Войта Эрбан - Беженцы и победители
Чуть в стороне занимает боевую позицию подразделение зенитных пулеметов. Владя обходит бронетранспортер со всех сторон, постукивая по его бортам прикладом автомата. Прислушивается — в ответ ни звука. Надо бы заглянуть внутрь машины, да только есть ли в этом необходимость? Наверняка экипаж бронетранспортера бежал вместе с отступающими гитлеровцами. А Владе надо спешить в Матюши.
Навстречу попадаются местные жители. На вопрос Эмлера, где же немцы, они весьма неопределенно показывают в сторону леса…
В этот момент танки попадают под перекрестный огонь. Особенно сильно обстреливается дорога на Шамраевку. Владя оставляет машину и дальше продвигается перебежками. Вот он прыгает в кювет и осматривается. Быстро угасает короткий зимний день. Со стороны Руды все еще доносятся пулеметные и автоматные очереди, но не столь интенсивные, как утром. Владю охватывает тревога. А танки уже грохочут где-то в районе Матюшей.
На дороге появляются сани.
— Привет, ребята! — кричит Владя и вдруг замечает немца в маскхалате. — Где это вы его прихватили?
— Пленный, — объясняет ездовой.
Немец в санях ежится:
— Гитлер капут!
— Это он боится, как бы мы его не прикончили… — смеются солдаты.
Потом они наперебой рассказывают, как советские танки, сопровождаемые автоматчиками под командованием Сергея Петраса, прорвались к сахарному заводу, по пути уничтожив вражескую пушку, взвод минометов и пулеметное гнездо. Однако возле завода возникла довольно сложная ситуация. Поскольку и чехословацкие воины и гитлеровцы были одеты в белые маскхалаты, отличить, где свои, а где враги, было весьма затруднительно. Сказалась и нехватка патронов. Почувствовав, что натиск наступающих ослабевает, гитлеровцы усилили сопротивление, сосредоточившись в центре населенного пункта. В эти критические минуты на помощь подоспел первый батальон, и воины, объединив усилия, разгромили гитлеровцев…
На обратном пути в штаб Владю поджидает неприятный сюрприз. Брошенный гитлеровский бронетранспортер неожиданно оживает и, открыв бешеную стрельбу, скрывается в том же направлении, что и отступающие части противника.
День тяжелейших боев позади. Руда наконец-то взята. Чехословацкие воины нанесли гитлеровцам значительный урон в живой силе и технике, но и сами потеряли немало отважных бойцов. Погибли Буртина, Брун, Горачек и другие. А главное — потеряно слишком много, времени, и немцы успевают отойти за Рось. Крепким орешком оказалась эта Руда — неприметный населенный пункт на подступах к Белой Церкви.
* * *Утро выдалось ясное. Извилистая дорога, по которой шагают подразделения 1-й бригады, выводит прямо к реке Рось, неожиданно открывшейся их взорам.
— Что там напро… напротив? — спрашивает у Влади командир взвода Фантич, с трудом шевеля окоченевшими губами.
Владя молча достает карту и тычет пальцем в маленькую точку. Село называется Пилипча.
— Странное, однако, название… — замечает стоящий рядом десатник.
— А вот тут немцы, — говорит Фантич, указывая еще на одну точку.
— Это Глыбочка…
Взвод Фантича получает задачу прочесать лес, а заодно выяснить, уцелели ли те два моста, которые обозначены на карте. Это сейчас очень волнует командование.
В деревне Трушки женщины, завидев солдат в странных шинелях, поначалу пугаются.
— Да свои мы, красавицы, свои, — успокаивают их чехи.
— Ха-ха-ха! — смеется старый колхозник Иван Погулайко. — Если баб красавицами называют, значит, наши!
Колхозница София Горбенко, расхрабрившись, спрашивает у бойцов:
— Хлопцы, а почему у вас шинели какие-то другие? Вы что, нерусские?
— Нет, мы из Чехословакии.
— Слышь, Наталья, чехи они, — поворачивается она к своей подруге.
Женщины тянут солдат за рукава:
— Заходите в дом: обогреетесь немного, чайку попьете. Правда, сахара у нас нет…
В хату старого Погулайко набиваются солдаты и колхозники. Угощение дедуля выставляет скудное: чай да черные сухари — все продукты отобрали и вывезли оккупанты, — зато потчует от души. И настроение поэтому одинаково радостное и у освобожденных, и у освободителей…
* * *Едва развернувшийся в цепь взвод Фантича выходит к реке, как раздается треск автоматной очереди. Пули свистят над головами бойцов, и Фантич отдает приказ немедленно залечь. Сейчас самое главное — определить, откуда стреляют. Может, из кустарника, запорошенного снегом? И действительно, вскоре бойцы обнаруживают прячущихся там гитлеровцев, одетых в маскхалаты.
