Борис Харитонов - Особое задание
Аккерман потянулся за сигаретами, закурил, некоторое время сидел молча, откинувшись на спинку стула, затем продолжал:
— Насчет нумерации и численности войск в Праге сейчас ничего не могу сказать. Специально этим вопросом не занимался. Думаю, что к следующему своему приезду в Замрск кое-какую информацию сумею собрать. Сейчас могу сказать только, что к югу от Бенешова имеется крупный учебный полигон, на котором постоянно проходят обучение войска численностью не менее дивизии…
«Вот кто мог бы наилучшим образом осветить положение в Праге! Лучшего напарника для Пичкаря не найти», — размышлял я, слушая Аккермана, а вслух сказал:
— Спасибо, товарищ Аккерман, за информацию. Ваши сведения очень содержательны, хоть и высказаны экспромтом. Но вы сами понимаете, что сейчас, в последние дни войны, положение может меняться с каждым часом. То, что важно и ново сегодня, на завтра уже устареет. Как вы смотрите на то, если мы дадим вам в Прагу радиста, который там, на месте, сразу же будет передавать советскому командованию все сведении о противнике, которые вам удастся собрать?
— Кто этот радист? — после короткого раздумья спросил Аккерман. — Он может легально жить в Праге?
— Радист свободно владеет чешским, словацким, венгерским и немного немецким языками. К следующей субботе, я думаю, мы сможем подготовить для него надежные документы. В воскресенье он может поехать в Прагу вместе с вами под видом беженца…
— Что ж, — решился Аккерман. — Я готов сделать все, что нужно. Первое время радист будет жить у меня, а дальше будет видно.
— Спасибо, Ярослав, большое спасибо.
— В этом мой долг. Ведь я коммунист! — ответил Аккерман, пожимая мне руку.
Утром Лобацеев вместе со сводкой движения грузов по дорогам передал в Центр:
«Центр. Соколову. Готовлю передислокацию „Икара“ в Прагу. Через неделю, как будут документы, переведу. Руководить группой „Икар“ будет чех Ярослав Аккерман. Бывший редактор газеты. Сейчас работает в областном земельном отделе в Праге. Очень умный и осторожный человек. Живет в Праге в отдельной квартире. Без семьи. Семья находится в селе Замрск. Имеет большие связи и полную возможность осветить положение в Праге и окрестностях. Крылов».
Началась подготовка к отправке Дмитрия Пичкаря в Прагу. Документы на имя Людвика Крейчи и «легенда», подготовленные еще в штабе фронта, в новых условиях не подходили. Нужно было продумать и разработать для него новую «легенду», оправдывавшую его появление в Праге, и подкрепить её соответствующими документами. Нужно было подготовить для «Икара» новую одежду, багаж, характерный для его новой биографии, продовольствие и деньги. Легче всего разрешался вопрос с деньгами. Собственно такого вопроса и не возникало. Мы в достаточной мере были снабжены немецкими рейхсмарками при отправке во вражеский тыл, а после наша касса регулярно и обильно пополнялась за счет денег, изъятых у захваченных в плен гитлеровцев.
Штабс-капитан Вовес сфотографировал Пичкаря и, отпечатав две фотокарточки, уехал с ними в Ческу Тржебову.
Вернулся он через день и привез два аусвайса, отпечатанные на прочной прорезиненной ткани серого цвета, и бланк кенкарты. В аусвайсы были вклеены фото Пичкаря и заверены соответствующей печатью и подписями. Такая же печать с немецким орлом, вцепившимся лапами в фашистскую свастику, красовалась и на бланке кенкарты, отпечатанной на плотном красном картоне. Оставалось только вписать в аусвайс и кенкарту имя владельца, и получались надежные, «железные» документы, выданные немцами.
Вовес привез также справку городской больницы, удостоверяющую, что «пан Отакар Вашел с 5 марта по 8 апреля 1945 года находился на излечении в больнице города Ческа Тржебова по поводу внезапной потери зрения, вызванной сильным нервным потрясением. Выписан с заметным улучшением состояния здоровья…» Такая справка значительно облегчала разработку легенды для Пичкаря, так как можно было объяснять, что из-за хронической болезни глаз на почве невроза он — человек призывного возраста — не был взят в армию.
Вовес достал из шкафа пузырек специальных черных чернил, тщательно прочистил перо и твердым каллиграфическим почерком вывел в аусвайсе: «Вашел Отакар». Перед тем, как заполнять графу «время и место рождения», глянул на меня:
— Значит, писать так, как договорились?
— Да, это самое лучшее, — кивнул я и еще раз мысленно повторил основные вехи новой биографии Пичкаря.
