала в соседний дом — внутри его застучали советские автоматы, взорвалось несколько гранат. На шестом этаже со звоном и треском вылетела рама. В окне промелькнула широкая спина Сомова и исчезла в глубине. Затем в комнате послышался выстрел, и снова появился Сомов. Его высоко поднятая рука держала за ремень эсэсовца. Разведчик что-то говорил: губы его двигались. По-видимому, это был смертный приговор эсэсовцу.
«А что там у Кравчука?» — тревожно подумал Добриченко. Группа Кравчука захватила последний дом квартала, а дальше пробиться не смогла. До сих пор там тихо. «Непредвиденная задержка, — досадовал ротный. — Перебегу улицу: с противоположной стороны виднее».
Заметив удобный подъезд с чугунной решеткой, Добриченко, низко пригибаясь к земле, перебежал на другую сторону улицы. Только в подъезде он перевел дыхание. По решетке зацокали пули. Выглянув, Добриченко приметил пулемет в подвале дома с двуглавой башней. Размахнулся и бросил гранату. «Лимонка» ухнула возле амбразуры. Пулемет уперся стволом в асфальт. Из разваленной амбразуры просочилось сизовато-белое облачко дыма и медленно растаяло.
Добриченко выглянул снова. «Что за орешек этот дом?.. Стены капитальные — ни один снаряд не пробьет.
Окна узкие, удобные для обороны. В лоб не сунешься! Так вот почему задержался Кравчук! А время идет, дорога каждая минута… Что придумать?» Ротный быстро повернул голову вправо — к дому, где притаились бойцы Кравчука.
Из последнего этажа полетели на улицу зеленые и коричневые бутылки, как стая разноперых птиц. Три бутылки разбились в здании, а все остальные со звоном разлетелись вдребезги снаружи — по стенам потекла желтоватая жидкость. Добриченко потянул ноздрями воздух: пахло бензином. «По-видимому, в подвале нашли бочку с горючим, а бутылок в каждой квартире хватает. Со смекалкой! Теперь — гранатами… Правильно, Кравчук, бей их!»
В здании что-то загрохотало, наружу вырвалось высокое пламя; оно охватило фасад, перекинулось на мебель, беспорядочно сваленную в палисаднике, — стулья и кресла вспыхивали так, будто их посыпали порохом. В панике отстреливаясь, немцы отступили в соседний Двор.
Вздрагивающие языки пламени мешали Добриченко следить за дальнейшим ходом боя. Старший лейтенант решил присоединиться к группе Кравчука и сгоряча выскочил за калитку. В уши ударил грохот: прямо на Добриченко, рассыпая искры и посылая вдоль улицы снаряд за снарядом, мчался танк со звездой на башне. Еще секунда — и… Вот так, по-глупому!..
Надрывно заскрежетали тормоза, замерли блестящие траки. Из башни высунулся подполковник-танкист:
— Чего зря носишься? А, это ты, разведчик? Здорово! Как дела?
Добриченко тоже узнал Смирнова, своего знакомого по далеким боям на Днепре.
— Последний сабантуй, товарищ подполковник! Танкам дорогу расчищаем!
Смирнов снял шлем.
— Моя очередь пришла, браток! Открою тебе- «зеленую улицу». Бывай!
— Минуточку! — Добриченко одним махом вскочил на броню. — Я только дам команду своим… И тогда вместе, к самому рейхстагу…
— Давай!
Старший лейтенант повернулся к дому с черными проемами вместо окон, сложил руки лодочкой:
— Эй, Кравчук, я — впереди! Сорокина ко мне!
Через окно на тротуар прыгнул черноволосый старший сержант и, прихрамывая на левую ногу, подбежал к командиру:
— Флаг есть? — спросил его Добриченко.
— Так точно. — Сорокин положил руку на грудь, где выпирал из-под маскировочной рубашки довольно большой прямоугольник.
— Я тоже приготовил! — Словно из-под земли, вырос ефрейтор Баймуратов. — И гранатами запасся.
— Молодец! — похвалил ординарца Добриченко. — На танк.
Взревел мотор, дрогнули гусеницы. Танк Т-34 устремился к центру. Из-за грязно-серого здания, что подпирало небо готическим шпилем, клубилась дымовая завеса. Прорвав густой дым, танк увеличил скорость.
Из окон и чердаков стреляли — на свежевыкрашенной броне появлялись все новые и новые царапины.
Автоматы Баймуратова и Сорокина прочесывали подозрительные окна. Время от времени башенный стрелок разворачивал пушку, и танк содрогался от громыхающих выстрелов.
Еще издали Добриченко заметил снайпера, который притаился за подбитым бронетранспортером. Фашист было нацелился, но ротный опередил его.
Тридцатьчетверка на ходу свернула влево, и Добриченко узнал уродливо-монументальное строение, растянувшееся на весь квартал. Снимки имперской канцелярии печатались в конце сентября 1942 года во всех немецких газетах: «Фюрер вещает окончательную победу над Россией!» Тогда оставалось пятьсот метров до Волги… Теперь такое же расстояние до рейхстага!
Бой кипел. Рушились в воздухе целые дома. Корчилось железо. Огонь уничтожал все. Черный дым застилал горловины улиц, забирался на чердаки, клубился над городом, пытаясь проникнуть во все уголки умирающего рейха…
А танк все летел, размалывая гусеницами фашистские пулеметы, мотоциклы, орудия. И не было уже в мире силы, которая способна была остановить его.
Из загроможденной разной рухлядью Фоссштрассе тридцатьчетверка прорвалась на площадь перед Бранденбургскими воротами.
Взгляд Добриченко скользнул по черным облезлым колоннам, вздыбленным коням, закованным в латы всадникам. Одному из тевтонцев снарядом снесло голову. Конь под вторым рыцарем держался на одной ноге. Призраки средневековья.
За Бранденбургскими воротами гигантским костром