— Сдавайтесь! Руки вверх! — приказывают им бойцы, но немцы, видно обезумев от страха, очертя голову мчатся к реке, отстреливаясь на ходу.
Однако один из гитлеровских солдат останавливается и поднимает руки высоко над головой:
— Гитлер капут! Гитлер капут! Гит… — Последний возглас замирает у него на губах, и, прошитый со спины автоматной очередью, он мешком оседает на снег.
Стрелял, должно быть, командир. Он даже остановился, чтобы прицелиться поточнее…
— Ну, погоди, мерзавец! — ругается кто-то из бойцов. — Ты у нас сам заскулишь: «Гитлер капут!» Мы с тобой рассчитаемся и за Руду, и за этого немца…
На берег фашисты выскакивают в том месте, где река подходит к лесу почти вплотную. Берег здесь довольно крут, но немцев это нисколько не смущает. Они плюхаются на лед, а вскочив, пытаются бежать.
Медлить нельзя. И над застывшей рекой раскатисто гремят выстрелы…
Прочесывание леса окончено. На опушке Фантич встречается с надпоручиком Марцелли.
— Как мосты? — спрашивает Фантич надпоручика.
— Какие мосты! Все взлетели на воздух. Дорого нам обойдется вчерашняя задержка под Рудой…
* * *Второй батальон наступает на Чмировку — деревню, расположенную у впадения речки Каменки в Рось. Оттуда уже хорошо просматриваются деревянные домишки окраин Белой Церкви. Возле Чмировки река делает резкий поворот. Поблизости от этого места артиллеристы готовят огневые позиции…
Надпоручик Вацлав Коваржик, одетый в короткий полушубок, сдвинув на затылок ушанку, озадаченно смотрит на взорванные мосты. Ему предстоит в короткий срок навести вместо них переправу. Он переводит взгляд на противоположный берег. Там расположена высота 208,4, которую приказано взять.
Саперы уже приступили к работе. Они носят на берег доски, балки, кругляки. Возле них останавливается газик. Из него вылезает генерал, невысокого роста, с черными волнистыми волосами, выбивающимися из-под папахи, с аккуратно подстриженными усиками, с темными проницательными глазами. Это командир 50-го корпуса С. С. Мартиросян.
— Господин генерал, все мосты взорваны. Приступаем к наведению переправы, — докладывает ему Коваржик.
— Вижу, плохи наши дела, — бросает на ходу генерал, а сам спускается к реке.
Тем временем первый батальон переправляется по льду на другой берег и занимает деревню Глыбочка. Немцы отходят в направлении леса и высоты 208,4 — ключевой позиции в обороне противника, откуда отлично просматриваются все дороги, ведущие из Белой Церкви на юг. Поступает приказ любой ценой взять эту важную высоту. Но для этого нужна огневая поддержка. Значит, необходимо переправить на другой берег и артиллерию…
— Проверьте лед на прочность, — приказывает генерал Мартиросян. — Нагрузите сани — и в путь!..
Солдаты нагружают сани, впрягают в них лошадей и ведут к реке.
Над берегом повисает напряженная тишина. Лошади прядают ушами и упираются, опасаясь ступить на лед.
— Но-о! — понукает их хриплым голосом ездовой. — Но-о! — Он натягивает постромки так, что они едва не лопаются.
— Осторожно, Карел! Назад! — кричат ему солдаты, сбегая к реке и размахивая руками.
Одна из лошадей проваливается в воду и тянет за собой другую. Трещит лед, бурлит в образовавшейся полынье вода, и сани ныряют в нее вслед за лошадьми. Пытаться спасти их бесполезно, да и небезопасно. Успевают лишь в последнюю минуту вытащить на берег ездового.
Генерал, забыв о морозе, стаскивает с головы папаху и вытирает ею вспотевший лоб, но через минуту берет себя в руки и твердым голосом произносит:
— Поторопитесь с переправой, товарищ надпоручик… извините, пан надпоручик.
— Есть, товарищ генерал!..
Часы показывают тринадцать ноль-ноль. Оба батальона уже на другом берегу. Сложнее с техникой. На лодках удается переправить только сорокапятки. Гаубицы, противотанковые орудия и танки остаются на левом берегу.
* * *Ирка Вишек перед атакой обходит позиции своей роты.
— Пан подпоручик! — доносится голос из стрелковой ячейки.
— Слушаю…
Лицо у свободника, обратившегося к Ирке, заросло щетиной, глаза горят гневом. Он загоняет патрон в патронник, щелкает затвором и спрашивает:
