Андрей Константинов - Если кто меня слышит. Легенда крепости Бадабер
А Витя, будто вторя Боксёру, пожал плечами:
— Ну да…
Боксёр кашлянул:
— И что, вот так просто — без сопровождения, без охраны — в банду Хекматияра.[48]
— Ну да. А какая охрана? Я, лейтенант — вон Мурад из агитотряда, да водитель. Но мы ж по договорённости. Под честное слово. А они в такой ситуации, если слово дали — уже можно не дёргаться. У них даже поговорка есть такая: «У мужчины — одно слово».
Боксёр только крякнул, не зная как ещё потянуть время.
— Смелые люди! Ну доктора — это понятно. Они — люди гражданские, потому тупые. А вот… — спецназовец запнулся, чтоб не обидеть Лугового, но тот и не собирался обижаться, видимо уже привычный к таким подколкам. Витя лишь хмыкнул и продолжил свой рассказ…
…Он даже гинекологиню привёз для Насирахмадовых жён. И лично, сидя за вонючей тюлевой занавеской, прилежно переводил русской докторше, что там у «инженеровых» женщин по гинекологической части. Дело, кстати, совсем непростым оказалось, в том числе и потому, что надо было суметь деликатно скрыть проблемы одной жены от другой — а они задавали такие вопросы «страноведчески» наивной докторше весьма и весьма настойчиво. Им же важно, кто из жён «инженера» ещё родит, а кто уже нет. И важно не только им. Такая интимная информация дорогого стоит и важна «для всесторонней оценки личности и намерений главаря».
— Да… — снова не выдержал Боксёр. — Я смотрю, ты действительно… глубоко… вошёл в оперативную обстановку…
Луговой кивнул, не обращая внимания на иронию — спецназёры-то сплошь бесбашенные, а ну как послушают-послушают, да и пошлют его куда подальше и рванут вперёд. Поэтому поддержал интерес Боксёра:
— Не то слово! А окончательно я сыграл на стопроцентной аденоме самого Насирахмада!
Витя от гордости даже нос задрал и посмотрел на Боксёра свысока, будто сам и освидетельствовал «инженера». Боксёр хрюкнул, пытаясь не заржать, а Глинский заинтересованно переспросил:
— А как сыграл-то, Вить?
— Ну как, как… Я его за примирение обещал в Союз на лечение отправить. Чтобы он заодно ещё в «священной Бухаре» помолился — у него вроде предки оттуда, если не врёт. Короче, ударили мы по рукам, осталось только скрепить договоренности письменным соглашением. Вот тут вся лажа и пошла…
Луговой вновь разволновался и закурил — пальцы у него всё ещё мелко подрагивали. Спецназовцы не торопили его…
…Насирахмад заранее предупреждал Витю, что соглашение, конечно, подпишет, но так, чтобы его подчинённые не знали об этом. А если, чтоб совсем не знали — нельзя, тогда чтоб знали, но без деталей. Потому что среди них есть совсем «отвязные», некоторые даже в Палестине успели повоевать, да и «агенты» Хекматияра в банде Насирахмада наверняка остались. Короче, когда Луговой с двумя своими ребятами прибыл в кишлак на подписание договора, выяснилось, что в ближнем кругу «инженера» грамотных нет вовсе. Да и в этом самом кругу особого доверия к главарю банды тоже нет — как раз из-за его неграмотности (инженер, однако!). Началась непонятка какая-то, стали искать хоть кого-нибудь грамотного, да заодно и «непредвзятого», чтоб остальным смог соглашение растолковать. Пока искали, в кишлак подтянулось почти всё «инженерово войско» — рыл за двести, если считать стариков с пацанятами. Что-то им подозрительным показалось. Ну с грехом пополам подписали-таки «пакт о ненападении». Витя не успел со лба пот отереть — в этот самый момент, откуда ни возьмись, над кишлаком прошло звено «крокодилов». Покружили эдак зловеще над кишлаком, встали в круг над соседней сопкой, а ещё двое на дозаправку ушли…
Витя докурил одну сигарету и тут же от окурка прикурил следующую:
— Что тут в кишлаке началось! Я уж думал, всё. «Отпели курские соловушки — отшелестела поспевающая рожь». Неужели, блядь, начальство «фишку не срубило», между собой не договорились, и теперь всё пойдет прахом? А соображалка-то варит… Нет, думаю, Хулет, есть ещё в запасе одно средство…
И Луговой «подвесил» интригующую паузу, преувеличенно долго затягиваясь сигаретой. Боксёр засопел, а Глинский на правах старого знакомого не выдержал:
— Какое средство, Вить? Ну не томи…
…Оказалось, под «средством» Луговой имел в виду телекамеру. Ну что тут поделаешь — любят афганцы покрасоваться перед камерами. Ради истории, так сказать. А Луговой телекамеру как раз припас. Хотя отвечал за неё Витя буквально головой — выцыганил её под честное слово у заезжей журналистской братии, предварительно подпоив её в гарнизоне. Мол, дайте, ребята, не пожалеете, сенсационные кадры будут, «централы»[49] умрут от зависти. Но самим вам, извините, нельзя…
Ну достал Луговой камеру. Расчехлил. Потом присоединился к собравшимся в истовой молитве. Дескать, видит Аллах, шурави теперь будут помогать… И этот исторический момент надо обязательно запечатлеть. «Духи» как камеру увидели — загалдели, залопотали, каждый норовил вперёд вылезти, на передний план… А на самом-то деле камера Луговому нужна была не только для того, чтобы зафиксировать трогательный момент начала «дружбы навек». Плёнку-то можно потом и другой банде показать: мол, смотрите, вот эти — настоящие патриоты, заботящиеся о мирном будущем своего племени и Афганистана в целом… А в случае чего можно «надоумить» и врагов этого самого племени — дескать, смотрите, эти ребята продались нам со всеми потрохами…
В общем, начал Витя снимать собравшуюся публику. Тут и возник перед камерой пацанёнок лет шестнадцати с обшарпанным «Калашниковым», хилый такой, обкуренный, но красноречивый, гад. Он вдруг начал орать, что шурави вот-вот разнесут кишлак — сам, мол, видел крадущихся авианаводчиков. Так что лично он — как убивал неверных, так и будет их убивать дальше. И никто ему не указ. Настроение толпы, известное дело, — штука переменчивая. И через минуту все двести только что «замиренных» уже вскидывали автоматы над головами и истошно орали: «Смерть неверным! Марг ба коферон! Коферон бэкошь!!!»
А в центре этой ревущей толпы стояли двое, по сути, безоружных офицеров — не считая водителя БРДМа, он сидел в машине на связи… Такая вот «политпросветработа» с местным населением…
Когда страсти совсем накалились, водитель «очканул», не выдержал и доложил по рации в гарнизон о неминуемом захвате заложников, если вообще хоть кого-то оставят в живых.
Но Насирахмад, лично мотивированный лечением в Союзе (аденома-то всё-таки, наверное, достала), старался кое-как сдержать соплеменников. А Луговой, снимавший весь этот митинг на камеру, между тем отмотал плёнку назад и резко выдернул из толпы того самого обкуренного пацанчика, с которого весь кипёж пошёл. Подтащил его прямо к камере, сунул носом в проекционный «прицел»-окошко — смотри, дескать, каким ты «войдешь в историю». Пацан от неожиданности даже не успел передёрнуть затвор. Но картинка ему, судя по всему, понравилась. Затем ему на смену вылез посмотреть ещё один горлопан, потом ещё двое… Потом уже уважительно подвели и самого «инженера». Лозунги насчёт неминуемости судьбы неверных стали потихоньку стихать. Ну тут уж Луговой решил, что пора брать ноги в руки и валить подобру-поздорову. Даже к накрытому по торжественному случаю столу не присел. Лишь пообещал назавтра ещё одну партию дров завезти. Только БРДМ выехал из кишлака — его всё равно обстреляли из автоматов. Правда, веерно. Видимо, от избытка «дружеских» чувств…
Витя докурил очередную сигарету и ещё крепче прижал к себе пластиковую папку «Охтален» с подписанным мирным соглашением и кассету:
— Ну, это уже были издержки, так сказать. Главное, что все вещдоки «интернациональной дружбы» — у меня. И «инженер», он хоть и не всё контролирует, но хоть часть «духов» своих будет придерживать. Вот… А потом мы на вас выскочили…
Некоторое время все молчали, а потом Борис спросил:
— Вить, а откуда эта кличка — Хулет? Я ж про тебя слышал, в разведотделе говорили, только я не понял, что это ты. Говорили, какой-то чудак Хулет чуть ли не в одиночку ходит по бандам, покупает их, даже посредничает между бандами. Я-то думал, что те «джеймсбонды», что по бандам ходят, они у чекистов служат… А это ты… Круто.
— Да ничего такого военного, — скокетничал явно польщённый Луговой. — А кликуху эту я из «Адиссы-бабы»[50] привёз. Я ж туда ещё до «спецухи»[51] успел скатать. Ты ж помнишь, я, когда оформлялся, ещё в «Хилтоне» ночевал, мы ж с тобой тогда виделись! А по-амхарски «хулет» — двойка, значит, я — двоечник… Знаешь, ведь у нас, виияковцев, всё «от противного»… Ты что, забыл — я ж с красным дипломом окончил?
— М-да, — сказал Боксёр и поскрёб пальцами бритый затылок. — Чудны дела твои, Господи.
Командир отряда спецназа махнул рукой и отдал команду:
— Глуши моторы!
