Владимир Карпов - Гибель и воскрешение разведчика
Разведчики стремились осуществить задуманное без шума. И ползли, и резали проволоку, и по траншее шли, помня лишь об одном: тише, тише, ни звука! И вдруг этот ужасный крик! Ромашкин ударил гитлеровца ножом. Визгун умолк, обмяк и повалился на дно траншеи.
– Что же ты, гад, делаешь?! – простонал рядом Рогатин. – И этого убил!
Ромашкин огляделся широко раскрытыми, но плохо видящими глазами. Опомнился. «Действительно, что же я натворил? С ума сошел от страха?» И, овладевая собой, ответил:
– Сейчас еще найдем.
– Нельзя искать. Нашумели. Уходить надо.
Ромашкин не успел ответить – автоматные очереди ударили по траншее из-за поворота. Пули бились в земляную стену, неистово грызли ее, поднимая сухую, колкую пыль.
Разведчики прижались к противоположной стене. Стреляли рядом, но выстрелы почему-то были глухие. Ромашкин заглянул за поворот и все понял: там блиндаж, и гитлеровцы стреляли из него наугад, прямо через дверь.
Сняв с пояса гранату, Ромашкин метнул ее под дверь. Грохнул взрыв. Дверь сорвало. Из блиндажа послышались крики, и снова застрекотали автоматные очереди. Рогатин метнул в черный проем вторую гранату. Опять взрыв, и в блиндаже все стихло. Только дымок тянулся из дверного проема и кто-то стонал там в черноте.
«Нужно лезть туда, брать „языка”», – подумал Ромашкин. Теперь, как это ни странно, он действовал не то чтобы спокойно, а более хладнокровно и рассудительно. «Как туда влезть? – прикидывал Василий. – Если кто-нибудь из немцев уцелел, непременно караулит с автоматом наготове. А топтаться нельзя – сейчас прибегут на помощь соседи».
Решение созрело мгновенно. «Брошу гранату с кольцом. Кто уцелел – ляжет, ожидая взрыва, которого не будет. Тут-то я и вбегу!»
Секунда – и граната полетела в блиндаж. Еще миг – и Ромашкин вбежал. За порогом блиндажа сразу отскочил в сторону, чтобы не быть мишенью на фоне дверного проема. В блиндаже была непроглядная темень. Пахло гарью и странной смесью пота с одеколоном. Неподалеку слышалось тяжелое дыхание немца. «Наверное, раненый. Хоть бы его взять, пока не застукали! Где же он, этот раненый?..» Ромашкин сделал шаг и споткнулся о мягкое человеческое тело – немец был неподвижен. На ощупь нашел еще несколько тел без признаков жизни. Наконец приблизился к стонавшему в глубине блиндажа.
В дверях вспыхнул свет карманного фонаря.
– Лейтенант, где ты? – тревожно спрашивал невидимый Коноплев.
– Здесь я. Порядок! – ответил Ромашкин.
Раненый сидел на земле, вытянув вверх руки, будто защищая лицо от удара. Ромашкин шагнул вплотную к нему, а тот, сидя, подался в угол, вжимаясь в земляные стены. Василий схватил его за шиворот, поднял и встряхнул. Немец не мог стоять, ноги у него подгибались, как резиновые.
– Ауфштеен! – приказал Ромашкин.
Гитлеровец все-таки встал на ноги, его била дрожь. Василию стало противно оттого, что дрожит взрослый мужчина. Но эта дрожь врага в то же время вселяла чувство уверенности и своего превосходства. Толкнув пленного к выходу, сказал разведчикам:
– Принимайте.
Рогатин сноровисто связал пленному руки и всунул ему в рот кляп. Коноплев тем временем забирал документы из карманов убитых, прикидывая, что еще надо прихватить из блиндажа.
– Хватит, пошли, – сказал Рогатин. – Не ровен час, застанут. Вон ведь чего наворочали.
Разведчики выбрались на чистый морозный воздух. Прислушались и, не уловив никаких признаков тревоги, стали спускаться вниз по траншее. У основания высотки чуть не столкнулись еще с тремя белыми призраками. С автоматами наготове они крались навстречу.
– Свои, – сказал Рогатин, узнав Лузгина.
– Вы чего здесь? – спросил Ромашкин, зная, что такие действия не предусматривались.
– Заваруха у вас началась, решили идти на помощь.
– У нас порядок, давайте быстрее за проволоку…
Все нырнули в проход, цепляясь маскхалатами за колючки, и, пригибаясь, побежали к лощинке.
Вспыхнула неподалеку ракета. Разведчики кинулись в снег, как в воду. Рогатин упал на немца в зеленой форме, чтобы прикрыть его своим белым одеянием.
Когда ракета погасла, быстро вскочили и понеслись дальше. Рогатин подталкивал немца: тому было трудно бежать со связанными руками и кляпом во рту, он спотыкался, падал, но Иван поднимал его и хрипел:
– Давай, давай, фриц, не задерживай!
Немец мычал и послушно трусил вперед, падая и поднимаясь.
