Александр Лысёв - Погибаю, но не сдаюсь! Разведгруппа принимает неравный бой
– Милейшее соседство, однако, – с улыбкой произнес Лукин, сдвигая фуражку на затылок. – Ты не находишь, Жорж?
Марков только отшутился и махнул рукой. Протянул мечтательно:
– Эх, отоспаться бы…
Оказалось, не тут-то было. Порядки на новом месте завели прямо как в военном училище. Утро начиналось с поверки и молитвы, затем следовали занятия. Передвижения – строем. Гоняли основательно. Все исключительно по уставу. Марков и Лукин временами вспоминали даже родной кадетский корпус. Зато на душе было бодро и весело.
А потом влюбился Лукин. Сашка пропадал вечерами, несколько раз просил Маркова подменить его по службе. Как-то даже удостоился замечания от командира офицерской роты за недостаточно прилежное исполнение своих обязанностей. За опоздание из увольнения Лукин загремел под арест. Отсидев положенный срок, тут же скрылся куда-то опять.
– Может быть, наконец расскажешь, кто она? – поинтересовался у друга Марков.
– Она? – блеснул зелеными глазами Лукин. – Она самая замечательная!
Марков расхохотался – объяснил, так объяснил!
– Милейшее соседство, говоришь? – подмигивая, кивнул Марков на корпуса девичьего института у них за спиной.
– Да! – светился от счастья Сашка.
Лукин познакомил их на следующий день. Лиза действительно оказалась замечательной. Добавить было нечего – Жорж был просто рад за друга. Это само по себе казалось тогда настоящим чудом, что после нескольких лет мировой войны, в разгар войны гражданской можно просто так вот радоваться за своего ближнего. Совершенно бескорыстно. Через неделю Марков получил приглашение на свадьбу. Все было скромно, светло и необычайно искренне. Платья, погоны, тихое потрескиванье свечей в храме. Сашка и Лиза были на венчании такие серьезные, красивые и – Марков вдруг отчетливо это заметил именно тогда – необычайно молодые! После был банкет с однополчанами. Спустя три дня они выступили из Новочеркасска в поход…
– Теперь очередь за тобой, Жорж! – смеялся Лукин. – Желаю удачи!
Весной 1919-го во время тяжелых оборонительных боев в Каменноугольном районе с Марковым и вправду произошла история, которая могла бы, пожалуй, рано или поздно привести к исполнению Сашкиного пожелания. Начало ее было отнюдь не мирным. Конный разъезд под командой поручика Маркова двигался по территории, считавшейся подконтрольной добровольцам, когда за грядой холмов раздались звуки выстрелов. Дав лошадям шпоры, быстро вынеслись на гребень. Внизу, по пыльной полевой дороге, прямо на них несся закрытый экипаж. На облучке пожилой солдат в белой рубахе испуганно нахлестывал четверку лошадей. Рядом с ним, отчаянно мотаясь из стороны в сторону, восседал какой-то седобородый господин в гражданском костюме с винтовкой на коленях. Рассыпавшись веером, экипаж догоняли разношерстно одетые всадники. Их было около дюжины.
– Бандиты! – процедил сквозь зубы Марков, быстро вскинув бинокль к глазам. И скомандовал разъезду: – Спешиться! В цепь!
Побросав поводья коноводу, несколько дроздовцев с карабинами на изготовку заняли позицию на гребне холма. Медлить было нельзя – преследовавшие экипаж всадники могли вот-вот поравняться с ним. Тогда стрелять станет невозможно.
– То-о-всь! – прокричал Марков. – Залпом – пли!!!
Дружный залп снес половину преследователей.
– За мной! – крикнул Марков, взлетая в седло и обнажая шашку.
Они вынеслись из-за холма, ударив по уцелевшим бандитам с фланга. Все было кончено в считаные секунды. Последнего неприятеля Марков догнал на бешеном галопе уже у самого экипажа, с размаху рубанув по спине. Тот кулем повалился из седла в дорожную пыль. Придерживая разгоряченного скачкой коня, Марков описал дугу и уже шагом вернулся обратно. Спешившись, дроздовцы останавливали экипаж, взяв под уздцы взмыленных лошадей. Сняли с облучка застреленного солдата. Седобородый господин спрыгнул сам. Он был бледен, тем не менее неумело, но твердо сжимал винтовку обеими руками за цевье, как весло.
Марков спрыгнул с коня, подходя, вогнал шашку обратно в ножны.
– Поручик Марков! – козырнул штатскому.
– Профессор Шапошников, – приподнял котелок седобородый. И, отворяя дверцу экипажа, проговорил:
– Варенька, не волнуйся, все хорошо!
Из экипажа выглянула барышня в дорожном платье и простой белой косынке на голове. В руках девушка держала маленький браунинг, продолжая направлять его на дверь. Широко раскрытые голубые глаза были устремлены прямо на Маркова. Как притянутый магнитом, Марков сделал еще шаг вперед, вновь беря под козырек, и представился повторно, склоняясь в полупоклоне:
– Поручик Марков! Вы находитесь под защитой вооруженных сил юга России!
– Варвара Николаевна, – просто отозвалась девушка, все еще держа в руках пистолет.
– Вы позволите?
Браунинг перекочевал к Маркову. Он снял его с предохранителя.
– В следующий раз в подобном случае делайте так.
– Благодарю вас, поручик.
Вечером Лукин, лежа поверх покрывала на кровати в домике, где они квартировали вместе Марковым, говорил:
– Какая романтическая история! Он спасает ее от разбойников… Непременно должно быть продолжение.
– Прошу тебя, Сашка, перестань, – медленно и старательно скобля перед мутным зеркальцем опасной бритвой подбородок, отвечал Марков.
– А куда это ты собрался, Жорж?
– Я приглашен к Шапошниковым на чай.
– Вот как…
– Сашка! Брось свои шутки и немедленно отдай полотенце!
– Да какие тут шутки! Жаль, что зеркальце маленькое. Видел бы ты целиком свою довольную физиономию.
– Как Лиза? – перевел разговор на другую тему Марков.
– Прислала письмо…
Оказалось, профессор Шапошников с группой единомышленников продолжает вести изыскательские работы: обследует и изучает районы Каменноугольного бассейна.
– Вы не представляете, Георгий, какие природные богатства остаются еще не выявленными на нашем юге, – говорил профессор Маркову.
– Так ведь сейчас не самое подходящее время для подобных трудов, Николай Евгеньевич, – замечал Марков. – И путешествовать опасно.
Шапошников поглядел на него пристально, произнес с уверенностью:
– Смута пройдет – Россия останется!..
Марков по возможности помогал деятельности маленькой экспедиции. Несколько раз сопровождал Шапошникова в недалекие поездки. Всегда недурно рисовавший, Марков оформлял изыскателям какой-то альбом топографических съемок. Отдавая готовую работу Варваре Николаевне, вложил на первую страницу ее собственноручно нарисованный им портрет в карандаше.
– Ах! Какая прелесть! – воскликнула Варя, открыв альбом, и тут же вся зарделась.
– Вам вправду понравилось?
– Да. Я очень редко нравлюсь себе даже на фотографических карточках. А тут такой замечательный рисунок…
На Маркова глядели, радостно светясь, такие большие и чистые голубые глаза.
Он вытащил из-за спины букетик полевых ромашек.
– Это вам. Извините, отчего-то лавки, торгующей розами, в степи не обнаружилось. Но обещаю исправиться – в следующий раз отыщу всенепременно.
Следующего раза не представилось. Летом началось большое наступление на Москву. Полк уходил вперед, на север. Шапошникову и его группе, напротив, нужно было уезжать на юг. Перед расставанием они с Варей снялись на карточку у случайного заезжего фотографа.
– А портрет, который вы нарисовали, лучше, – улыбнулась девушка, разглядывая полученный снимок.
– Пусть портрет будет у вас, а карточка у меня.
– Вот адрес нашего бюро в Новороссийске, – протянула Маркову сложенный пополам листок Варя.
Он вложил карточку в листок и убрал в нагрудный карман гимнастерки.
Потом были головокружительные успехи, взятие Харькова, директива о наступлении на Москву. В осенних боях Марков был ранен. Дроздовцы атаковали, как обычно, образцовыми цепями, без выстрела. Русская пуля с той стороны попала Маркову в левое предплечье. Его эвакуировали с фронта в харьковский госпиталь. Из госпиталя Марков написал три письма Варе в Новороссийск – ответа не последовало. Наверное, опять в разъездах, подумал тогда поручик. Лечили в госпитале недурно, заботились, но Маркову не понравилась атмосфера в белом тылу осенью 1919 года.
– Ты знаешь, – говорил он приехавшему навестить его Лукину, – все ведут себя так, как будто ничего в России не случилось. Будто можно просто взять, вернуть свое потерянное барахло, высечь бунтовавших холопов и зажить прежней жизнью. Это глубоко неправильно, Сашка. Нужно усилие духовное. А его мало, Сашка. Его на всех не хватит, если так дальше пойдет…
Лукин слушал его вполуха.
– У нас с Лизой родился сын, – сообщил Сашка. Он просто светился от счастья. – Я здесь проездом. Мне дали отпуск.
– Здорово! Поздравляю! – одной рукой обнял друга Марков.
– Назвали Ванечкой…
Лукин уехал к жене и сыну. Марков быстро шел на поправку. Разрабатывая руку, стал посещать зал гимнастической фехтовальной школы. Он был поражен, что такой замечательно оборудованный зал практически пуст – большинство выздоравливающих офицеров предпочитало проводить время по ресторанам и казино. Они часами упражнялись на эспадронах с капитаном Лилье, инструктором фехтовальной школы. Лилье, как и Марков, служил в полковой разведке в Великую войну. Капитан обучал Маркова французской борьбе, а также показал массу приемов рукопашного боя, которыми поручик раньше не владел. Особенно хорош был бросок ножом от бедра без замаха. Марков упражнялся часами, издалека вгоняя оружие в деревянную колобашку, добиваясь того, чтобы нож всякий следующий раз попадал в то же место, куда и предыдущий. Когда Марков вернулся обратно в полк поздней осенью 1919 года, чаши весов в борьбе белых и красных еще колебались. А потом белый фронт стремительно покатился обратно к югу.
