Владимир Алеников - Звезда упала
И вдруг она исчезла. Хватились её только на третий день, нашли окоченевшей в нескольких метрах от собственного дома. Скорее всего — сердце, хотя никто не помнил, чтобы она на него жаловалась.
В понедельник четвёртого сентября Вера, как всегда, отправилась на работу. Уже подходя к комендатуре, почувствовала — что-то не то. Машины перед зданием не стояли, а дверь была приоткрыта, чуть поскрипывала под весенним ветром. Непривычный, странный вид. Карл Нагель терпеть не мог открытых дверей.
Внутри здание оказалось совершенно пустым. Пустыми были и распахнутые шкафы, выдвинутые ящики столов, на полу валялись уже никому не нужные бумаги. Всё говорило о спешном бегстве. Немцы исчезли, ушли из Дарьина, схлынули, как отлив, оставляющий ненужные обломки на мокром песке.
Вера обошла оба этажа, прошлась по комнатам, задумчиво постояла в теперь уже бывшем комендантском кабинете. Потом вышла на крыльцо, закурила и стала ждать.
Советский танковый дивизион вошёл в посёлок через четыре часа.
Три дня спустя поутру Веру разбудил громкий стук в дверь. На пороге стоял молоденький солдатик.
— Денисова? — уточнил он, с явным интересом поглядывая на Веру, но стараясь при этом говорить строго. — Пойдёте со мной.
Вера нисколько не удивилась, давно была готова, что к ней придут, ещё позавчера.
— Вы кто? — спросила она просто так, чтобы хоть что-то сказать.
— Степанов я, — шмыгнул носом солдатик. — За вами, значится. Собирайтесь, пожалуйста.
И деликатно прикрыл дверь.
Степанов провёл её через весь посёлок. Что-то всё время болтал по ходу, видимо, пытался развлечь.
Вера слушала вполуха.
Надеждам её, что в связи с ранним часом этот их проход по посёлку останется незамеченным, сбыться не удалось. Периферийным зрением она видела, что из окон на неё смотрят. Она чувствовала, что поглядывают на неё не просто с любопытством, а со злорадством, хотя, возможно, ей это и казалось.
Немецкая комендатура уже полностью завершила обратное превращение в советское административное здание. На фасаде развевался красный флаг, двое человек — один в форме, другой в штатском — заканчивали устанавливать на фронтоне новую вывеску.
Внутри тоже всё изменилось. На двери комендантского кабинета появилась необычная табличка «ОСОБЫЙ ОТДЕЛ. НАЧАЛЬНИК КАШИН ИГОРЬ ОЛЕГОВИЧ».
Как только они со Степановым подошли к ней, дверь распахнулась, и навстречу им, почти столкнувшись с Верой, вышел Васёк. Ей вдруг бросилось в глаза, что за прошедшие военные годы паренёк из подростка давно уже превратился в крепкого юношу.
— Привет, Васёк! — искренне обрадовалась она.
Парень хмуро отвёл глаза.
— Здрасьте! — буркнул он и тут же шагнул в сторону, то ли стремясь побыстрей уйти, то ли уступая ей дорогу.
Вера с тяжёлым сердцем вошла в кабинет.
За хорошо знакомым столом сидела новая власть в лице круглого, лысоватого человека, возраст которого Вера определить затруднилась. Ему могло быть и тридцать с небольшим, и с тем же успехом сорок с гаком.
Человек что-то быстро писал.
— Вот, доставил, — кашлянув, сообщил Степанов.
Лысоватый оторвался от письма, бегло взглянул на Веру.
— Добрый день! — поздоровалась она.
— Добрый, — протянул он. — Хорошо, Степанов, пока свободен, там подожди.
Солдатик вышел.
— Проходите, Вера Никитична, присаживайтесь, — пригласил новый хозяин кабинета.
Голос у него был высокий, а тон прохладно-любезный. Вера подошла поближе, села всё в то же старое кресло, в котором сиживала бесчисленное количество раз.
Теперь лысоватый разглядывал её внимательно. В посадке его головы, манере покручивать шеей было что-то птичье, чем-то слегка напомнило ей Петера Бруннера.
— Будем знакомиться, — так же холодновато произнёс он. — Надеюсь, проблем у нас не возникнет, вы мне поможете как следует во всём разобраться. Давайте приступим к делу. Рассказывайте, Вера Никитична, всё по порядку, не спеша.
— Что именно вас интересует? — спросила Вера.
Она хоть и готовилась, но сейчас действительно не знала, с чего начать. Помимо оперативных сведений, которые Вера регулярно передавала партизанам, в её памяти накопилось довольно много разнообразной информации о деятельности врага. Информацию эту она давно и тщательно собирала, пользуясь любой возможностью, малейшим недосмотром немцев.
