Роман Кожухаров - Умри, а держись! Штрафбат на Курской дуге
Когда шедший по левому флангу «тигр» еще переваливал через окопы штрафников на левом фланге, расчет уже дослал, по команде командира – «Бронебойным!» – снаряд в казенник, и длинный ствол 57-миллиметрового орудия «вел» квадратное чудище.
– Пора, товарищ лейтенант, пора… – пересохшими губами твердил заряжающий расчета Пафнутьев.
– Погоди… рано еще… – так же, не отрываясь от системы наведения, отвечал лейтенант.
Перешивко управлял орудием собственноручно. Тут все решал один выстрел. «Тигр» на расстоянии ста метров, и, значит, ударить надо прямой наводкой, всадить так, чтобы проняло фашистскую зверюгу до самых спинномозговых отделов. Потому как сменить позицию и спрятаться они уже не успеют. А значит, или пан, или пропал…
XXXVIII
Расстояние между орудием и его целью оказалось настолько мало, что протяжный звук выстрела практически слился воедино с оглушительным взрывом. Сноп огня и дыма окутал квадратную морду. Он успел увидеть, как огромная махина вздрогнула, будто бронированную многотонную кошку чья-то сильная рука схватила за загривок и встряхнула изо всех сил.
«Тигр» подал признаки жизни. Башня его задвигалась, как будто он приходил в себя после сотрясшего броню мощного удара. Снаряд угодил в лобовую часть башни, пришелся правее от маски орудия. Там виднелась приличная вмятина, как будто в надбитой скорлупе сваренного вкрутую яйца.
– Бронебойным!.. Готовьсь!.. – его крик не поспевал за действиями подающего и заряжающего.
57-миллиметровое орудие было оснащено полуавтоматической системой заряжания. Казенник после первого выстрела, под воздействием пороховых газов, выплевывал пустую гильзу автоматически, распахиваясь для приема нового снаряда. Это значительно убыстряло процесс заряжания и самой стрельбы.
– Огонь!!!
Второй бронебойный пришелся в самый угол стыка корпуса и башни. Огонь и дым снова окутали морду потрясенной машины. Ее даже слегка повернуло влево, по ходу страшной силы удара, нанесенного ЗИСом. Как будто огромный молот, размахиваясь раз за разом, опускался на наковальню, высекая из нее искры и дым. Но броня огромной зверюги была слишком толстой и крепкой. Она держала удар.
– Меняем позицию! – еще пока длился грохот, истошно командовал лейтенант своим подопечным. Все трое уже стояли на изготовку. Ипатьев, с обмотанной наспех бинтом головой, не дожидаясь подмоги лейтенанта, уже тянул трубчатую станину вверх.
– Погоди!.. Еще и грыжу заработаешь!.. – на ходу, ухватываясь за станину, крикнул Перешивко. Он видел, что попал. Теперь уже будь что будет.
Сведя станины вместе, все дружно, вчетвером потянули орудие задом к запасному «карману», оборудованному позади первого, со смещением влево на добрый десяток метров.
Оставалось только догадываться, как перенесли одно за другим два прямых попадания в броню вражеские танкисты, но машина жила. Башня вместе с орудием танка стала поворачиваться вслед за тащившими свою пушку артиллеристами.
«Не успеем, не успеем…» – с каким-то обреченным отчаянием твердил про себя Перешивко, изо всех сил оттаскивая орудие вместе со своими бойцами. Пули, которые выпускал курсовой пулемет «тигра», выщелкивали по бронещиту орудия. Второй пулемет молчал. Попадание снаряда их ЗИСа пришлось как раз в шаровую установку спаренного пулемета в башне.
XXXIX
Лейтенант лихорадочно прокручивал в голове варианты спасения. Надо было сразу засылать третий снаряд. Выстрелить они бы успели наверняка. Но вот сумели бы они потом уйти из-под зияющего жерла 88-миллиметрового вражеского орудия… Это и сейчас – большой вопрос. Может, попробовать остановиться и дать третий выстрел?
Все решат доли секунды. Лейтенант шестым чувством осознавал, что эти доли секунды будут в пользу врага. Они не успеют изготовиться к выстрелу. А вот добраться до «кармана»… Всего каких-то пару метров…
В тот момент, когда расчет Перешивко уже прощался с жизнью, у самого основания танкового орудия «тигра» – того самого, в который артиллеристы Перешивко всадили два снаряда, – вдруг рванул взрыв. Он был меньшей силы, чем ЗИС-3. Лейтенант увидел, как расчет 45-миллиметрового орудия спешно досылает второй снаряд в казенник, в то время как пороховые газы еще курились из только что выстрелившего ствола, не успев развеяться.
И тут с «тигром» что-то произошло. Башня его перестала двигаться, наводя дульный тормоз орудия на расчет Перешивко. Машина взревела двигателями, и охваченная огнем левая гусеница стала отматываться в обратную сторону.
Вражеский экипаж отступал назад по проложенной им же колее. Давая задний ход, он окутал приближающиеся траншеи штрафников таким черным облаком выхлопных газов, что они повисли над окопами, как дымовая завеса.
Средний танк фашистов, который прорвался через окопы «переменников» правее, тоже пятился назад. Это была та самая машина, в которую попала бутылка с зажигательной смесью, брошенная Степанковым.
XL
Оба вражеских пулемета пятящегося танка работали, как умалишенные, поливая огнем огневую позицию расчета Гамкрелидзе. Однако оба орудия – и ЗИС-3, и вражеский 75-миллиметровый ствол – молчали. Только что артиллерийский расчет ЗИС-3 выпустил по вражескому танку бронебойный, а фашистский экипаж успел выстрелить «в размен» прямой наводкой.
Снаряд «зисовцев» по касательной угодил в левую «щеку» башни, но не разорвался и отскочил сплющенной болванкой на землю. А немецкий, взорвавшись в паре метров перед броневым щитом, накрыл взрывной волной, осколками, комьями земли и дымом расчет Гамкрелидзе.
Надежный броневой щит орудия и спас артиллеристов. Тяжело ранило подносящего Фролова. Он оказался вне спасительного периметра щита. Осколок вражеского снаряда ударил солдату чуть ниже плеча, в руку, перебив, словно со всего маху – топором, кости, сухожилия и мышцы.
В пылу стрельбы осознание боли пришло к бойцу не сразу, только тогда, когда он, бросившись к ящику с последним оставшимся бронебойным, попытался выхватить снаряд из деревянных пазух, но левая рука не послушалась. Тогда он глянул на свою левую руку и увидел ее, болтавшуюся на рваных желтых лоскутах выгоревшей на солнце гимнастерки и кроваво сверкавших жгутах мышц.
– Саня!.. Саня!.. – услышал Фролов испуганные крики своих товарищей.
Это было последнее, что он слышал в этом бою, потому что от нахлынувшей разом боли потерял сознание.
Танк двигался назад. То ли танкистов все-таки оглушило, то ли опасения у них вызвало пламя, которое все сильнее разгоралось на корме машины. А, может быть, фашистский экипаж увидев, что «тигр» отступает, побоялся оставаться в одиночку в глубине позиций русских. Тем более что рывок двух машин остальные не поддержали, остановившись в виду позиций штрафников, перед противотанковыми препятствиями.
Танки второго эшелона маневрировали, ведя огонь по окопам из пулеметов. Их орудия молчали – видимо, боялись подбить свои же, отступающие из сектора русской артиллерийской батареи, машины. Третья линия вражеских танков держалась на почтительном расстоянии в шесть сотен метров, даже не предпринимая попыток подойти ближе. Они тоже били, но куда-то в глубь русских позиций, далеко позади артиллерийской батареи Артемова.
XLI
Весь боезапас взвода старшего лейтенанта Коптюка уходил на то, чтобы сдерживать напиравших вражеских автоматчиков. Силы были слишком неравны. Два ручных «дегтяря» и «максим» против целой армады танковых пулеметов, которые кинжальным огнем прикрывают действия своей пехоты. И это при том, что ранены Фаррахов и номер второй из пулеметного расчета «максима».
Немецкая пехота налезает числом не меньше пятидесяти человек. То есть, когда они соскакивали с брони танков, их было примерно столько. Сейчас пехоты поубавилось, и гонор хорошенько им сбили, но все равно лезут и лезут вперед, невзирая на встречный огонь штрафников.
Коптюк успел запросить у ротного КНП поддержки минометным огнем, а потом связь прервалась. Минометы ударили, но значительно глубже той линии, где залегли вражеские автоматчики. Подопечных Лазерко можно было понять: стрельбу они вели с закрытых позиций, а скорректировать огонь более точно Коптюк не успел. Вот и посылали они свои мины в ранее намеченный сектор, туда, где совместно с артиллеристами выстраивали полосу заградительного огня.
Сейчас мины рвались как раз в промежутке между двумя линиями наступления фашистов – передней, прямо в виду позиций штрафников, где, прикрываясь своими танками, залегли цепи гитлеровских пехотинцев, и задней линией средних и легких танков, которые маневрировали, не приближаясь к изрытому воронками рубежу заградительной полосы.
Коптюк, с досадой наблюдая, как без пользы вздымаются фонтаны земли и дыма, с другой стороны, понимал логику действий минометчиков. Они боялись переводить огонь своих минометов слишком близко к переднему краю штрафников, чтобы не накрыть своих же. Здесь как воздух нужна была корректировка, чтобы сработать ювелирно, зачистив минометным огнем узкий сектор перед противотанковыми препятствиями.
