Андрей Орлов - Битва за Берлин последнего штрафного батальона

И тут загудели собравшиеся солдаты 454-го стрелкового полка. Стали выгораживать своих – мол, расслабились, но это понятно: парни с честью воевали, дрались как львы, освобождая город от немецко-фашистских захватчиков. У них заслуги, они отличные солдаты, и у каждого свой счет к врагам – у одного под Донецком фашисты семью заживо в амбаре спалили, у другого жена в оккупации повесилась, когда ее в офицерский бордель хотели определить. Не имеют права выместить свои чувства, не натерпелись? Подумаешь, немку снасильничали, подумаешь, мужика какого-то угандошили… а чего он полез поперек советских солдат, когда они в квартиру ворвались с ответственной миссией, выполняя приказ командования? Какое же это преступление? А как фашисты в нашей стране хозяйничали – неужто не ответим той же монетой? Да накося, выкуси, пробил час мести! На соседней Альбертрее вон вчера под вечер выгнали народ из бомбоубежищ – вся улица в них натолкалась – приличных баб отсортировали и всю ночь в пустом ресторане по кругу пускали и шнапс глушили. Такой вой стоял на округу! Так ни один офицер даже не пикнул – понятливые люди, знают, что нужно солдату после боя…

Под шумок однополчане прикрыли собой проштрафившихся, и тех сдуло в ближайшую подворотню.

– Пойдем, Максим, – шепнул Борька Соломатин. – Мерзко все это, но что мы сделаем? Издержки войны, так ее в дивизию… Не будем же мы драться с этими уродами – их в несколько раз больше…

Разрушенный город окутывали легкие сумерки. В кварталах к востоку от парка Тиргартен все еще было неспокойно. Мирные жители здесь почти не попадались. Из развалин доносились выстрелы. Рванула мощная граната, и обрушилась часть этажа, висящая на честном слове. Облако пыли взметнулось над районом. В глубине квартала разразилась беспорядочная стрельба. По примыкающей улочке пробежали несколько десятков автоматчиков. Конная упряжка в том же направлении проволокла пушку.

– За мной! – скомандовал Максим. – Подсобим служивым.

Один из немногих уцелевших в районе опорных пунктов, до этого часа он почему-то помалкивал. Располагался он в приземистом двухэтажном здании, окруженном деревьями и кустарником. Оно стояло особняком и было крайне неудачным объектом для пункта обороны: над ним возвышались более высокие дома. Впоследствии выяснилось, что этот дом был выбран случайно. Группа немецких военнослужащих пробиралась на запад из оккупированного Копёника, и в этом районе ее заметили. Немцам пришлось укрыться в доме и спешно выстраивать оборону – у них были пулеметы, фаустпатроны и достаточное количество гранат. Бойцы из 74-й гвардейской дивизии, входящей в 29-й стрелковый корпус армии Чуйкова, в считаные минуты обложили здание и открыли по нему ураганный огонь. Немцы отстреливались, но красноармейцам не повредили – те держали дистанцию и штурмовать здание в лоб пока не собирались, поджидали артиллерию.

Конная упряжка уже протискивалась по узкой улочке, возница кнутом и молодецким посвистом подгонял лошадок, сзади пушку подталкивали красноармейцы. Позицию для обстрела уже подготовили за углом – туда не долетали пули и гранаты. Штрафники рассыпались вдоль фасада пятиэтажки, залегли. Максим пополз к энергичному офицеру, отдающему команды из-за разрушенной трансформаторной подстанции. Его бойцы перебегали, прятались за укрытиями, стреляли по окнам. Чахлый сквер от искрящего «светлячками» здания отделял внушительный пустырь.

– Здравия желаю, товарищ капитан, – плюхнулся рядом с офицером Максим.

Тот покосился на него без особого радушия.

– Ну и рожа у тебя… Кто такие?

– Штрафной батальон 27-й гвардейской дивизии. – Коренич в нескольких словах описал злоключения батальона. – Вы же из 8-й армии, товарищ капитан? Мы своих уже замаялись искать, где только не воюем – как какие-то приблудные, ей-богу.

– Ну, мать твою, ты у меня еще дорогу спроси, нашел время, – капитан грубовато хохотнул. – Ладно, все в порядке, нас всех тут немного закружило. Капитан Червонный, 3-й полк 74-й гвардейской дивизии. Представь себе, приятель, тоже третий день не могу добраться со своими ребятами до штаба дивизии. То тут отвлекут, то там – такими темпами мы точно под трибунал угодим за оставление позиций… Да, это армия Чуйкова, но хрен бы знал, где воюет твоя 27-я дивизия. Когда 5-я армия рейхстаг брала, она вроде с юга прикрывала, атаки фрицев от рейхсканцелярии отбивала, а вот где ее сейчас носит… Думаю, ты промахнулся со своими парнями, лишку на юг протопал. Двигайте в северо-западном направлении – и будет вам радостная встреча.