Родился 9 октября 1914 года в местечке Турья Быстра[9] (это он никогда не забудет, потому что действительно там родился, и проверить гитлеровцам это невозможно — там уже давно Красная Армия). Отец чех, мать немка. Отец погиб в 1916 году. Мать воспитала сына в немецком духе. До 1939 года работал лесником в лесничестве «Свалява». Мать умерла в 1940 году. Холост. После 1939 года как «фольксдойч» был назначен управляющим в имении «Свалява». В армию не был взят по болезни. В 1943 году переехал в город Попрад. Это проверить также невозможно — и там уже Красная Армия. В феврале вместе с беженцами — фольксдойчами из Словакии — приехал в Ческу Тржебову. Внезапно совершенно лишился зрения, что бывало с ним и раньше, и попал в больницу…
Вовес заполнил оба документа, еще раз внимательно их просмотрел и подал мне.
— Вот здесь нужно попросить фольксдойча Отакара Вашела сделать отпечатки правого и левого указательных пальцев. Отпечатки делаются специальной мастикой, но за неимением ее возьмите с собой эти чернила и суконку и помогите ему сделать отпечатки.
Вовес помолчал, обдумывая что-то, затем продолжил:
— Чистый бланк аусвайса пусть возьмет с собой, возможно, придется жить под другой крышей. Думаю, что больничная справка пригодится и для приобретения железнодорожного билета до Праги. Вы же знаете, что без специального разрешения передвигаться дальше чем за семьдесят пять километров не разрешается. Ну, желаю успеха Вашелу!
Последние дни перед отъездом в столицу Пичкарь жил в доме Богуслава Гоудека в Хоцени. Обдумывал и сживался с деталями своей новой биографии. Мы несколько раз с ним подолгу беседовали, обсуждали мельчайшие детали, старались предусмотреть любые возможные осложнения…
Задача перед Пичкарем стояла необычайно сложная. Вся Чехия, а особенно Прага, была в то время наводнена гестаповцами всех рангов и их агентурой. Жандармерия, гестапо, СД и другие карательные органы, в годы побед гитлеровской армии наводившие «новый порядок» на территории Украины, Польши, Румынии, Болгарии, Венгрии, теперь сбежались все сюда, на территорию маленькой Чехии.
Фронт Красной Армии, как крылья огромного невода, загнал в протекторат всех верных гитлеровских псов, набивших руку в расправах над участниками движения Сопротивления на оккупированных землях, и они здесь кишели, как рыба в мотне.
Трудно, очень трудно будет радисту в Праге.
— Будь очень осторожен, Дмитрий! — снова и снова напоминал я, — Каждый раз меняй место передачи. Больше одной радиограммы за один сеанс не передавать. Связь на передаче не больше двадцати минут. Могут сразу запеленговать. Имей в виду, что кафе, погребки, рестораны, парки, скверы, набережные и вообще все места, куда обычно любят заходить жители города, находятся под наблюдением. В таких местах никаких встреч назначать не следует. Люди, с которыми тебе придется работать, могут и не знать этих азов конспирации..
…В воскресенье шестнадцатого апреля на станцию Замрск к отправлению вечернего поезда Брно — Прага прибыла выручавшая нас не однажды «антилопа гну».
Ванясек направил «антилопу» в сторонку. Выключив мотор, вышел из машины, неторопливо, по-хозяйски обошел вокруг, пощупал рукой высокий бак газогенератора. Мы с Пичкарем сидели на заднем сиденьи — хотелось еще несколько минут побыть вместе, подумать. Впереди, через проход на перрон, спешили к поезду люди. К главному входу вокзала, мягко шурша по гравию шипами, подкатил серый «мерседес» с откинутым назад брезентовым верхом. Сидящий за рулем высокий мужчина помог элегантно одетой даме выйти из машины, достал из багажника желтый кожаный чемодан и вместе с дамой скрылся за гулко хлопнувшей дверью вокзала. Мы с Пичкарем молча переглянулись. Итак, радиостанция уже прибыла. Чемодан с рацией, комплектом батарей и вещами Пичкаря только что пронес на вокзал Вовес, провожавший свою жену. Власта Вовесова взялась провезти опасный груз до Колина, а затем встречным поездом вернуться обратно. Возле Пардубице немцы обычно проверяли документы и багаж пассажиров. Вовесова считала, что ей, как женщине, легче удастся избежать опасной ревизии.
— Ну, что ж, Дмитрий, пора, — тихо сказал я, обнимая Пичкаря. — Ни пуха тебе, ни пера!
— Пошел к черту! — на всякий случай тихо буркнул Дмитрий и решительно толкнул дверцу машины.
