Евгений Сухов - Связной
— Ты меня лучше спроси, какая девушка не любит конфет? Тем более шоколадных! — мило улыбнулась Люся.
— Тоже верно. Так ты пойдешь?
— Только если ненадолго… У меня еще по хозяйству много дел.
— Конечно, — воодушевился Геннадий, припоминая, что последний раз приглашал к себе девушку еще до войны. Нельзя сказать, что последующие годы он прожил монахом, но встречи эти были скоротечными, незапоминающимися, незатейливыми, где ложем любви чаще всего служила скрытая от посторонних глаз лесная поляна, а порой землянка, где приятели, проявляя мужскую солидарность, оставляли молодых на часок.
Так что и вспоминать, по большому счету, ему было просто нечего, а та милая девчонка, с которой он был знаком еще до войны, оставила в его душе лишь печальный свет несостоявшейся любви.
Все могло произойти глубже и по-серьезному. А они, испытав первую близость, при следующей встрече просто шарахнулись друг от друга, как перепуганные коты, чтобы уже более никогда не быть вместе.
— Потом я провожу тебя до самого дома.
— А вот до самого дома не нужно, — мягко произнесла Людмила.
— Это почему же? — обескураженно спросил Геннадий.
— А вдруг у самого подъезда меня поджидает какой-нибудь кавалер, и ты его испугаешь?
Геннадий внимательно посмотрел на нее. Женщины очень загадочные создания, трудно понять, когда они говорят всерьез, а когда шутят.
— Я провожу тебя до того самого места, которое ты мне покажешь.
— Обещаешь, что не будешь подглядывать на таинственного воздыхателя? — с недоверием спросила Людмила.
Похоже, она провоцировала его всерьез. Вот только настоящее чувство способно выдержать любые испытания.
— Я преодолею любопытство, — твердо пообещал Геннадий.
— Тогда пойдем… Чего ты так нахмурился? Я же пошутила по поводу кавалера, — сказала Людмила и, взяв Геннадия за руку, повела из парка.
В горле запершило. На какое-то время он почувствовал себя деревянным и неестественным, как если бы руки и ноги принадлежали кому-то другому. Пришлось протопать добрую сотню метров, прежде чем удалось почувствовать себя прежним. Очень хотелось верить, что в этот самый момент никто не дышит ему в спину.
Здания, соблюдая светомаскировку, были затемнены, только через узкие щелки едва проникал тусклый свет, который терялся на расстоянии вытянутой руки. Вошли в подъезд — мрачный и на первый взгляд совсем нежилой, только запах пряного варева, струившегося откуда-то с верхнего этажа, указывал на то, что помещение обитаемо.
— Осторожнее, — подсказал Геннадий, — у нас ступени высокие, можно споткнуться.
Поднялись на второй этаж.
— А вот и моя дверь.
Чиркнув трофейной зажигалкой, Копылов показал на дощатую дверь, обитую картоном. Достав ключ, долго не мог попасть в замочную скважину. И когда дверь распахнулась, тонко пискнув на стертых петлицах, почувствовал невероятное облегчение.
Щелкнув выключателем, произнес:
— Кажется, отключили свет… Досадно… Ведь совсем недавно был.
— У нас тоже такое нередко случается, — подтвердила стоявшая рядом Людмила.
— Чайник на кухне… Нужно поставить на плиту. Правда, в темноте придется немного повозиться, — извинился Геннадий. — Но я не знал, что так получится.
Неожиданно он почувствовал, как тонкие девичьи руки обвили его шею, а на щеках ощутил горячее дыхание Люси, заставившее сильнее забиться сердце. Да что же с ним такое происходит? В какие только передряги не попадал, не однажды находился на волосок от смерти, а тут от девичьего поцелуя заволновался, как незрелый подросток!
— А может, это и к лучшему, — жарко выдохнув, произнесла Людмила.
Подхватив девушку на руки, совершенно не ощущая при этом ее веса, Геннадий понес ее на кровать. Слегка задел стол, недовольно скрипнувший тяжелыми ножками. В самом углу комнаты рассмотрел очертания кровати и бережно положил ее поверх покрывала, мимоходом подумав о том, что ложе слишком узкое для двоих.
Не разжимая объятий, Люся произнесла, не сумев спрятать женскую тоску:
— Как же я соскучилась по мужским рукам! Ты только не торопись. Я бы хотела выпить эту ночь по капелькам.
— Обещаю, что так оно и будет, — снял гимнастерку Геннадий.
