Майкл Пауэлл - Последний поход «Графа Шпее». Гибель в Южной Атлантике. 1938–1939
– Вы задаете слишком много вопросов, – сухо заметил Миллингтон-Дрейк. – Поверьте, мы сделаем все, что возможно. Ноты вручаются каждый час, от обеих сторон, конечно. Пока рассматривается заключение технической комиссии. Решающая встреча между Лангманном и Гуани назначена на семь часов. – Здесь он позволил себе довольную улыбку. – В пять часов у Гуани встреча с нашим французским коллегой, а в шесть – со мной. Так что он будет хорошо подготовлен к беседе с немцем.
Замечание Миллингтон-Дрейка, конечно, отдавало цинизмом, но ни для кого не было секретом, что самое сильное давление на уругвайское правительство, направленное на выталкивание немецкого линкора из порта, оказывают именно союзники. Такое же давление, но только в обратном направлении – чтобы линкору позволили остаться и дали время на ремонт, – оказывала на Уругвай Германия. Альтернативой оставалось только интернирование. С другой стороны, Уругвай желал избавиться от непрошеного гостя как можно скорее и по возможности вежливо. Но хотя в строгом соответствии с международным законодательством «Граф Шпее» должен был покинуть порт по истечении двадцати четырех часов (после захода солнца в этот же день), существовали сложившиеся нормы взаимоотношений между странами, которые тоже следовало соблюдать. Миллингтон-Дрейк несколько прихвастнул, заявив Макколу, что на доктора Гуани оказывается постоянное давление. В общем-то так оно и было, но Миллингтон-Дрейк был очень тактичным человеком, и никто не знал лучше, чем он, что, хотя симпатии Гуани хорошо известны и влияние Германии в Южной Америке довольно сильно, на маленького министра можно положиться. Он – человек смелый и ответственный и будет претворять в жизнь решение своего правительства с такой же строгостью и неукоснительностью, как если бы был министром великой державы. Уругвай – маленькая, но законопослушная страна, и ее правительство не сомневалось, что принятое им решение будет тотчас претворено в жизнь их коллегой.
В тот же вечер за несколько минут до семи часов, когда Миллингтон-Дрейк, попрощавшись, вышел из кабинета доктора Гуани, доктор Лангманн и капитан Лангсдорф уже находились в приемной. И хотя британскому посланнику было по статусу положено игнорировать представителей врага, он не удержался и украдкой взглянул на немецкого капитана. Будучи приверженцем изучения человеческой природы, он просто не смог устоять перед искушением. Лангсдорф произвел на него сильное впечатление. Это был явно первоклассный служака и моряк каждой клеточкой своего тела. Капитан был одет в парадную белую форму, которая необыкновенно ему шла. Немецкий посол сидел, а Лангсдорф стоял очень прямо и смотрел прямо перед собой. И только нервное постукивание кончиками пальцев по эфесу шашки выдавало его волнение. Миллингтон-Дрейк прошествовал прямо перед ним, но тот ничем не показал, что заметил англичанина. А может быть, Лангсдорф и действительно его не видел. Взгляд его был совершенно отсутствующим. Видимо, мыслями немецкий капитан находился где-то очень далеко. Миллингтон-Дрейк был впечатлен и, как он позже признался, глубоко тронут. Но это было по прошествии долгого времени, ведь в дипломатии эмоции являются тем, что следует максимально использовать в своем противнике и подавлять в себе. Гуманность, душевные качества и мастерство этого человека уже давно были известны всему миру, но британский посланник впервые его увидел своими глазами. Лангсдорф был силен духом, но худ, бледен и выглядел гораздо моложе, чем ожидал Миллингтон-Дрейк. Интересно, что сейчас происходит в его голове? – подумал англичанин.
До назначенного часа оставалась минута или две. Раздался звонок, секретарь министра встал и вошел в кабинет. Из-за двери послышались голоса. Немцы терпеливо ждали. Они молчали и даже не смотрели друг на друга. Все уже было сказано. Ровно в семь часов распахнулась дверь, и секретарь объявил о приходе немецких гостей. Лангманн вошел в кабинет, Лангсдорф следовал за ним. Последовал обмен приветствиями.
Доктор Гуани встал, чтобы принять посетителей. Лангманн слегка взмахнул рукой – сей жест сходил за нацистское приветствие для малых народов – и сказал:
– Господин министр, вы уже встречались с капитаном Ганцем Лангсдорфом, командиром «Адмирала графа Шпее».
Лангсдорф отдал честь. Гуани поклонился и проговорил:
– Пожалуйста, садитесь, господа. Давайте отбросим формальности.
Лангсдорф улыбнулся, но не сел, а принялся ходить взад-вперед по кабинету, словно по квартердеку своего корабля, держась на некотором расстоянии от политиков. Лангманн аккуратно опустился на тот же неудобный диван и проговорил:
– Итак, теперь ваше превосходительство знает все факты.
Гуани мягко прервал его:
– Давайте посмотрим, все ли я правильно понял. – Он надел очки, переложил несколько бумаг на столе, нашел ту, которая была нужна, и прочитал вслух: – «Вчера рано утром в районе Пунта-дель-Эсте состоялось морское сражение. Немецкий карманный линкор „Адмирал граф Шпее“ был атакован тремя британскими крейсерами: „Эксетер“, „Аякс“ и „Ахиллес“. Немецкий карманный линкор одержал победу. Имеются свидетели, видевшие, как „Эксетер“ взорвался, а остальные британские крейсера вышли из боя и скрылись. „Граф Шпее“ получил незначительные повреждения…»
Лангсдорф резко остановился, прервав свою прогулку по квартердеку, и вопросительно взглянул на посла. Тот поспешил вмешаться:
– Это не совсем так.
– Не так? – переспросил Гуани.
– Нет, – последовал уверенный ответ. – «Граф Шпее» получил серьезные повреждения и в таком состоянии не может выйти в море.
С напускным изумлением Гуани воскликнул:
– Но я зачитал отрывок из официального коммюнике вашего собственного правительства, переданного вашим же официальным агентством – Дойчес нахрихтен бюро – сегодня в 13:15 по Гринвичу.
Лангманн выдавил улыбку, показав, что оценил небольшую шутку уругвайского министра, и пустился в объяснения:
– Ваше превосходительство знает, что в военное время официальные новости должны принимать во внимание психологию людей, заботиться об их морали… Но конечно же ваше превосходительство шутит.
Гуани вежливо улыбнулся и подождал, не скажет ли немецкий посол еще что-нибудь, но тот молчал. Тогда министр иностранных дел повернулся в другую сторону и обратился к Лангсдорфу, который молча наблюдал за словесной дуэлью двух дипломатов. В упор глядя на немецкого капитана, Гуани задал прямой вопрос:
– Капитан Лангсдорф, как вы оцените ущерб, причиненный вашему кораблю?
Лангсдорф подумал, прежде чем ответить:
– У меня уничтожены камбузы, и я не могу кормить людей. Что касается других повреждений, вы присылали на борт техническую комиссию. Ей показали все.
Гуани кивнул и, также обращаясь к Лангсдорфу, сказал:
– Да, у меня есть отчет комиссии. Сколько, по-вашему, нужно времени, чтобы вернуть ваш корабль в мореходное состояние?
Прямой вопрос требовал столь же прямого ответа. Лангсдорф нахмурил брови и произвел в уме быстрые подсчеты. Но Лангманн не дал ему ответить, заявив:
– По моим подсчетам, от двух до трех недель. – Он сделал паузу и еще раз повторил: – Хотя бы две недели, господин министр.
Гуани заметил:
– Моя комиссия предлагает сорок восемь часов.
Удар был прямым и неприкрытым. Лангманн лишился дара речи. А Лангсдорф резко проговорил:
– Ваше превосходительство, только в надстройке корабля шестьдесят четыре пробоины.
Гуани заглянул в лежащие перед ним бумаги и поправил:
– Шестьдесят пять.
Немцы потрясенно переглянулись. Маленький министр встал и официально объявил:
– Учитывая выводы комиссии и просьбу вашего правительства продлить двадцатичетырехчасовой период по статье о чрезвычайных обстоятельствах международного соглашения, мое правительство решило продлить ваше пребывание в порту на семьдесят два часа для приведения вашего корабля «Адмирал граф Шпее» в мореходное состояние. Этот срок истекает ровно в восемь часов вечера 17 декабря.
Гуани сделал паузу. Лангманн неожиданно рванулся вперед. Вскочив на ноги, он в дикой ярости взглянул на маленького человека за широким столом, который позволил себе обойтись с жизненно важными интересами великой немецкой нации, как с повседневной рутиной, не стоящей внимания. Он хотел заговорить, но Гуани взглядом остановил его и, не повышая голоса и не меняя тона, закончил:
– Согласно статье тридцатой Гаагской конвенции вам запрещается производить какой бы то ни было ремонт с целью повышения огневой мощи вашего корабля.
Лангсдорф слушал, опустив голову. Для него это был смертный приговор.
Лангманн и Гуани долго смотрели друг на друга. Немец отвел глаза первым. Он взглянул на Лангсдорфа, потом снова на Гуани. Он пытался что-то сказать, но не мог найти слов. Он попал в ситуацию, которую не предвидели его руководители, и не мог найти выход. Привыкший запугивать других, он не был готов к такому сокрушительному удару со стороны маленького министра. Глаза Гуани смотрели на немца в упор. Взгляд был спокойным, но несгибаемым. За его спиной находился не только портрет Артигаса на стене, но и вся сила закона и демократии. Немецкий посол сделал глубокий вдох и медленно глухо произнес:
