Алексей Ивакин - Десантура
Олешко Дмитрий Михайлович, младший лейтенант, командир взвода первого батальона, тысяча девятьсот двадцатого года рождения, убит 27.03.1942 в районе реки Полометь. Призван Щербиновским РВК. Отец - Олешко М.Д. Домашний адрес: Краснодарский край, Щербиновский район, г. Щербиновка.
В тысяча девятьсот девяносто девятом году Митю Олешко и Наташу Довгаль нашли поисковики из Кировской области. Вместе. В одной воронке. Она так и лежала на нем сверху, прикрывая от осколков.
Перезахоронены в городе Демянске Новгородской области.
Коса у нее длинная была… Сохранилась, да…
20.
- Перед атакой Игожево, я решил отомстить Гринёву, - продолжал Тарасов. - Он сорвал атаку на Добросли - пусть под Игожево отдувается сам. Бойцов у него было около пятисот на тот момент. Мог справиться. А мы ударили на Старое Тарасово.
- Погодите, господин подполковник, вы же говорили, что Гринёв пропал под Доброслями? - наморщил лоб фон Вальдерзее.
- Да? Простите, у меня плохая память на даты. Лично я его не видел после Доброслей. Может быть, он исчез позже, а, может быть, двести четвертой под Игожево командовал комиссар Никитин. Мне не докладывали.
- Понятно… Между прочим, под Игожево ваши атаковали относительно удачно, а вот под Старым Тарасово, ваша атака опять не получилась. Почему? Объясните сей момент!
- Ну я же говорил, что был фактически отстранен от командования бригадой. Полковник Латынин…
- Фактически. А формально?
- Формально с меня никто ответственности не снимал. Я понимал, что по возвращению в советский тыл мне грозил трибунал. И расстрел, по законам военного времени. В таких случаях всегда ищут козлов отпущения.
Обер-лейтенант задумался. А потом задал неожиданный вопрос:
- Кто же, по-Вашему, господин подполковник, истинный виновник провала операции?
- Относительного провала, герр обер-лейтенант! - самолюбиво прищурился Тарасов. - Все-таки, наши бригады нанесли вам урон и урон, порой, не малый. Тридцатая пехотная дивизия была фактически заперта нами, когда мы блокировали дорогу у Малого Опуево. Уничтожены десятки гарнизонов, складов с боеприпасами, вооружением. К сожалению, мне неизвестны потери ВАШИХ войск.
- Обычные потери, господин подполковник. Неизбежные на войне, - пожал плечами обер-лейтенант.
- Неизбежные, да! То-то вы после Игожево и Тарасово как с цепи сорвались, не давая нам продыху.
- Приоткрою вам тайну. В Игожево был ранен начальник штаба двенадцатой пехотной дивизии. А командир дивизии…
- Убит? - отрывисто спросил Тарасов?
- Нет… Был эвакуирован в одном нижнем белье, - тонко усмехнулся фон Вальдерзее. - После чего был сильно зол!
Тарасов юмор 'эвакуации' оценил:
- Передайте ему мои искренние извинения.
- Обязательно, Николай Ефимович! - засмеялся немец.
- А что вы скажете по поводу разгрома аэродрома в Глебовщине? - вернулся к теме разговора комбриг.
- Это было неприятно, но не смертельно. Утром двадцать первого марта, когда последние ваши парашютисты заканчивали сбор у Малого Опуево, началась немецкая операция 'Наведение мостов'. Пять дивизий генерала Зейдлица фон Курцбаха медленно, но верно, двинулись в восточном направлении от Старой Руссы, чтобы закрыть брешь между шестнадцатой армией и окруженным вторым армейским корпусом. И закрыли. Коридор был восстановлен. Вот так, Николай Ефимович.
Фон Вальдерзее разглядывал поджавшего губы Тарасова.
- Но, давайте же продолжим. Итак. Вы осознали, что вам грозит смерть от рук НКВДЮ и…?
- А? - словно очнулся Тарасов.
- Что решили Вы, после осознания факта неминуемого расстрела?
- Стал размышлять.
- О чем?
- О вариантах невозвращения…
***На этот раз получалось как нельзя лучше. Двести четвертая ворвалась в Игожево и вела там хотя и тяжелый, но успешный бой.
Немцы бежали как тараканы в своих серо-зелёных шинелях по колхозным заснеженным полям.
Бежали они и из Старого Тарасово, куда ворвалась первая маневренная бригада. Тарасовцы вели бой в Тарасово, уничтожая фрицев…. Символично… 'За командира!' - ревела бригада, рубя штык-ножами полуголых немцев.
Цепи шли одна за другой - десантники падали, вставали, снова падали. Некоторые уже не вставали…
Даже взвод танков не смог помочь гансам. Два танка уже горели, подбитые расчетами ПТР. Два ещё отползали, огрызаясь пулемётными очередями и гулкими выхлопами орудий.
Вот и ещё один задымил, а последний вдруг рванул, неожиданно, вперёд, вздымая снежную пыль и скрылся за большой избой.