Торопливее, чем следовало бы, стянул галифе. А потом медленно принялся расстегивать на Людмиле кофточку. От запаха девичьего тела закружилась голова. Поцеловал ее в грудь, в живот. Кожа у Людмилы была атласная, нежная. Девушка тихо постанывала от ласковых и умелых прикосновений. Геннадий погладил ладонями набухающую упругую девичью грудь и будто бы хотел испить ее до дна, взяв губами затвердевший сосок. Людмила изогнулась дугой, слегка вскрикнула раненой птицей, а потом, расслабившись, прижала его голову к своему телу и попросила негромко:
— Еще… Боже, как хорошо!
Его губы касались шеи, груди, живота обнаженной девушки, отзывавшейся на каждое прикосновение слабым стоном.
— Еще… еще… — повторяла Людмила. — Я не знаю, что со мной происходит… Что же ты со мной делаешь?..
— Ты красивая, я не встречал более красивой девушки, чем ты.
— Тебе это только кажется. Я обыкновенная… Иди сюда…
Осознав, что настало его время, Копылов погладил прохладные девичьи бедра и мягко опустился на Людмилу…
…Геннадий обессиленно откинулся на спину. В темноте отыскал пальцы Людмилы и слегка сжал их.
— Что это было? — спросила она, повернув к нему лицо.
— О чем ты?
— Ты меня чуть на тот свет не отправил.
— Отчего? — изобразил удивление Копылов.
— От благодати. Я просто куда-то улетела, даже не думала, что такое может быть.
— Знаешь, я старался, — честно признался Копылов.
— У тебя это очень хорошо получилось.
Умолкли. Разговаривать не хотелось. Просто смотрели в потолок, думая каждый о своем. Неожиданно Копылова посетила мысль, что с такой девушкой хорошо коротать целый век. Во всяком случае, прежде такие мысли его не посещали.
Неожиданно в коридоре вспыхнул свет, и рассеивающаяся полоска, преодолев большую часть площади, добралась до кровати, застыв на дощатой неровности светлой трапецией.
— Дали свет, — произнес негромко Геннадий.
— Это хорошо. Мы не поторопились?
— Нет.
Подниматься не было желания. Просто хотелось лежать, чувствуя тепло любимой девушки. Знакомы все-то одну ночь, а такое впечатление, что их связывает, по крайней мере, несколько лет, прожитых вместе.
— У меня к тебе есть одна просьба, — пододвинулась Людмила поближе. В полумраке она выглядела немного старше своих лет, что совершенно не сказалось на природном очаровании.
— Говори, — охотно откликнулся Геннадий. — Выполню с удовольствием.
— Просьба не очень обременительная. На завтра я договорилась встретиться со своей подругой.
— Какое-то торжество? — живо поинтересовался Копылов.
— Совсем нет, — хлипкое плечико слегка дрогнуло, — просто мы давно не виделись. Хотели просто поговорить.
— О своем, о девичьем, — улыбнулся Геннадий.
— Можно сказать, что и так, — согласилась Людмила. — Она постоянно хочет меня с кем-то познакомить, и я уже устала от всех ее предложений. Пусть знает, что у меня теперь есть… поклонник. Я бы хотела, чтобы ты пошел со мной.
— Ах вот оно что. А сама она не одна?
— Она замужем за очень хорошим человеком. Причем у них такая безумная любовь, которой можно только позавидовать. Так что ты скажешь?
— Надеюсь, что они милые, симпатичные люди.
— Можешь не сомневаться. Это действительно так.
— Я с удовольствием. А где мы встречаемся?
— Давай встретимся завтра, в шесть часов у кинотеатра.
— Договорились. Я куплю каких-нибудь хороших конфет. Не идти же в гости с пустыми руками.
— Хорошо. А сейчас мне нужно идти.
Люся неожиданно поднялась, не стесняясь своей ослепительной наготы, подошла к стулу, на котором была развешана ее одежда, и принялась быстро одеваться.
Геннадий едва подавил вздох разочарования. Все самое лучшее в жизни заканчивается очень стремительно.
— Я тебя провожу.
Он лениво потянулся за гимнастеркой, лежавшей на стуле. Оставалось только удивляться, в какой именно момент Людмила так аккуратно сложила свою одежду. Женщины вообще загадочные существа.
Включив свет, она уже прихорашивалась перед зеркалом. Красивыми движениями подправляла слегка сбившуюся прическу, подвела губной помадой уголки губ, черным карандашом зачернила и без того темные брови и, победно повернувшись к Геннадию, продолжавшему возиться с галифе, чуточку раздраженным тоном поинтересовалась:
— Ты готов?
— Почти.
— Господи, какой ты лохматый, давай я тебя причешу. — Людмила вплотную подошла к Геннадию, так, что он почувствовал приятный запах ее духов, и принялась разглаживать непокорную челку. Пальчики тонкие, нежные, так и простоял бы под ее лаской всю оставшуюся жизнь. — Вот теперь порядок.
