Свен Хассель - Колеса ужаса
Порта совершенно забыл о необходимости соблюдать тишину и заорал:
— Тоже мне умник! Мне что, надо было спуститься, постучать в дверь и спросить: «Иван, прошу прощенья, ты не комиссар? Если да, мы берем тебя в плен!»
— Тихо ты, Порта. Я не в буквальном смысле.
Чуть погодя мы тронулись. У всех нас были русские меховые шапки, которые мы сняли с мертвых артиллеристов.
Тишину нарушил легкий предсмертный хрип. Малыш задушил часового удавкой из тонкой стальной проволоки.
Потом началось столпотворение. Из автоматных стволов сверкали вспышки. Трое наших были убиты на месте.
Старик бросил мину в первые увиденные силуэты, и в воздух полетели гранаты. В промежутках между взрывами слышались возгласы изумленных русских: «Немцы, немцы!»
Порта со смехом бежал по траншее, поливая огнем носившиеся в полном смятении темные фигуры. За ним следовали Легионер и Малыш с отрывисто лающими ручными пулеметами.
Старик и я выбили ногами дверь бункера, несколько русских скатились с коек, но не успели они понять, что произошло, как мы скосили их из автоматов.
По траншее со всех ног бежал громадный офицер. Шинель его была расстегнута, полы развевались. Когда мы бросились на него, с его головы упала фуражка с зеленым околышем. Я вонзил нож ему в пах и резко дернул вверх. Из раны хлестнула кровь.
Старик побежал за Портой и остальными. Они уже почти закончили свою жуткую работу.
Я потерял в бою автомат, но с саперной лопаткой в одной руке и пистолетом в другой продолжал яростно сражаться. Рубящий удар по голове упавшего солдата, который пытался сесть. Выстрел из пистолета. Вперед, вперед. Ноги двигались автоматически. Потом все было кончено.
На прощание мы бросали в бункеры мины. Они взлетали на воздух, словно тонкий слой земли при извержении вулкана. Старик выпустил красную и зеленую ракеты, подавая нашим сигнал, что мы возвращаемся.
Подталкивая в спины пятерых пленных, мы с тяжелым дыханием вернулись на свою исходную позицию.
Обер-лейтенант Вебер высокомерно приказал нам отправить пленников в полковой штаб, чтобы от них получили нужные сведения.
Порта рассмеялся ему в лицо.
— Нет, герр обер-лейтенант, эти русские останутся здесь. Это наша частная добыча. Но сведения вы получите, герр обер-лейтенант — сколько вам угодно.
Вебер принялся орать о бунте и специальных трибуналах, но на него никто не обращал внимания. Мы были очень уж заинтересованы нашими пленными.
Порта схватил ближайшего, запустил большие пальцы ему в ноздри и быстрым движением разорвал их. Пленник взвыл.
Порта наклонился к его уху и прорычал:
— Кто отдал приказ на представление той пьески, которую мы видели вечером?
Пленник, капитан с золотыми шевронами на рукаве, отчаянно пытался вырваться из этого дьявольского захвата.
— Отвечай, ублюдок! Кто распял наших товарищей? И что вы сделали с остальными?
Он с бранью выпустил перепуганного капитана и швырнул на пол бункера, а Малыш пнул его.
— Давайте следующего, — заревел Порта. Малыш с Легионером вытолкнули вперед майора к
Порте, тот, указав на вопящего комиссара, сказал:
— Посмотри на него, скотина, и поторопись с ответом, пока я не выколол тебе глаза!
Пленник отскочил назад с криком:
— Нет, нет, я все скажу! Порта насмешливо захохотал.
— А, ты знаешь этот метод, товарищ! Я раньше думал, что на такое способны только эсэсовцы. Кто распял наших друзей?
— Сержант Бранников из первого взвода.
— Хмм. Его счастье, что он мертв. Кто отдал приказ? Только на сей раз не называй фамилию убитого, скотина!
— Ком… комиссар Топольница.
— Где он?
Майор молча указал на пленного, стоявшего среди остальных, за которыми наблюдал Легионер.
Порта медленно подошел к комиссару и несколько секунд смотрел на маленького офицера, прижавшегося к стене бункера. Потом плюнул ему в лицо и сбил с его головы фуражку с зеленым околышем.
— Значит, это ты любишь разыгрывать из себя Сатану? Я освежую тебя заживо, но сперва ты у меня заговоришь, тварь!
— Я невиновен! — выкрикнул комиссар на беглом немецком.
— Конечно, — усмехнулся Порта, — но только в дюссельдорфских убийствах[54].
Он повернулся и подошел к бледному майору, стоявшему посреди бункера, — там, где Порта его оставил.
— Теперь отвечай быстро, или будешь расстрелян, советская мразь. Кто воткнул колючую проволоку в зад нашему товарищу и отрубил ему руки? Будешь говорить, или нам придется оставить тебя без ушей?
— Я не знаю, о чем вы, герр обер-ефрейтор…
— Какими вежливыми вдруг вы стали, псы. Должно быть, ты впервые обращаешься к нечиновному обер-ефрейтору как подобает. Твою память нужно слегка освежить?
Он ударил майора по лицу рукояткой пистолета, сломав ему нос.
Малыш подошел и с дьявольской усмешкой зашептал:
— Предоставь Малышу разобраться с ним. Я помню все пятьдесят пять фокусов, которые проделывали над нами в Фагене, пока я был там в полосатой робе. Черт возьми, Порта, дай Малышу заняться этим советским типом. Клянусь, он сознается во всем меньше чем через минуту.
— Слышишь, жалкий слюнтяй? — усмехнулся Порта. — Малыш хочет попрактиковаться на тебе. Что скажешь о нашем товарище? Кто воткнул ему в зад колючую проволоку? Кто отрубил ему руки? Отвечай, дрянь паршивая!
Он почти незаметно кивнул Малышу, тот бросился к майору с радостным криком, схватил его за сиденье брюк и перебросил через голову, словно куклу, потом швырнул через весь бункер, и он с силой ударился о стену.
Малыш тигром бросился на него. Мы услышали негромкое потрескивание, словно ломались сухие палочки.
Майор закричал так, что волосы у нас встали дыбом.
Старик застонал:
— Нет, нет, я уйду. Что бы они ни сделали, я не могу на это смотреть.
Вместе с ним вышли еще несколько человек, в том числе обер-лейтенант Вебер, бледный как полотно.
Малыш делал свое дело старательно, результативно. Накопленные за много лет ненависть и жажда мести изливались на представителя той системы, которая не особенно отличалась от «коричневого» режима.
Мы находили этому какое-то оправдание, напоминая себе, что майор принимал участие в тех зверствах, которые теперь выпали на его долю.
Когда Порта остановил Малыша, майор был неузнаваем. Мундир его был изорван. Казалось, его топтала яростная горилла.
При виде его один из пленных повалился ничком в обморок. Легионер пнул его. Это не подействовало; пленник был полумертвым от ужаса.
Майор, заикаясь, заговорил разбитым, теперь уже беззубым ртом. Упавший в обморок пленный был зачинщиком пыток наших товарищей. Приказ насчет колючей проволоки отдал он.
Когда к нему вернулось сознание, Легионер спросил:
— Как твоя фамилия?
— Я капитан Красной армии Бруно Царштейн.
— Имя похоже на немецкое, так ведь? — задумчиво спросил Легионер.
Ответа не последовало.
— Ты немец, поганый висельник?
Молчание, испуганное молчание.
— Черт возьми, — заревел Малыш, — ты что, не слышал вопроса Грозы Пустыни? Хочешь, чтобы Малыш превратил тебя в месиво?
— Слышал? — со злобным смехом спросил Легионер. — Ты немец, гнусный комиссар?
— Нет, я советский гражданин.
— Ребят такой ответ не устраивает, — усмехнулся Легионер. — Я французский гражданин, но при этом немец. Я стал французским подданным, потому что умел убивать врагов Франции, а ты — советским, чтобы убивать врагов Советского Союза.
Он осторожно запустил руку в нагрудный карман бледного капитана, достал удостоверение личности и бросил Порте; тот полистал документ, не понимая в нем ни слова.
Русский майор горел желанием перевести все на немецкий. Оказалось, что капитан Бруно Царштейн родился в Германии седьмого апреля девятьсот первого года и с тридцать первого года жил в Советском Союзе. Учился на политических курсах для комиссаров и был назначен комиссаром батальона Тридцать второй сибирской стрелковой дивизии.
— Хо-хо, ублюдок, — снова усмехнулся Легионер. — Придется наказать тебя с особой строгостью по статье девятьсот восемьдесят шесть пункт два уголовного кодекса. Она гласит, что каре подвергается каждый, кто оставит свою страну и примет иностранное гражданство, не уведомив об этом национал-социалистическую Генеральную прокуратуру. А ты не уведомил ее, так ведь, вошь?
— Хороший пункт, — вмешался Порта. — Вынеси ему приговор, Гроза Пустыни. Какой сочтешь справедливым.
— Скажи, — любезно обратился к комиссару Легионер, — знаешь ты, что делали со мной, когда я вернулся в Германию из Иностранного легиона? Попробуй догадаться, товарищ комиссар. Меня били по почкам стальной цепью. Приходилось когда-нибудь мочиться кровью?
Порта перебил Легионера, прорычав на ухо немецко-русскому комиссару:
