Антони Пири - Фальшивомонетчики. Экономическая диверсия нацистской Германии. Операция «Бернхард» 1941-1945
— Это не была подделка, и вы должны это знать. Я лично проверял их, все портсигары были из настоящего золота, уверяю вас.
Кальтенбруннер посмотрел на Шелленберга, который прошептал:
— Да, они были покрыты золотом, толстым слоем, но золото было только сверху.
Кальтенбруннер повторил эти слова в трубку.
Швенд в ответ рассмеялся:
— Ну вот, значит, тот посредник просто провел меня. Хорошо, они не были золотыми. Что же мне теперь делать? Купить еще триста штук и проверить каждый из них, разбив его? Я был бы рад заняться этим, но кто тогда будет делать за меня мой маленький бизнес?
Кальтенбруннер снова посмотрел на Шелленберга. А Швенд продолжал:
— Послушайте, у меня сейчас намечается крупнейшая операция с оружием. Речь идет о двух с половиной миллионах фунтах стерлингов. Повторяю: речь идет не о марках, а о фунтах. Представляете, какой пустяк? И как же мне быть? Заниматься оружием или покупкой трехсот золотых портсигаров?
Посмотрев Шелленбергу в глаза, Кальтенбруннер коротко бросил:
— Конечно, оружием. — Он повесил трубку и продолжил: — Конечно, Швенд не идеален, у него много недостатков, но он настолько ценен для нас, что нам придется закрывать глаза на некоторые из них.
Шелленберг был готов к этому. Он как раз собирался возглавить объединенную службу военной и политической разведки, пост, который Гиммлер обещал ему еще примерно год назад. Но его преемником на должности руководителя VI управления РСХА должен был стать Олендорф, человек, который ненавидел Швенда и вовсе не собирался смотреть сквозь пальцы на его недостатки. Олендорф твердо решил избавить свой отдел от «барона из Шлосс-Лаберса».
Глава 10
УПУЩЕННЫЕ ШАНСЫ И НОВЫЕ УДАЧИ
В начале 1944 года Шелленберг начал испытывать чувство беспокойства. По сообщениям его агентуры, Турция собиралась разорвать дипломатические отношения с Германией или даже, что было гораздо хуже, вступить в войну на стороне союзников.
Гиммлер неоднократно уверял его, что, получив новое назначение, Шелленберг сосредоточит в своих руках такую власть, о которой прежде не мог и мечтать. Он будет одним из тех, кто определяет политику рейха. Если бы у него и впредь был надежный источник информации, как, например, агент-албанец Мойзиша в Анкаре Цицерон, то ему не пришлось бы ни о чем беспокоиться. Но если Турция присоединится к союзникам, немецким дипломатам придется покинуть ее территорию, или они будут интернированы. Кто же тогда будет менять «фунты Бернхарда» на бесценную пленку, сделанную фотоаппаратом «Лейка»? Шелленберг стал думать о том, как создать систему связи, которая позволит продолжать сотрудничать с Цицероном, даже если немцы будут вынуждены уйти из Турции.
Примерно в это же время гаулейтер Хофер прибыл в Шлосс-Лаберс, чтобы «окончательно решить проблему» со Швендом. О приезде не предупреждали заранее. Швенда планировалось застать врасплох. Было бы еще лучше, если бы его удалось застигнуть во время одного из знаменитых банкетов, которые он так любил и на которых все, казалось, забывали думать об ограничениях карточной системы.
Колонна с Хофером быстро двигалась по шоссе к замку, но все же по приезде его уже ждал выстроенный почетный караул. Когда Хофер выбрался из машины, Швенд приветствовал его в самых любезных выражениях.
— Я так рад, что вы, наконец, нашли время для того, чтобы совершить свою давно запланированную поездку сюда, — сказал он с улыбкой.
Хофер был ошеломлен. Швенд попросил гаулейтера оказать ему любезность и обойти строй караула.
— Нас редко посещают такие важные гости, как вы. Наши солдаты будут всегда помнить оказанную им честь.
После смотра Швенд повел гостя к замку.
— Возможно, будет лучше, если мы сразу же уладим все недоразумения, которые могли бы возникнуть между нами. Мои работы ведутся под грифом «совершенно секретно», и я подчиняюсь непосредственно Кальтенбруннеру, который предоставил мне полную свободу действий. Поэтому иногда у нас возникают некоторые трения, в частности, с людьми из гестапо, подчиняющимися вашему другу Мюллеру.
Хофер посмотрел в глаза Швенду. Тот не отвел взгляда.
— Конечно, это не мое дело — советовать такой важной персоне, как вы, но на вашем месте я бы дважды подумал, следует ли принимать сторону Мюллера, который, как известно, является подчиненным моего непосредственного начальника Кальтенбруннера.