Тарасов метался среди горящих изб деревни:
- вперёд, сукины дети, орелики мои!
И бригада шла вперёд, прочесывая дом за домом.
Они падали, умирая в демянских снегах, но шли вперёд.
Но…
Танк выполз из-за избы, поливая свинцом залегших перед бронированной махиной бойцов.
- Противотанкисты! Противотанкисты где? - заорал Тарасов после очередного выстрела.
Особист Гриншпун рванул куда-то в сторону, матерясь на застрявших пэтеэрщиков.
Внезапно под танком рванул черно-белый - с клочьями пламени и земли - снег. Боец, кинувший связку, приподнялся, махнул рукой… И тут же осел в снег!
Десантники побежали вперёд, кто-то наклонился над бойцом, подорвавшим танк…
- Комиссара убило! Комиссара! - понеслось по цепям.
Тарасов вскинулся, отбросив винтовку:
- Ильич! Ильич, скотина, ты куда полез!
Мачихин чуть приподнялся на локте. Обернулся. Чуть кивнул - хорошо, все, хо-ро-шо… И уронил руку.
Руку, которой только что подбил двумя противотанковыми гранатами 'трешку', выползшую из-за избы.
А тело его дрогнуло, выбросив ещё один фонтанчик крови.
- Тащите его, млять!
Старший лейтенант Миша Бурдэ перекатом рванул к телу комиссара.
- Молдаванин, тащи, ссука, комиссара!
- Есть, товарищ подполк…
Командир четвертой роты третьего батальона ткнулся в тело Мачихина.
Откуда-то бил пулемётчик.
Тарасов яростно закричал:
- Подавить ссуку! Бойцы! вперёд, ребята!
А сам бросился к Мачихину.
Комиссар попытался что-то сказать Тарасову. Получалось плохо…
- Молчи, Ильич, молчи… Сейчас мы тебе… Санитары! Санитары, мать вашу! - подполковник встал на колени и кричал, кричал в грохот боя:
- Молчи, говорю! Тебе говорить нельзя. Хватит ещё нам с тобой войны! Довоюем, наговоримся!
Комиссар молча улыбался окровавленным ртом, как-то жалобно смотря на Тарасова. А позади горела изба. Горел снег…
- Санитар! Санитар!
А Мачихин шептал что-то..
- Не слышу, комиссар, не слышу!
Близкий разрыв осыпал Тарасова кусками мерзлой земли.
- Ефимыч, слушай, что скажу… Ребята-то у нас…
- Что, ребята? - Тарасов пригнулся опять - очередь из пулемёта прошла совсем рядом. Он чертыхнулся, посмотрел на убитого старлея и повернул его на бок, прикрывая мертвым телом еще живого комиссара.
- Богатыри у нас ребята…Смотри…
Ребята же шли вперёд…
Падая и вставая. Падая. И не вставая.
- Он шёл по болоту. Не глядя назад. Он Бога не звал на подмогу. Он просто работал, как русский солдат… - зашептал комиссар.
- Что? Что, Ильич?
Мачихин потерял сознание.
Снег краснел под ним…
- Мачихин! Мачихин!! - орал на него Тарасов. - Это преступление! Командиров не осталось практически! Ты не имеешь права, батальонный комиссар!
- Николай Ефимович! - схватил его кто-то за плечо. - Товарищ подполковник! Жив он, жив!
Тарасов оглянулся:
- Особист? Ты? Ранен?
- Нет ещё. Комиссара надо эвакуировать.
Тарасов молча посмотрел на заострившееся лицо Мачихина:
- Действуй!
Гриншпун с двумя бойцами потащил тяжелораненого комиссара за дымящий дом, а Тарасов встал во весь рост. Достал трофейный 'вальтер'… Под шквальным огнём встал.
- Ребятки! Вперёд! За Родины, орлы! Мать же перемать!
И бригада поднялась. Воздуха не было. Был свинец с прослойками крови.
Штык на штык. Нетвердые ноги. Твердые руки. Скрип зубов. Мат-перемат. Ощеренный рот. Удар прикладом в этот рот.
Кто-то рядом упал.
Кто-то бежит.
Кто-то хрипит.
Кто-то кашляет.
Кто-то рычит.
Теряем бойцов, теряем…
Кровь.
Дым.
Свист.
Снайпер. Снял слева в лоб. Убил. Прыжок. Приклад в плечо. Убит. Сдох. Мимо. Нна гранатку! В полный рост, ребята, в полный рост! Пригнись… Японская мать…
Немцев вышибли из села, вышибли!
Бегут же, сволочи! Бегут!
Тарасов бежал в полный рост, крича что-то матерное в след убегающим врагам. Матерное и нечленораздельное.
Его обгоняли десантники, продолжая вести огонь.
Русское 'Ура' неслось над заснеженным Демянским котлом. Из облаков вышло солнце.
- Товарищ подполковник! Товарищ подполковник!
