Павел Яковенко - На южном фронте без перемен
Однако пока получалось так, что именно кататься. Во всяком случае, останавливаться вроде бы никто не спешил. Мелькали низкие деревянные дома, заборы из сетки-рабицы, кухни, фруктовые деревья. Да внешне ничем они не отличались от домов на моей родине. Я легко мог представить себе точно такой же поселок недалеко от Дона. От многих других, таких же, он и не отличался бы.
А вот и все. Мы выехали на околицу. Здесь был перекресток сразу нескольких дорог. Так, Тищенко отправился в одну сторону, Бессовестных — в другую, а Бандера — в третью. Мы, разумеется, отправились за ним.
Наконец, Степан остановился. Я увидел, что он, на ходу отдавая приказания сержантам, направляется в мою сторону. Не дожидаясь, пока Бандера начнет, в свойственной ему манере, вытаскивать меня из кабины, я выбрался сам и огляделся.
Недалеко располагалась приличных размеров свалка. Справа темнела какая-то рощица, по левую сторону были разбросаны одинокие домишки, впереди находилось что-то вроде большой силосной ямы. По крайней мере, мне так показалось. И опять холодало. Небо начало светлеть, появилась голубизна, подсвеченная снизу розоватым цветом уходящего солнца, и морозец начал брать свое.
— Все, здесь разворачиваемся, — деловито сказал Степан. Его тон несколько изменился, видимо, шутить и зубоскалить ротному уже не хотелось. Момент был серьезный. Ведь, что ни говори, а мы находились на территории противника, и ожидать можно было чего угодно.
— Пойдем на рекогносцировку, — приказал мне Бандера, и я безропотно зашагал за ним.
— А что мы тут, собственно, делаем? — осмелился я поинтересоваться.
— С этой стороны блокируем село, а завтра утром вэвэшники пойдут на зачистку.
Ага, понятно. Ну, блокировать, это не впервой, это мы научены.
Мы подошли к яме, о которой я уже говорил. Да, действительно, очень похоже на силосную. Она была хорошо забетонирована, и настолько велика, что в нее могли поместиться обе мои машины. Видимо, мы со Степаном одновременно подумали об одном и том же, потому что он сразу же мне и сказал:
— Свою технику загоняй сюда. Ее отсюда и не видно с земли будет.
Перед ямой находился небольшой курган. Мы поднялись на него.
— Ого! — изумился я. — А здесь уже поработал кто-то до нас.
Мое удивление вызвало то, что на кургане уже были оборудованы огневые позиции, правда, только для стрелков. Так что копать степановым солдатам необходимости не было. А чего это я поражаюсь? Как — никак, а второй год войны идет. Здесь еще до нас кто-то прошел, а мы по второму кругу ходим.
— Располагай свои минометы здесь, — посоветовал мне ротный. — И обзор хороший, и возвышение. И со мной рядом.
Ну, на счет рядом, это он зря. Если он имел в виду, что я без его указаний и шагу ступить не смогу, то это он заблуждается. Не такой уж я и тупой. Не надо так обо мне думать.
— Хорошо, — кротко ответил я Бандере, дабы не вводить никого во искушение, и отправился за своими расчетами…
Все устроилось как нельзя лучше: машины мы без труда загнали, позиции под минометы скоренько оборудовали, (копать песчаную почву оказалось совсем нетрудно), я осмотрел в прицел панораму поселка, (большую его часть мы могли накрыть контролируемым огнем), и отправился к водителям.
У меня было с собой две рации. «Арбалет», маленький и относительно удобный, который я намеревался таскать с собой, и Р-107, тяжелая квадратная бандура, которую я оставил в машине у Старкова. Мы подсоединили ее к автомобильному аккумулятору, и оставили на приеме. Так как Старков никуда из машины отлучаться не собирался, то я приказал ему сидеть возле рации и слушать эфир. Впрочем, на самом деле, я больше полагался на Степана. У него в штате был радист, который постоянно сидел в наушниках, и никуда больше не дергался. А если и отходил куда, то должен был сначала заставить надеть наушники кого-то другого. Как-то раз он этого не сделал, и получил от ротного по почкам. Так что за дисциплинированность радиста теперь можно было не бояться.
После того, как вроде бы все устаканилось, я попытался воспользоваться «Арбалетом». Не тут-то было! Ни звука! Но ведь перед тем как его забрать, я сам слушал эту рацию, и она работала!
Я помчался к Старкову, подсоединил «Арбалет» к автоаккумулятору… И ничего. Такая же мертвая тишина. Р-107 работала, а эта гадость — нет. Теперь, вместо необходимого оборудования, рация превратилась в обузу. Делать из нее нечего, а выбросить нельзя — я за нее отвечаю. Расстроенный, я бросил «Арбалет» под сиденье, и отправился из ямы на позиции без связи.
— Так, — сказал я Абрамовичу, Боеву и Абрамову — трем командирам моих расчетов. — Дежурите на позиции по очереди. Сначала ты, потом ты, потом — ты. Все понятно?
Они закивали головами.
— Часы есть? — спросил я.
— Да, — ответил Абрамович, — у меня есть.
— Хорошо, тогда по четыре часа стоите, потом меняетесь. Я, если буду не здесь, то ищите меня у Старкова в кабине. Ясно?
Проинструктировав личный состав, я отправился к Бандере.
— Как будем дежурить, — спросил я его. — Кто первый?
Видимо, спать Степану еще не хотелось, а может быть, и по какой другой причине, но он вызвался стоять с вечера. Я побрел к месту своего ночлега.
Глава 3
В кабину кто-то застучал. Я проснулся.
Тихо шипела рация, сопел водитель, а за стеклом маячила чья-то невысокая фигура.
Я открыл дверцу:
— Чего тебе, боец?
— Товарищ лейтенант сказал, что ваша очередь дежурить.
А-а!… Ну, ясно. Самому прийти в падлу, Степан солдата прислал. Ну и ладно. Мы не такие гордые.
Я посмотрел на часы. Два часа ночи. Но делать нечего. Боец уже исчез, я выполз на свежий воздух, и после теплой кабины меня начало не по-детски колотить. Пришлось немного попрыгать и помахать руками. Изо рта у меня валил пар.
Ух! Размявшись, я поднялся к своим расчетам. Боев со своими бойцами были на месте. Наверное, прониклись. Я ведь уже успел рассказать им, как опасно спать в машине, напичканной боеприпасами, и что при прямом попадании в нее от спящих там бойцов даже подошв не найдут. И потому находиться на позиции на дежурстве, пусть даже на морозе, гораздо безопаснее для жизни.
Вот бойцы и сидели у своего миномета. Костров разжигать нам не разрешили, а потому мои минометчики мерзли, сопели, кряхтели, и тихо ругались. Но я с ними не остался. Я ведь отвечал за весь ротный опорный пункт. Мне надо было посмотреть еще и пехоту.
Расстояние от одного взвода до другого оказалось не таким уж и маленьким, как мне думалось. Пробираясь по ямкам и кочкам, я тратил достаточно времени, чтобы обойти всех. Так, перемещаясь между взводами, я и провел несколько ночных часов.
Наконец, запел муэдзин. Пел он красиво, я даже заслушался. На одной стороне неба появилась розовая полоска зари, на другой еще отлично различались звезды, ветра не было. Стояла необыкновенная тишина. Даже собаки, непрерывно брехавшие на кого-то полночи, заткнулись. Это были прекрасные минуты, и я не торопился выходить из чувства легкого очарования, которое меня окутало. А зачем? Неприятности никуда не денутся — они сами придут.
Хотя все, пора опять обходить посты. Мало ли… Обычно на рассвете, когда все спят, и нападают. Как немцы, в четыре часа утра.
У самого края наших позиций, в одиноком окопе, спал с открытым ртом солдат. Что-то у меня в голове щелкнуло. «Ага, Бандера! И твои солдаты спят!». Я тихо подошел к спящему бойцу, осторожно забрал у него автомат, и неторопливо зашагал к БПМ Степана. Хватит дрыхнуть! Пусть встает, и полюбуется, как его доблестные пехотинцы службу несут.
Если бы это все было бы в части, я бы автомат не забрал. Я не службист. Ну, устал солдат, ну, уснул. Ну и что? Но только не сейчас. Здесь, в Чечне, из-за одного сонного дебила нас всех могли элементарно убить. А погибать вот так, будучи зарезанным во сне… Нет, это глупая смерть, я так не хочу. А потому хоть к этому несчастному бойцу я не питаю ни капли зла, но проучить его, в назидание другим, надо… Надо, Федя, надо!
Я постучал в командирскую БМП. Высунулась чумазая водительская морда.
— Ротного давай, — сказал я.
Морда исчезла. Через две-три минуты из люка показалась взъерошенная со сна голова Бандеры.
— Чего тебе? — грубо и недовольно спросил он.
Я издевательски усмехнулся.
— Угадай, — сказал я неторопливо, предчувствуя эффект, — откуда у меня два автомата?
Степан все понял. Он молча и быстро вылез из машины, и без излишних церемоний просто спросил:
— Где?
Я повел его к провинившемуся пехотинцу. Даже когда мы пришли, он все еще спал. На губах играла мечтательная улыбка. Должно быть, во сне ему снилось что-то приятное. Я неожиданно увидел, какой это, в сущности, еще мальчишка. Просто мальчишка! Мне даже стало на мгновение жалко его. Может быть, надо было просто разбудить?