Капитан Кашин нехорошо усмехнулся. Стало быть, эта смазливая бабёнка, несмотря на все ужасы войны ухитрившаяся сохранить гладкое лицо и аккуратную причёску, эта курва, немецкая подстилка, купившая себе благополучие за счёт разведения ног перед фашистом, намерена валять с ним дурочку. Ну что ж, время у него есть, можно немножко и поиграться.
— Всё, Вера Никитична, — душевно сказал Кашин, — всё рассказывайте. С самого начала. Как, например, получилось, что вы всю войну провели в Дарьино? Почему не эвакуировались? Как это вас в Германию не угнали, как всех остальных?
Вера вздохнула. Вот, значит, что его интересует. Этого следовало ожидать. Смешно было надеяться, что ей поверят, воспользуются её знаниями, опытом. А ведь война ещё не кончилась, она могла бы принести много пользы…
— Мне поручили поселковый архив собрать, — начала она, — из-за этого и задержалась. А потом уже поздно было, немцы пришли. А когда выяснилось, что я немецкий знаю…
— Кто поручил? Когда? Как выяснилось? — прервал её особист.
Голос Кашина ожесточился, верхние нотки в нём зазвенели металлом. — Всё, пожалуйста, поподробней и поточней, без всяких уловок.
Вера возмутилась. Она ведь тоже рисковала, ежедневно, постоянно подвергала себя опасности…
— Что вы со мной разговариваете как с преступницей?
Кашин аж подпрыгнул от подобной наглости. Выскочил из-за стола, суетливо забегал по кабинету, бросал на неё уничтожающие взгляды.
— А как вы хотите, чтобы я с вами разговаривал, гражданка Денисова? Вы что думаете, я вас чай пригласил пить? Кончилось это время, Вера Никитична, когда вы здесь чаи распивали! Теперь тут отдел СМЕРШ. Вам, надеюсь, известно, что это такое?
— Известно, — пробормотала Вера. — Смерть шпионам.
— Вот именно! И если вы думаете, что мы ничего не знаем, то это серьёзная ошибка.
— Я что могла, делала для родины, — попробовала вставить Вера. — Я же…
— Слова родина, — прерывая её, звонко отчеканил капитан, — вы, гражданочка, лучше при мне не произносите! У изменников родины нет!
— У изменников? — ошарашенно пролепетала она.
В дверь постучали.
— Да, у изменников! — презрительно бросил ей особист. — Войдите!
В дверь всунулся всё тот же солдат Степанов.
— К вам Тимофеевский приехал, — объявил он..
— Вот хорошо, пусть заходит, — обрадовался Кашин. — А ты отведи пока гражданку Денисову на второй этаж, запри её в бухгалтерии. Пусть там посидит, подумает. Вот вам бумага, Вера Никитична, опишите всю вашу жизнь в оккупации.
Он опять перешёл на свой любезный холодный тон:
— Особо нас интересуют все подробности вашего сотрудничества с немецкими властями. Вашу участь, Денисова, только полное чистосердечное признание может облегчить! Ты всё понял, Степанов?
— Ага, — кивнул солдатик. — Так точно.
— Идите! — распорядился капитан и, больше не глядя на Веру, вернулся за стол.
Вера ошеломлённо смотрела на него, осознавая, что разговор закончен, больше он с ней ничего обсуждать не собирается.
Степанов тем временем уже подхватывал её под локоть, мягко, но настойчиво выводил из кабинета.
Не успев выйти, она, однако, тут же наткнулась на ждущего за дверью Тимофеевского.
— Вера! — искренне обрадовался партизан.
— Здрасьте, Владимир Григорьевич!
Она грустно улыбнулась.
— Здравствуй, здравствуй!
Тимофеевский тепло обнял её, всмотрелся в лицо, подмигнул.
— Всё-таки дожили, значит!..
Кашин через открытую дверь с интересом наблюдал за этой встречей. Знаменитый партизанский командир и немецкая подстилка.
Что может быть у них общего?..
— Послушай, ты что, уже уходишь? — спросил Веру Тимофеевский.
Ему не хотелось отпускать её. Последний и единственный до этого раз они встречались при трагических обстоятельствах. В ту ночь Вера очень помогла ему пережить смерть Романа, которого он любил как сына.
— Не уходи пока, подожди меня, — попросил командир, — ладно? Я с тобой поговорить хочу.
Вера горько усмехнулась:
— Куда же я уйду теперь, Владимир Григорьевич?
Тимофеевский внимательно взглянул на неё. Усмешка эта ему совсем не понравилась.
— Вот и славно! — сказал он и шагнул в кабинет.
— Ну, здравствуй, Кашин! — раздался оттуда его рокочущий голос. — Вот какое дело, значит…
