Владимир Орленко - Операция без выстрела
— И все? — удивился Ильчишин.
— Хоть на один зуб попадет, а завтра связной принесет и хлеба, и к хлебу. Главное, тут как у Христа за пазухой. Только надо выставить часового.
— Пускай первым идет Бегунец, — предложил эмиссар. — Орех вон еле дышит. Бери, друже, свои пожитки и давай на вахту. Микола, покажи хлопцу, где лучше стать, а мы тут подремлем.
Оставив Бегунца возле входа, Мамчур отправился к обрыву, где был тайник для переписки. Там он нашел записку от Кротенко:
«Ждем на месте. Завтра пришлем «связного». Чем больше проголодаются, тем охотнее пойдут ужинать. От плана не отступайте. Шпионов будем брать отдельно. Эмиссаром займемся мы с вами, радиста свяжет Бегунец вместе с крестьянами. Желаю успеха».
Когда Микола вернулся, Ильчишин еще не спал.
— Скажи, друже, много мы прошагали за эту ночь? — спросил резидент.
— Километров сорок с гаком.
— А сколько в том гаке? Десять, пятнадцать километров? Ты уж привык, поэтому шутишь, а я никогда в жизни не совершал таких маршей. Все болит. Даже не знаю, как смогу двигаться дальше. Там, за границей, жилось легче. Да, Карпаты — это не мюнхенские трамваи! Долго еще придется топать волчьими стежками?
— Уже недалеко: километров двадцать с гаком.
— Выходит, половина вчерашней дороги? Знаешь, не так пугают меня эти двадцать километров, как твои гаки.
— Ничего, как следует пообедаем, и путь окажется не таким трудным.
— Погляди-ка, Микола, не завалялась какая корка в твоей торбе?
Мамчур проверил мешочек, рюкзак и, не найдя ничего съестного, развел руками:
— Ни крошки.
Над полониной и окрестными лесами разливался голос трембиты. Донесся он и до колыбы, взбаламутил утреннюю тишину.
— Снился мне тот петух, — зевая, промолвил Ильчишин. Он встал и, разминая ноги, прошелся по колыбе. — Так что, не будет нынче завтрака?
— Видать, не будет, — пожал плечами Микола. — Може, пойдем в лес и там дождемся связного?
— Айда. Подкормимся хоть ягодами. Я совсем ослабел от голода, друже.
Настоянные на солнце и росах, ягоды были сладкими и усиливали жажду. Нестерпимо захотелось пить. Ильчишин вспомнил, как вчера к вечеру они спустились в лощинку, где пробивался холодный ключ, как алчно припали к студеной воде. Теперь он много бы отдал за глоток воды чистой, как горный хрусталь!
Вдали была видна полонинская кошара. Гуцулы в пестрой одежде возились у костра. Издали они выглядели игрушечными человечками. На зеленом лугу паслись овцы.
Какое-то время Ильчишин молчал, присматриваясь к жизни полонины, к костру и овчарам, которые подбрасывали в огонь сухие дрова и свежий лапник, к синему дыму, что пересекал полосу лесов и стелился по далеким голубым верхам.
— Может, пошлем на полонину Бегунца, пусть принесет харчей и воды? — не выдержал эмиссар.
— Это опасно, — возразил Мамчур. — Лучше дождемся связного.
Ильчишин возмутился:
— Чего ты боишься людей! Ну, скажи, Микола, что эти овчары могут нам сделать? Местные проводники просто запуганы. Верю, были отдельные случаи, но надеюсь, дела наши не такие уж скверные?
— Так считают только за границей, — перебил Мамчур. — Они плохо знают этих людей. Мы же на собственной шкуре ощутили их «доброжелательность». Ой, друже, бывают такие случаи, что лучше о них не вспоминать. Гуцулы просто ненавидят нас.
— И эти тоже? — эмиссар показал глазами на полонину.
— Может, я немного преувеличиваю, но уверен в одном: без помощи местных жителей органы не обходятся.
Ильчишин передернул плечами, что-то буркнул и отвернулся. Он долго лежал в траве с закрытыми глазами.
Повернуло за полдень, солнце зажгло травы зеленым огнем, бросило тень от туч на ближние холмы, а связного все не было.
Орех и Бегунец молчали, лежа в траве, делали вид, что спят. Орех даже закрыл глаза.
Ильчишин снова заговорил:
— А что, если никто не явится? — еле шевеля пересохшими губами, спросил он.
— Найдем какой-нибудь выход, друже проводник. В конце концов все эти годы мы здесь не в куклы играли, знаем, что все не так просто в подполье, как думают за границей.
— Ну, не сердись, — примирительно сказал эмиссар. — Я очень рад, что ведет меня в краевой провод такой опытный конспиратор. Одна беда, есть очень хочется. А знаешь, мы должны были встретиться раньше, еще в сорок пятом, когда ты вместе с Горлорезом, Чернотой и Сокирой пробирался на Запад. Но тогда обстоятельства сложились неблагоприятно: Чернота погиб, унес с собой на тот свет пароли, да и Скоропадский вместе с Мартой уехали из Берлина. Как знать, может, это и к лучшему, что так все сложилось? Ты вернулся в подполье и хороши послужил Украине. Быть тебе проводником. Об этом я сам позабочусь.
Микола слушал Ильчишина, а сам поглядывал на стежку — не идет ли связной.
Тот явился ровно в четыре.
— Знакомьтесь, это друг Дорко, — отрекомендовал Микола крепкого парня в пестром киптарике и гуцульском капелюхе.
— Сразу видать, свой человек, — усмехнулся связной, увидев в руках эмиссара бесшумный автомат. — Да о чем запечалились-то, друже?
— Голодные мы, милый Дорко. А камни грызть не будешь и дерево нам не по вкусу. Тебя с харчами ждали. Развязывай-ка свою торбу!
— Я ничего не взял, — пожал плечами юноша. — А в колыбе чего ж не поели?
— Там не было еды, — вмешался Мамчур.
— Да как же! — воскликнул связной. — Брат при мне положил. Наверное, рыси сожрали, черт бы их побрал! Ну ничего, потерпите трохи. Поедим уж на месте.
— Э нет, — запротестовал Ильчишин. — Так не годится. Какое это путешествие, когда голод в глазах светится? Сбегай-ка, друже, на полонину и принеси чего-нибудь перекусить.
— Это только сдается, что до полонины близко, — молвил гуцул. — Гора крутая. Пока вернусь, не один час пролетит. А пора двигаться. Такой приказ имею. Если выступим засветло, быстрей до места доберемся.
— Может, и вправду, заскочим на полонину, но гуртом? Все равно надо с горы спускаться. Как думаешь, Дорко? — спросил Мамчур. — А потом пойдем в лес.
— Да, да, — подхватил Ильчишин, с благодарностью поглядывая на Миколу.
— Ну, пусть так, — согласился наконец связной. — Обходитесь только с ними по-доброму, чтобы овчары не поняли, кто вы такие.
Пока спустились с горы, солнце уже цеплялось за верхушки сосен, бросая на путников косые лучи. В непроглядных лесах ветер шумел, как морские волны.
Остановились.
— Я буду караулить, ведь я не голодный, — сказал гуцул и сел на траву. — Амуницию и оружие оставьте тут да идите с богом. Пускай себе думают, что вы лесорубы. Чуешь, Микола, так и скажи хозяину, они хорошо угостят.
Полонина расстилалась ковром. Мягкая трава скрадывала шаги, и группа двигалась медленно серой тучкой на фоне ярко-зеленых лугов. На пушистой мураве четверка чуть передохнула и двинулась дальше уже веселее, предвкушая близкое угощение.
— Дай боже здоровья!
— Доброго здоровья и вам! — ответил старший. — Издалека будете?
— А вон за старым дубом лес валим. Харчи кончились, а запасов не сделали. Не дадите ли пообедать? Мы вас отблагодарим, поможем как-нибудь.
Гуцул ласково улыбнулся в черные усы и позвал приземистого мужика в вышитой сорочке.
— Накорми, Петро, людей, а я в кошару пойду. Скоро овец доить, так и ты не задерживайся.
— Варите кулеш, хлопцы, — распорядился Петро. Кто-то из гуцулов подвесил над костром казан, раздул угли. Когда вода закипела, в нее засыпали кукурузной муки, и скоро пар смешался с запахом дыма. Принесли кадушечку с брынзой, ведро жентицы — сыворотки из овечьего молока, горшки. На столе появились миски.
— Милости просим, — пригласил Петро к столу.
Путники принялись за еду, запивая кулеш жгучей, как огонь, жентицей.
— А кулеш очень вкусный, — похвалил Ильчишин. — Честное слово, такого еще не ел в жизни.
Поужинав, он вытер рукавом губы и обратился к Петру:
— Скажите, человече добрый, где тут можно воды напиться?
— Пойдете по тропе, спуститесь в лощинку. Там есть ключик. Какая-то добрая душа сделала криничку. Вода в ней очень вкусная.
Эмиссар глянул на Ореха, потом на Бегунца.
— Так что, сходите, хлопцы? Дайте им, Петро, какую-нибудь посудину, пусть принесут для всех.
Петро достал большой бочонок, поставил на пол и попросил овчара в киптарике:
— Поди, Дмитро, с ними, иначе долго будут искать.
Наступила тишина.
Появился старший гуцул, взял трембиту и вышел дать сигнал — пришло время доить овец. Все словно застыло в немом ожидании.
— Сейчас вблизи трембиту послушаем, — сказал Ильчишин и толкнул Мамчуру в бок. — Пойдем на полонину.
Но выйти шпион не успел. Сильные руки Петра и Миколы, словно клещи, стиснули его. Он не успел опомниться, как был уже связан.
На полонине отозвалась трембита. Гуцул извещал, что кончился трудовой день, что операция прошла без единого выстрела, что гостей — майора Кротенко, Мамчура и Бегунца — ожидает накрытый стол и душистая постель на горном свежем сене.
