Ганс Кирст - Покушение
Бертольд фон Штауффенберг долго смотрел вслед самолету, пока он не превратился в точку, мерцающую на горизонте. Его лицо оставалось бесстрастным, и лишь глаза подернулись влагой.
Подвал в доме номер 13 по Шиффердамм был разделен дощатыми перегородками на отдельные отсеки по числу квартир. В летнюю жару здесь гнил последний картофель, хранились жалкие остатки угля, на полках стояли уцелевшие банки с компотами и маринадами. Чемоданы, ящики и коробки, в которых прятали наиболее ценные вещи, громоздились до самого потолка. Однако проход был оборудован под «бомбоубежище».
Здесь-то и лежал труп Иоахима Йодлера — бывшего блоклейтера и управляющего домом. Йодлера-старшего положили поперек одной из скамеек, стоявших посередине. На его рубашке расплылось кроваво-красное пятно величиной с ладонь.
Фрау Валльнер была первой, кто его обнаружил. Она собиралась взять кое-что из мясных консервов, чтобы сделать приятное своему «гостю» после столь неспокойной ночи. Увидев труп Йодлера, она сделала шаг назад, затем внимательно осмотрелась и, убедившись, что одна в подвале, пробормотала:
— Таким я его и представляла в своих мечтах.
Потом фрау Валльнер все же решила: будет лучше, если она сделает вид, что ничего не заметила, и быстро удалилась. По лестнице она поднималась почти бегом.
В этот момент она и наткнулась на Шоймера. Тот поздоровался с ней, стараясь придать себе солидности: он вроде бы приподнял шляпу и одновременно воздел руку в гитлеровском приветствии. Точно определить это было бы практически невозможно — так хорошо он напрактиковался.
— Уже на ногах? — спросил он по-соседски дружелюбно. — Небольшая утренняя прогулка, не правда ли? У меня тоже появилась в этом потребность, надо насладиться новым днем.
— Если вы зайдете в подвал, взгляните, пожалуйста, на мой замок с секретом, — попросила фрау Валльнер. — Не дай бог, его взломают или я забуду запереть. В нынешнее время все может случиться.
Настроенный дружелюбно по отношению к людям, штудиенрат Шоймер быстрыми шагами спустился вниз по лестнице. Но не прошло и десяти минут, как он возвратился, заметно побледнев. Когда он увидел Йодлера, то воскликнул: «О боже!» — что было непроизвольным проявлением набожности, которую он обычно, как истинный философ, старался не выказывать. А после некоторых размышлений «философ» решил не только забыть о своем восклицании, но и вообще сделать вид, будто ничего не заметил.
— Хайль Гитлер, фольксгеноссин Шульц! — воскликнул капитан фон Бракведе иронически. — Удалось убрать уже всю грязь, которую натаскали за вчерашний день?
— Благослови вас бог, господин граф! — ответила уборщица и посмотрела на него, прищурившись. — Вы прекрасно выглядите. Видимо, хорошо провели ночь.
Бракведе спал всего несколько часов, но это не имело значения. Да и матушка Шульц относилась к числу тех, кому граф покровительствовал, — ее прислал один из его друзей, поскольку гестапо начало проявлять к ней интерес. Поэтому считалось, что на Бендлерштрассе она отбывает трудовую повинность.
Капитан пригласил матушку Шульц на чашечку кофе и был к ней внимателен, как к гостье. Впрочем, так оно и было на самом деле. А матушка Шульц знала, кто интересует графа в настоящее время — сотрудники, работавшие на Бендлерштрассе по ночам.
Однако по наблюдениям матушки Шульц никто особого рвения не проявлял, за исключением, пожалуй, друзей графа фон Бракведе.
— А полковник Мерц фон Квирнгейм вообще ни на минуту не расстается с письменным столом!
Они продолжали шутить еще некоторое время. Капитан фон Бракведе ценил сведения, добытые его людьми в течение ночи, — они помогали ему составить более полное представление о том, что творилось в этом доме.
— А что, этот Герберт тоже с некоторых пор относится к числу ваших друзей? — поинтересовалась матушка Шульц. — Во всяком случае, он упорно говорит об этом. Но я ему особенно-то не доверяю.
— Почему же вы ему не доверяете? — спросил капитан с подковыркой.
— Потому что он не умеет смеяться. У него не получается даже простой улыбки. Я бы такому не доверила даже орехи колоть.
— Вам бы работать в уголовной полиции, — заметил капитан.
— Как только представится возможность, я попытаюсь туда устроиться.
Затем граф Бракведе спустился на второй этаж по лестнице, покрытой плитами, имитирующими мрамор. Работа здесь еще только-только начиналась, поскольку офицеры в основном придерживались золотого правила чиновников — лишь бы время шло.
