Виталий Мелентьев - Варшавка
В эти дни Басин осмысливал происходящее с некоторым опозданием — мешало то темное, что сидело в нем и крепло, — так и сейчас он сразу не понял заботы артиллериста. А когда понял, то рассердился, но опять-таки с некоторым опозданием, и, что самое неприятное, показал эту свою злость: он словно разучился сдерживаться.
— Все правильно, — сказал он с издевкой, — Вы будете портянки сушить, а нас тот самый пулемет выбивать. Разумно…
— Какой пулемет?
Басин взглянул на него с недоумением. Командир батареи сидел чуть согбенно, его широкое доброе лицо казалось расплывчато-приятным, густые темно-русые волосы лежали спутанной копной, и все в нем было густо, крепко и в то же время мягкорасплывчато…
"За что его любит эта… фельдшерица?" — подумал Басин и вдруг представил себе. как он будет делить с этим человеком тесную землянку и, значит, волей-неволей будет дружить с ним. Нет, это невозможно… Слишком они разные.
Но оттого, что он опять поймал себя на таких мыслях о Марии, капитан рассердился еще сильней и сказал почти зло:
— Какой-какой… Тот, что твои ребята собираются разбить.
Замечая, что старший лейтенант все еще не понимает, о каком пулемете идет речь, подумал: "И как таких тупаков посылают в противотанкисты? Там же секунды все решают". Но вспомнились бои, и он уже примиряюще решил: "А может, и верно: такие как раз и дожидаются своей секунды и уж стоят насмерть. Противник в то время тоже все на секунды мерит: танки…" Басин грустно вздохнул: "Наверное, таких и любят женщины — тугодумов, но верных, таких, за которыми и поухаживать приятно, — ничто даром не пропадет. Все запомнит".
И опять эти мысли больно ударили по нервам, но раздражение улеглось — Басин решил, что любить нужно именно таких, спокойных, домашних. А он — вечно кипящий и вечно сдерживающийся. Понимая, что пауза затянулась, он миролюбиво закончил:
— Время другое пришло, товарищ старший лейтенант. Нужно фрица всеми средствами щекотать. А то мы слишком уж в глухую оборону ушли.
Старший лейтенант Зобов привычно согласился — он, видимо, привык и любил слушаться: спокойней жить. Басин знал таких людей и взглянул в его широкое приятное лицо. Может быть, соглашается, а в душе все решает по-своему.
— Меня смущают артналеты… Вернее, минометы, — сказал Зобов.
— От этого никто не застрахован. Риск есть риск. Но если вы мне разобьете хоть один пулемет — поклонюсь до земли. Батальон, как сам знаешь, растянут. Бегаю, как соленый заяц.
— Это верно. Верно… Растянули нас, очень растянули… — Артиллерист огляделся, словно прикидывая не подслушивает ли кто, и заговорщицки сообщил:
— Но я тебе скажу — под Мещовском стоят наши танки. Говорят, к ним монголы в гости приезжали. А дальше, к Моссальску, — целая дивизия… И так вообще… Может… А?..
О резервной дивизии Басин кое-что знал, но танки в резерве? Это было настоящей новостью. То подспудное, заповедное, что жило в эти дни, вероятно, в каждом командире, отступило еще на шаг: возможно, и растяжка батальона не так уж неразумна.
Командование тоже умеет думать и рассчитывать и в случае нужды без поддержки не оставит. Словно проверяя себя, Басин чуть насмешливо спросил:
— Снарядов много накопил? А то, может, и есть-то всего ящик…
Артиллерист тихонько усмехнулся:
— Снаряды есть… Ну, словом, летом еще, когда соседи на Зайцеву гору лезли, я своим приказал подобрать все. что они побросали… Ну, кое-что поменял, кое-что заначил… Так что не жалуемся.
"Вот-вот, — подумал Басин. — Такие — хозяйственные. У них всегда и запас есть и заначка. И хозяйство, должно быть. в порядке, и связной… — И мысль, главная в эти дни темная мысль опять вывернулась и заслонила все остальное:
— Вот таких — хозяйственных, мягких — и любят бабы".
Он погрустнел, так и не вспомнив примера своей жены, не подумав, что, может быть, старший лейтенант потому и ходит к фельдшерице, что у нее, кроме всего прочего, всегда есть спирт и добавочные продукты: медицинский контроль над кухней и всем хозвзводом тоже кое-чего стоит…
Почему-то всегда бывает так — даже умные и сильные мужчины судят о женщинах по тем рассказам; на которые горазды отвергнутые и обманутые мужики…
И, уж конечно, не подумал о том, что артиллерист и фельдшерица прости любят друг друга. Наверное, потому не подумал, что сознавал: это не любовь, это что-то иное. Рядом, близко — но иное…
— Это хорошо… Хорошо… — задумался Басин. понимая. что в нем зреет какое-то несвойственное ему решение. — Значит, постреляем вволю.
Как бы Костя ни уважал комбата, любой его вызов — всегда неожиданность и, значит, преддверие возможной опасности. Потому Костя никогда не снисходил до радостных улыбок или каких-либо иных выражений своей приязни. Наоборот, он становился суровым и собранным, рапортовал о прибытии суховато, сдержанно, но руку к ушанке вскидывал лихо, стремительно и так же опускал ее.
Басину нравилась эта Костина манера — настоящий сержант, военный человек, но в этот раз что-то в Косте его смутило — настороженность во взгляде, что ли, не. та лихость в приветствии. И это определило тон комбата. Он показался Косте недовольным, чуть сварливым, хотя Басин хотел придать ему задушевность,
— Что это вы, сержант, за заговоры с артиллерией устраиваете? А они вот опять на вас жалуются.
Жилин не ожидал такого поворота — разговор с Глазковым и Рябовым уже успел подзабыться: дел на передовой всегда много. Да и тон Басина настораживал.
— Насчет заговоров, товарищ капитан, ничего не знаю, а советовать артиллеристам советовали.
— Ну и что ж вы советовали?
Пока Костя пересказывал, артиллерист смотрел на него недоверчиво, словно сверяя с ним что-то свое, очень важное, а Басни думал, что не так он начал разговор. Надо было похвалить снайперов за то, что умеют думать по только за себя, и потому, когда Костя кончил пересказ, капитан вздохнул и сказал:
— Ладно, сержант, садись. В ногах правды нет. Значит, прикроете наших доблестных противотанкистов и цели укажете?
— Мы-то прикроем я цели укажем, — ответил Костя, устраиваясь на лавке. — Но если все это всерьез, так и с минометчиками бы договориться. Уж слишком большую волю они фрицам дают.
Басин испытующе всмотрелся в Костю и подумал:
"Взрослеет парень. Матереет. И думает, как готовый командир". А вслух сказал:
— Это можно. Это — правильно. — Н опять испытующе взглянул на Костю, решая: добиваться, чтоб его послали па курсы младших лейтенантов, или придержать — дельный запасной командир и самому пригодится.
Но Костя, перехватив эти взгляды, додумал о своем, — наверное, комбату уже кто-то капнул насчет Марии. И комбат готовится принять нужные меры. И, как назло, Басин спросил:
— В остальном порядок?
— Порядок, товарищ капитан. Против девятой вроде опять снайпер появился. Завтра с утречка, обратно его пощупаем.
— Хорошо… Раз вопросов нет — можешь быть свободным.
Жилин ушел с нехорошим чувством надвигающейся опасности. Не для себя. Для Марии.
Он ждал этой опасности, потому что не может же все идти как в сказке, и то, что она, ожидаемая, кажется, пришла, только подстегнуло Костю, заставило быть предельно осторожным.
Артиллерист проводил Костю настороженным взглядом и, хитренько усмехнувшись, спросил:
— Слушай, капитан, если по-честному… Извини меня, конечно. Мы вот все читаем о твоей боевой активности. То, понимаешь, снайперы, то — пулеметчики… Это ж как? И на самом деле или… может, корреспонденты прибавляют?
Басин на мгновение задохнулся, захотелось заорать, выгнать Зобова, но потом, как разрядка, пришло смешливое настроение. Он позволил себе улыбнуться.
— А ты перестань по моим тылам ночами шастать, а сам попробуй, тогда и поверишь.
Понял?
Старший лейтенант Зобов понял намек и, не подчиненный комбату, а только располагающийся в полосе его батальона, поддерживающий этот батальон, готов был постоять за себя и за свою недозволенную и осуждаемую всеми любовь.
— Свято место, капитан, пусто не бывает. Понял? Ну… я пошел. Попробую.
Он хитренько, всезнающе улыбнулся и вышел, а Басин долго разбирался в себе.
Черт знает что такое — распустился. Перестал владеть собой. Зачем обидел человека? И он уж совсем было отрезал себя от Марии — силы воли у него бы на это хватило, — но вспомнил хитренькую ухмылку Зобова и понял ее по-своему: у Марии тоже кто-то бывает.
И это его ожгло. То темное, что народилось в нем, потеряло все хорошее, с чем оно сопрягалось, и потемнело еще сильней. Только исподволь бродившее в нем решение созрело. Он сердито сплюнул и, словно оправдываясь, сказал:
— А-а… Все они такие.
Глава четырнадцатая
Старший лейтенант Зобов не спешил соглашаться со своими подчиненными. Легко, словно перекатываясь, в новеньких, еще негнущихся валенках и кремовом полушубке с ослепнтельно белым воротником, то и дело сбивая ушанку то на затылок, то на глаза, он обходил всю оборону батальона, выискивая нужные огневые. В ходе этой рекогносцировки он и наткнулся на Жилина и Засядько, которые терпеливо лежали в кустарнике, выслеживая вражеского снайпера.