Вот наконец и черная полоска своих позиций. Разведчики спрыгнули в спасительные окопы, в полном изнеможении повалились на землю.
Прибежал Казаков. Группа вернулась немного правее того места, где ждали ее. Увидев скрюченного немца, лейтенант обрадовался:
– Приволокли?! Ух, орлы! Ну, Ромашкин, с первым «языком» тебя!
А разведчики, запаленно дыша, не могли еще говорить, лишь смотрели на командира счастливыми глазами.
– Зачем… мы… так… драпали? – еле выдавил из себя Саша Пролеткин. – Немцы же не гнались.
– Так вышло, – прохрипел в ответ Рогатин.
– Да чего там об этом… Главное – все вернулись и «языка» взяли, – продолжал радоваться Казаков. – Ну и молодчаги! Дышите, дышите, глотайте кислород!.. И как быстро управились – только два часа прошло!
Саша отдышался раньше других. Встал, откинул белый капюшон, сказал с восхищением:
– Ох, и фартовый лейтенант Ромашкин! Из-за него так удачно все прошло. Когда стрельба началась и гранаты забухали, я думал – каюк, не выберется группа захвата из-за проволоки! И вдруг смотрю – идут. Фрица тащат. А погони нет.
Поднялся на ноги и Рогатин, пояснил Пролеткину и другим:
– Некому было гнаться: лейтенант всех гранатами побил. А соседи, видать, не слыхали, взрывы-то были в блиндаже. Да и вообще война. Тут взрыв, там взрыв, могли принять за минометный обстрел.
Коноплев поддержал:
– Они до сих пор, наверно, не знают, что произошло.
Казаков заторопил:
– Давайте-ка, хлопцы, поднимайтесь, а то обнаружат гитлеровцы пропажу и начнут со злости сюда мины швырять, пошли домой. Подъем! Пошли, пошли!..
Шумным ликованием встретили возвращение разведгруппы старшина Жмаченко и все другие разведчики, не ходившие в этот раз на задание. Под их возгласы при свете ламп Ромашкин оглядел своих спутников и удивился, как они переменились: лица у всех осунулись, под глазами темные тени, будто не спали две ночи, маскировочные костюмы промокли, а у тех, кто лазил под проволоку, на спине и рукавах висят клочья. Коноплев, Иван Рогатин да, наверное, и сам он черны от пороховой гари.
Немец, уже развязанный и без кляпа во рту, стоял у двери, обалдело и удивленно смотрел на разведчиков. Никто не обращал на него внимания.
Жмаченко раздавал вернувшимся завернутые в носовые платки документы. Многим говорил при этом:
– Нате, покрасуйтесь.
И Ромашкину сказал так же:
– Покрасуйтесь.
Василий сначала не понял, почему старшина так говорит. Вспомнил: «Ему же приказано было подготовить ужин. А стол почему-то пуст».
– Надо доложить о выполнении задания и сдать пленного, – объявил Казаков.
– Кому докладывать? – спросил Василий.
– Командиру полка или начальнику штаба. Идем, они ведь не спят, ждут. Им уже сообщили по телефону, что «язык» взят. Но ты обязан доложить сам.
– А может быть, ты доложишь? Ведь ты же все готовил и организовал…
– Брось трепаться, Ромашкин! При чем здесь я? Идем…
Командира и комиссара на месте не было: уехали по вызову на КП дивизии. Ромашкин привел пленного к начальнику штаба. Казаков зашел вместе с ними, но остановился позади.
– Товарищ майор, задание выполнено. – Ромашкин сбился с официального тона и радостно закончил: – Принимайте «языка»!
Вечно озабоченный чем-нибудь и потому хмуроватый начальник штаба на этот раз заулыбался.
– Поздравляю, лейтенант! Хорошо начали службу в разведке. Благодарю вас от имени командования.
– Служу Советскому Союзу! – отчеканил Ромашкин и рассмеялся, увидев, что немец тоже встал по стойке «смирно». – Смотрите, товарищ майор, как фриц тянется!
– Дисциплинированный! – серьезно заметил Колокольцев. – Ладно, выбросьте его из головы, идите отдыхать. Пленного мы допросим, будет что интересное для вас – сообщу…
За то время, пока они ходили к начальнику штаба, в блиндаже разведвзвода произошли разительные перемены. Стол уже был застлан чистыми газетами и готов для пира. На нем крупно нарезанная колбаса, сало, хлеб, лук, два ряда пустых эмалированных кружек и несколько немецких, обшитых сукном фляг. В торце стола, на хозяйском месте, где должны сидеть командиры, сверкала стеклом поллитровая бутылка с сургучной головкой.
Ромашкин узнал, почему не подготовили ужина заранее. Есть, оказывается, примета: если накрыть стол до возвращения разведгруппы, ее может постигнуть неудача. Выпивка и закуска выставляются, когда все явятся на свою базу живыми и здоровыми.
К столу сели только ходившие на задание, остальным места не хватило. Они стояли со своими кружками рядом, похлопывая отличившихся по плечам и спинам.