Однако генерал Ольбрихт был уже на месте, и они вместе с полковником Мерцем фон Квирнгеймом сверяли списки сбора по тревоге.
Капитан фон Бракведе присоединился к ним и, склонясь над бумагами, спросил:
— Очевидно, пытаетесь вскрыть источники возможных ошибок?
— Наш план сбора по тревоге переработан недавно с особой тщательностью, — заверил его генерал Ольбрихт. — Как только получим сведения, что у Штауффенберга все прошло по плану, мы начнем действовать.
Полковник Мерц фон Квирнгейм кивнул и добавил:
— На этот раз мы все ставим на карту, поэтому действовать будем не шаг за шагом, а сразу широким фронтом, всеми наличными силами и средствами. Это мероприятие вам по душе, не правда ли?
— К тому же оно соответствует и моим принципам, — заметил капитан фон Бракведе дружелюбно. — Но иногда на душе становится так тяжело, особенно когда задаешь вопрос: а что будет, если все закончится провалом?
— Тогда с нами будет покончено, — сказал генерал просто.
— Не следовало ли даже возможную катастрофу предусмотреть в наших планах, как это делают генштабисты, перед тем как начинать сражение? То есть возможное отступление, с тем чтобы избежать полного поражения.
Полковник Мерц фон Квирнгейм даже подался вперед:
— Вы имеете в виду принятие некоторых мер безопасности?
— Скажем лучше — мер предосторожности.
— Каких, в частности?
— В этом здании, например, слишком много бумаг, — заявил капитан. — Большую часть из них необходимо заблаговременно сжечь, чтобы они ни при каких обстоятельствах не попали в чужие руки. Об этом вы подумали?
— Конечно, — ответил Ольбрихт. — Подобные мероприятия предусмотрены, если что-то пойдет не так. При этом не следует забывать, что некоторые документы представляют собой, так сказать, историческую ценность…
— Господа, о вечности мы еще успеем подумать! — воскликнул капитан фон Бракведе иронически. — Речь идет прежде всего о требованиях сегодняшнего дня. И тут я могу посоветовать вам лишь одно: очистить все основательно! Сожгите все, без чего можно обойтись. Оставшееся же необходимо укрыть где-нибудь в безопасном месте. Что касается меня, то я уже это сделал.
Портфель все еще стоял у кровати, на которой лежали Элизабет и Константин. Полыхающее жарой солнце нового дня начинало проникать даже сквозь занавески.
— Я люблю тебя, — шептал Константин, целуя девушку в шею, и повторял снова: — Я люблю тебя…
— Да… — отзывалась Элизабет — в последние часы она говорила только это одно-единственное слово.
Оштукатуренный потолок высокой комнаты, отделанный бледно-серым орнаментом из роз, казалось, начал опускаться на них, наподобие крышки гроба, и они прижались друг к другу с закрытыми глазами.
Константину представлялось, что он падает в глубокую пропасть. Но вот он остановился, подхваченный ее руками, а все его тело начало лихорадить. Тяжело дыша, он спросил:
— А ты меня тоже любишь?
— Да, — сказала она снова торопливо и тихо и, обнимая его, добавила: — Помни всегда о том, что я тебя люблю, никогда об этом не забывай.
Она спрятала свое лицо в его руках. Яркое утреннее солнце припекало все сильнее. Однако ей не хотелось открывать глаза, она лишь дрожала от счастья и страха.
Дом номер 13 по Шиффердамм, казалось, плыл в неизвестность на гребне из пены, которая ни в коей мере не могла служить опорой. Окружающее перестало для них существовать, остались только они одни. И Элизабет вскрикнула, замирая.
А портфель из светло-коричневой кожи в ярких солнечных лучах светился, как сигнал предупреждения.
В 10.15 самолет связи «хейнкель» после трехчасового полета приземлился в районе Растенбурга в Восточной Пруссии. Первым из него вышел полковник Штауффенберг, генерал-майор Штиф и обер-лейтенант Хефтен — вслед за ним. Их фигуры отбрасывали длинные тени на изъезженную и исхоженную землю.
Пилот вытер пот со лба и с достоинством кивнул фон Хефтену, когда тот предупредил:
— В полдень будьте, пожалуйста, готовы к обратному полету в Берлин. После нашего появления вы должны будете взлететь через несколько минут.
Пилот был прежде всего солдат. Он получал приказы и выполнял их, как все другие солдаты. Как раз на это и рассчитывали люди с Бендлерштрассе. На этом же убеждении был основан и весь план «Валькирия». Приказы отдавались, и они должны были выполняться. Таково было положение дел в Германии.