– Ясно, товарищ капитан, – вздохнул Коренич. – Вы просто здорово нам помогли. Помощь требуется?

– Издеваешься? – усмехнулся Червонный. – Да у меня тут людей как грязи. Ты еще со своими отбывающими наказание. Только не хочется людей зазря класть, Коренич, понимаешь? Даже твоих не хочется. Война ведь кончилась – ну, не поймут меня их родные, когда похоронки получат.

– Согласен, товарищ капитан. Обидно умирать в такое время. А вы их из пушки достаньте – вон, артиллерия уже готова, машут вам…

– А я что делаю? – усмехнулся Червонный.

После краткого затишья обложенное здание вновь полыхнуло огнем. Немцы не жалели боеприпасов. Гавкнула пушка. Советские артиллеристы уже наловчились стрелять прямой наводкой в берлинской мясорубке: единственное крыльцо дома разворотило в щепки, в центральной части здания прогремел взрыв. Посыпались стекла из окон, вывалились несколько рам. Второй снаряд отправился вдогонку за первым, и разрушения стали катастрофическими. В здании занимался пожар, было слышно, как рушатся внутренние стены, отрываются распорки, удерживающие балки перекрытий. Но внешние стены пока держались. Под радостные вопли «болельщиков» артиллеристы перенесли огонь, и теперь во всем здании рвались снаряды, вырывались клубы дыма и пламени, частично обрушилась крыша.

– Молодцы, артиллерия! – задорно кричали бойцы.

– Всегда ваши! – хохотал рябоватый заряжающий. – Обращайтесь, если что!

– Русские, не стреляйте, мы сдаваться! – в паузе между пушечными выстрелами донеслось из дома, и из разрушенного проема высунулась рука с белой простыней. – Просим не стрелять, мы сдаваться!

– Капитулирен, проще говоря, – усмехнулся Червонный. – А куда бы вы делись, голуби подрезанные. Не вы первые, не вы последние… Прекратить огонь, никому не подниматься! – проорал он громовым голосом, и в окрестностях горящего здания воцарилась тишина; слышно было лишь, как осыпается в здании кладка, падают на чердак элементы кровли. – Эй, немчура, просим на выход, заждались уже! Обещаем не стрелять!

Солдаты выбирались из укрытий, посмеиваясь, держа автоматы наперевес. Не впервые сталкивались с подобной ситуацией – немцы тоже люди, может, и верят в загробную жизнь, но ценят тутошнюю, да и кто их там пустит в рай?..

И внезапно из охваченного пламенем здания ударил пулемет. Два бойца упали, третий схватился за грудь, недоуменно уставился в небо, выронил автомат и очень неохотно, цепляясь за воздух скрюченными пальцами, осел на землю.

– Идиоты! – схватился за голову Червонный. – Я же сказал, никому не высовываться… Красноармейцы, огонь!

Стреляли дружно, свирепо, с сатанинской мстительностью опустошая магазин за магазином. Вновь заговорила полевая пушка. Снаряды пробивали кладку, рвали в клочья оконные переплеты. Закачалась, теряя опору, часть внешней стены, стала осыпаться, проседать…

– Русские, просим не стрелять, мы сдаваться!!! – орал, срывая голос, немец. – Мы, правда, сдаваться!!!

– Хрен уж вам, вышли из доверия, вторая попытка не засчитывается, – бормотал капитан Червонный, сжимая кулаки, и злорадно урчал после каждого попадания снаряда.

Всё меньше оставалось преданных делу рейха. В районах, отдаленных от гремящего центра, устанавливалось шаткое затишье. Пожилые женщины подметали тротуары у своих домов, не смотрели на солдат, прятали глаза. Мужчин не было видно. Уже практически стемнело. С захваченных зенитных башен – Зообункера, Гумбольдтхайна и Фридрихсхайна, бывших неприступных крепостей, – советские солдаты запускали мощные осветительные ракеты. Но большая часть Берлина погружалась в пугающую темноту, опасную для всех – и русских, и немцев…

Передвигаться в этом мраке было рискованно. Штрафников остановили на блокпосте на стыке районов Бритц и Мариендорф. Начальник смены от души порадовался за штрафников – его подчиненные не успели открыть по ним огонь. Он понятия не имел, где находится 27-я дивизия, его бойцы следили лишь за двумя короткими отрезками улицы, а что было за ними – он не знал. Попенял Кореничу, что тут ходить опасно, тем более такой небольшой компанией. Недобитые немцы все еще постреливают, прячась в темных углах. Временами целые группы прорываются на запад – в оккупационную зону союзников. Эдак недолго и нарваться – не на чужих, так на своих…