Прекрасно приготовленные блюда, лучшие вина и крепкие напитки убедили Хофера, что он не ошибся в своих предположениях относительно Швенда. Потом Швенд повел гостя к себе в кабинет для «секретного» разговора.
— Я знаю, насколько вы чтите своего знаменитого предка Андреаса Хофера и ту славную роль, которую он сыграл в истории Тироля. Мне известно, что вы хотели бы пойти по его стопам. — Хофер не мог поверить собственным ушам. — Вам бы очень хотелось создать собственные силы самообороны Тироля, чтобы помочь родине. И я мог бы вам помочь, гаулейтер, если вы только позволите мне сделать это.
— Помочь мне? Но как?
— Мы оба знаем, что наши правительственные инстанции привыкли много требовать и при этом оказывать совсем незначительную поддержку.
— Я не понимаю вас.
— Все одобряют ваши намерения, но при этом никто не спешит помочь вам так необходимыми для их осуществления средствами и оружием.
— Да, это так.
Тут внимательный Швенд наполнил бокал гостя шампанским и закончил:
— Так позвольте мне помочь вам деньгами и оружием.
Удивлению Хофера не было границ.
— А вы действительно способны сделать это? — спросил он.
— Я выполняю секретную работу и не могу распространяться об этом. Но если между нами установятся хорошие отношения, я мог бы кое в чем быть вам полезным.
В конце этого разговора Хофер пребывал в убеждении, что Мюллер, конечно, был не прав. Организацию Швенда не только не следовало ликвидировать, надо было всячески поощрять ее деятельность. Его прощальными словами, адресованными хозяину замка, были:
— Это просто чудо, что на свете есть люди, похожие на вас.
14 января 1944 года Мойзиш сильно нервничал и испытывал чувство острого раздражения. Месяцами он выплачивал огромные суммы за информацию, которая отправлялась в Берлин, где исчезала бесследно. Никто не удосужился сообщить ему, были ли эти данные ценными, или не очень, или откровенно плохими. Ему вообще никто ничего не говорил. Но сегодня он узнает обо всем сам.
Когда в кабинет вошла его секретарша Ангелика, плохое настроение только усилилось. Она недурно выглядит, думал он, но почему вечно ходит как в воду опущенная, в мрачном настроении, всегда холодна, без тени эмоций на лице? Когда девушка положила на стол какие-то документы, офицер заметил, что ее рука дрожит. Удивившись, ой спросил:
— У вас что-то случилось? Вам нехорошо?
— Со мной все в порядке, — ответила секретарша. — Могу ли я попробовать позвонить в Бухарест? Прямо сейчас?
Мойзиш удивился, откуда ей могло быть известно, что он собирался звонить в Бухарест. Он собирался проверить некоторые данные, полученные от Цицерона, но об этом не должна была знать девушка. Как она могла узнать о дате, на которую был назначен первый массированный авианалет союзников на столицу Румынии? Может быть, она обладает шестым чувством? Ведь она переехала в Анкару только потому, что боялась даже небольших рейдов вражеской авиации. К счастью, в посольстве работал ее отец, который сумел добиться перевода дочери в столицу пока еще мирной страны.
Он разрешил ей позвонить.
— Никто не отвечает, — сказала девушка через несколько секунд.
— Это странно, не так ли?
— Такое случается впервые.
— Через несколько минут попробуйте еще раз. — Мойзиш обратил внимание, что Ангелика не ушла из его кабинета, а стала нервно прохаживаться по комнате. Это раздражало его, и он попросил девушку выйти.
Через несколько минут она снова вошла в его кабинет.
— Между Анкарой и Бухарестом отсутствует связь, — сообщила она и добавила безнадежным тоном: — Я знаю, случилось что-то ужасное.
Мойзиш попытался успокоить девушку, но безуспешно. Все утро она снова и снова повторяла попытки, но по-прежнему безрезультатно. После каждой новой попытки Ангелика становилась все более подавленной.
В обеденное время она отказалась есть, зато курила одну сигарету за другой. Лицо девушки стало пепельного цвета, руки дрожали, голос срывался, когда она все-таки пыталась поддерживать разговор.
Весь день она оставалась рядом с Мойзишем, пила одну за другой чашки крепчайшего кофе между очередными безуспешными попытками дозвониться домой.
К концу дня она была в таком состоянии, что Мойзиш посоветовал ей:
— Сейчас вы пойдете ляжете в постель и отдохнете. Я буду здесь весь вечер и периодически буду пытаться дозвониться. Уверен, что ничего серьезного не случилось.
