Валерий Шкода - Был у меня друг
С этими словами Егор мотнул головой в сторону ямы. «Учитель» вновь расхохотался:
– Нет, это я уже здесь придумал, в Астрахани нет афганских крыс. Ваши крысы по сравнению с нашими – просто мышки. Видал, какие экземпляры? Два дня не кормлены, ждут тебя с нетерпением.
И тут…… Тут Егор взорвался! Думал, что сдержится, умрет спокойно, будет терпеть.… Но невесть откуда взявшаяся простая людская обида выплеснула в лицо этому душману последние остатки его человеческих сил:
– Сука! Сука ты паршивая! Будешь смотреть, как меня станут жрать эти твари и наслаждаться этой мерзостью? Кто ты после этого? Скажи – кто? Ублюдок ты конченый, и все вы ублюдки, не можете достойно казнить вашего врага. А я ведь уважал ваше право лишить меня жизни, до последнего уважал, пока к этой яме не подошел. Разве можно так казнить воинов? Неужели мы, русские, когда-нибудь до такого бы додумались? Да еще,… – от сильного душевного волнения Егор стал задыхаться, – еще на эту гнусность любоваться? Су-у-ки……
Мутные слезы катились по его ободранному и изуродованному лицу. Он не боялся смерти, потому что знал – ее нет, но умереть вот так? «Боже, неужели я должен и это выдержать? Как себя успокоить? Неужели я провалил выпускной экзамен?»
Последняя мысль была самой тяжелой.
– …Да вы хуже этих безмозглых созданий, которые бесятся в этой яме; они хоть не понимают ничего, а вы…… Ты! – неожиданно для самого себя Егор, с большим трудом поднявшись, сильно, как ему показалось, ткнул пальцем в грудь «учителю». – Тебя человеком-то назвать нельзя! Ты…… – не в силах больше выдавить из себя ни слова, Егор хрипло рычал, стоя перед душманом на расстоянии ладони и наблюдая, как принимают форму округлых очков его удивленные глаза. Чайка набрал полный рот слюны и плюнул моджахеду прямо в лицо.
«Господи, будь что будет, только бы быстрее! Сколько можно меня терзать? Люди жизни проживают и не видят столько мук, сколько я за последние сутки. Дедушка Степан, а почему, собственно?!»
Неожиданная и простая мысль вошла в голову Егора: «Чего я жду-то?»
Воспользовавшись замешательством афганцев, он резко повернулся и сделал уверенный шаг в сторону ямы, оставалось еще два.… Пусть жрут, только сразу. Делая второй шаг, Егор почувствовал изумительную свободу; ему казалось, что он не шагает, а просто летит над землей, словно птица, не имея совершенно никакого веса. Это состояние было упоительно. «Вот! Вот она, моя воля, вот мой полет!» – стучало в его висках. Ему казалось, что движения его стремительны и душа вот-вот выпорхнет из искореженной плоти, но это только ему казалось. На самом деле обессиленное, ватное тело двигалось медленно, и бросившемуся наперерез одному из пуштунов ничего не стоило помешать Егору прыгнуть в яму. Тот крепко схватил его за ворот, остановив у самого края бездны. Егор с силой дернулся, пытаясь перенести вес тела к выложенной камнями кромке в надежде на то, что афганец, испугавшись упасть вместе с ним, отпустит, но тот не испугался и вместе с Егором упал на камни. На мгновение застыв, они оба как завороженные смотрели на внезапно ожившее дно.
Возбужденные крысы радостно завизжали, увидев наверху две свесившиеся внутрь ямы, тяжело дышащие человеческие головы. Эта страшная, голодная тьма породила жуткое, леденящее человеческую кровь движение. Одна из тварей размером с хорошую таксу, проворно пробежавшись по спинам и головам своих собратьев, стала быстро карабкаться вверх, цепляясь когтистыми лапками за камни, едва-едва выступающие в стене ямы. Казалось, что она вот-вот доберется до края и вцепится своими адскими зубами в лица этих людей, но, не дотянув до верха совсем немного, крыса отвалилась от стены и тяжело плюхнулась в серую шипящую массу своих сородичей….
Егора за ноги оттянули от края.
– Девона, шурави, хароб, – глядя Егору в лицо, прошипел чуть не свалившийся с ним в яму душман. Вид у него был испуганный, а перед глазами стояли клацающие челюсти страшной твари. «Таких бешеных русских я еще не видел», – вытирая со лба холодный пот, подумал он.
«Не получилось…. Видно, и впрямь от судьбы не уйдешь», – пролетела в голове Егора последняя мысль, оставив его в состоянии полужизни. Теперь ему было уже все равно, что будет дальше. Полное равнодушие к происходящему пропитало своей безвольной дремой все его существо. Он едва видел, скорее лишь ощущал, как трое душманов, связав вместе локти и сняв с него ботинки, хладнокровно подвесили его вялое тело за руки к концу шеста. Затем, медленно развернув этот адский рычаг в направлении зловещего кратера, они прикрепили второй конец к наполненной песком квадратной кадке. «Учитель» – скорее всего, это был он – вынул затычку, и песок, мягко зашуршав, посыпался на землю, отсчитывая последние минуты Егоровой жизни. Чайка, слегка раскачиваясь, висел по самому центру кишащей огромными крысами ямы, безвольно уронив голову себе на грудь. Иногда, открывая свой единственный глаз, сквозь застилавшую его белую пелену Егор смутно различал яростно двигающиеся под ним серые тени, но это не вызывало в нем никаких эмоций. Все чувства его, казалось, погасли, а тело медленно опускалось вниз….
Стоя у самого края, трое афганцев молча глядели на колышущегося над ямой шурави. «Мне не очень хочется на это смотреть, – признался себе их старший, протирая покрывшиеся пылью очки, – этот русский прав, воинов так казнить нельзя, тем более таких, как он. Почему-то я не испытываю к нему ненависти, хотя он и пристрелил, как собак, семерых наших братьев. Он делал свое дело, мы делаем свое.… Зачем я все это придумал?»
А тем временем Егор все ниже и ниже опускался в это кишащее голодными тварями пекло. Почуяв скорую добычу, крысы просто взбесились, наполнив яму жуткими стонами, сливающимися в один протяжный, предсмертный вой. Казалось, что все духи ада поднялись из преисподней для того, чтобы растерзать в клочья изможденное тело этого несчастного солдата.
Некоторые из тварей, самые проворные и сильные, становясь на задние лапы, пытались подпрыгивать вверх, на лету клацая своими конусообразными челюстями и уже совсем немного не доставая до безвольно свисающих над ними босых ступней Егора. И чем ниже он опускался, тем яростнее и выше становились крысиные прыжки, тем сильней и ужасней делался этот подземный многоголосый вой.
Лишь одна, самая большая и сильная крыса, спокойно сидела в стороне от этого серого визжащего клубка, спокойно выверяя свой точный прыжок. Она ждала своего момента. Эта была та самая крыса, которая чуть было не вскарабкалась по отвесной стене вверх, увидев свесившихся в яму людей.
И вот ее час настал. Не церемонясь со своими собратьями, она, вновь разбежавшись по их серым телам, мощно оттолкнулась и, высоко подпрыгнув, яростно ухватилась когтями коротких передних лап за одну из ступней Егора, одновременно впиваясь своими страшными челюстями в большой палец его ноги. В этот момент Егор пришел в себя. Болевой шок током пронзил его безвольное туловище. Мгновенно осознав случившееся, он, дико закричав, бешено задергал окровавленной ногой, пытаясь сбросить вниз вцепившуюся в нее мертвой хваткой крысу. Ничего не получилось. Тогда Егор свободной ногой резко ударил животное по голове, потом еще раз.… Он бил ее до тех пор, пока она не отцепилась. Но слишком много песка уже высыпалось из деревянной кадки, служившей Егору противовесом, и он опустился так низко, что и другие крысы едва-едва не допрыгивали до его ног. Казалось, еще несколько секунд, и все разъяренные до предела, ошалевшие от запаха свежей крови животные гроздьями облепят ослабленное тело, с вожделением вонзая в мягкую плоть свои кинжальные зубы. Напрягая последние из последних силы, Егор подтянул колени к животу и замер. «Боже! Прекрати все это, я больше не могу.… Не могу я… Слышишь?!»
И тут совершенно неожиданно шест медленно пошел вверх. Повернув голову в сторону стоявших у кромки душманов, Егор увидел, как «учитель», поставив ногу поверх кадки, неторопливо прижимает ее к земле, не закрывая при этом пескоструйное отверстие: «Хочет продлить мои муки…». Но Егор ошибался.
– Идите в лагерь, я сам здесь закончу, – властно скомандовал «учитель» своим подчиненным.
Пуштуны, удивленно пожав плечами, не говоря ни слова, ушли, оставив своего командира наедине с русским. Подождав, пока они пересекут поляну и скроются из виду, спустившись на ведущую в лагерь тропу, «учитель», не убирая ноги с деревянной кадки, достал свой пистолет и, взведя курок, медленно направил его в голову висящего над ямой шурави:
– Это, …чтобы ты, рафик, не думал, что я сука.
Егор зажмурился, и… до его слуха донесся характерный глухой удар твердого предмета по чьей-то голове. Раньше ему приходилось слышать подобные звуки, поэтому ошибки быть не могло. Мгновенно открыв свой уцелевший глаз, он увидел, как «учитель», не выпуская из руки пистолета, схватившись руками за голову, медленно заваливается на бок, ослабляя давившую на почти освободившийся от песка противовес ногу.… За его спиной мелькнула человеческая тень. Егор резко пошел вниз, да так резко, что ветер засвистел в его ушах, а дух перехватило.
