Григорий Василенко - Крик безмолвия (записки генерала)
Готовился к выступлению на съезде партии и Сергей Федорович. Ему тоже хотелось сказать о многом, но это невозможно в считанные минуты. Надо было остановиться на самом важном, которое бы произвело не только впечатление, о чем нельзя было не сказать, а для этого не занимать ни одной секунды ненужной шелухой.
Сергей Федорович волновался, обдумывал, как бы удачно произнести речь, не повториться, не ударить в грязь лицом, учитывая, что некоторые ораторы уже сказали много лестного в адрес Л. И. Брежнева. Нет бы Леониду Ильичу встать или сидя возмутиться и сказать — хватит!.. Нет, он прислушивался к ласкающей ухо лести.
Заготовленную речь пришлось основательно править в гостинице «Россия». К Сергею Федоровичу заходили
делегаты съезда, члены бюро крайкома, он зачитывал отдельные фрагменты, был чем‑то недоволен. Было, конечно, что сказать о Кубани, но времени отводилось на трибуне мало.
— Выступить на съезде, — говорил он, — это все равно, что защитить диссертацию.
Наконец, окончательный вариант выступления был готов. Сергей Федорович пригласил членов бюро, других работников крайкома и читал текст речи:
«…Съезд открывает собой новый этап восхождения советского общества к вершинам коммунизма».
— Может, не к вершинам коммунизма, — кто‑то заметил, — а просто по пути продвижения вперед?
«…Главные направления, — не останавливаясь, читал он дальше, — по которым должно совершаться это восхождение, с исчерпывающей полнотой раскрыты в глубоко содержательном, по–ленински научном, революционно страстном и реалистически мудром докладе ЦК, с которым выступил Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев», — не обратив внимания на реплику и другие замечания в отношении полноты, революционной страстности и мудрости, продолжал Сергей Федорович, посматривая на часы с тем, чтобы определиться с темпом чтения и уложиться в регламент.
Это та же лесть, уже высказанная на ленте того мифического снопа. К ней очень восприимчивы сильные мира сего. В ней то, что человек думает о себе. Не следовало бы по крайней мере повторяться.
Высказывались замечания, уж слишком речь была помпезной и неконкретной, почти ничего не говорилось о насущных, неотложных проблемах Кубани.
Заведующий отделом Василий Иванович Зенов заметил, что речь перенасыщена восхвалениями. Предложил сделать ее поскромнее. Это не понравилось Медунову. Он грубо оборвал его:
— Знай свое место… — добавив оскорбительную ругань.
Руки у него тряслись, лицо побагровело. Однако Зенов
не смутился. Его поддержали, но речь осталась такой же, хотя автор и заверил, что подумает над замечаниями. Впереди была ночь на размышления.
Некоторые ушли, а оставшимся Сергей Федорович предложил по рюмке коньяку. Рюмку он держал двумя дрожащими руками, напоминая, что за здоровье Леонида Ильича он пьет всегда двумя руками. После этого расска
зал свой любимый анекдот о «первом», видимо, в назидание Зенову и другим. Я слышал его много раз в разных ситуациях.
Сошлись двое, партийные работники, и в разговоре заспорили — летает ли крокодил? Один из них усомнился и покрутил пальцем у виска с определенным намеком: «Ты спятил. Тебе надо отдохнуть». Тогда начавший этот разговор сослался на утверждение «первого», что крокодилы летают. «Вот те крест, слышал от самого!» — «Да, да… Постой, постой, — пошел на попятную сомневающийся. — Припоминаю, что‑то подобное мне приходилось видеть. И как это вылетело из головы. Сам же видел. Они так медленно, тяжеловато задирают головы над водой, выползают на сушу, отталкиваются хвостом и взлетают. А потом парят как птицы. Точно — летают».
Сергей Федорович от души смеялся, посматривая на Зенова, оставшегося при своем мнении. Фронтовик, добрейший человек, писавший стихи, не согласился с тем, что крокодилы летают, но это не нашло отражения в приготовленной речи. Многие же были согласны, раз сказал об этом первый, так тому и быть. Среди них — секретарь крайкома, всегда поддерживающий первого по принципу: неважно, кому служить, лишь бы служить.
Однажды в театре на концерте после торжественного собрания он сел на место, отведенное Медунову. Подошел Сергей Федорович, секретарь тут же поднялся, сказав, что сел не в свое кресло. Эти слова очень понравились Сергею Федоровичу и он их часто повторял, делая намек — не в свои сани не садись, знай свое место. Секретарь тут же подтверждал, что так и было. Вскоре это превратилось в расхожую байку с подачи Медунова.
20
Туапсе… Небольшой курортный городок у кромки моря. Ничего уже, кроме могил, не напоминает в нем о войне, о страшных непрерывных бомбежках прифронтового города, ближнего тыла Новороссийска.
— Небо заволокло, лил дождь, — вспоминал об этом городе бывший капитан–лейтенант П. Державин во время прогулки по тенистым аллеям санатория. — Благодать, тишина. Но вот проглядывал просвет и над городом и бухтой, где базировались наши катера, сразу же зловеще завывали самолеты с черными крестами…»
Бесстрашный моряк умолк, не стал больше расписывать мне кошмарные бомбежки. Это как раз и было сильнее того, что он мог рассказать. Державин командовал отрядом десантных катеров, высадивших морских пехотинцев на Малую землю. Нельзя было не преклоняться перед мужеством этого человека и стойкостью горожан.
Спустя десятки лет вспомнили о Туапсе, о том, что пережил город и как выстоял в войну, наградили орденом «Отечественной войны».
Город украшался, готовился к торжественному событию — вручению ордена! Ждали приезда секретаря ЦК Андрея Павловича Кириленко. Он задерживался. Наконец определился срок, приуроченный к отдыху Андрея Павловича на Черноморском побережье Грузии.
В Туапсе съезжались ветераны–фронтовики, делегации городов и станиц края, почетные гости из Москвы.
Летний солнечный день благоухал под раскидистой зеленью платановой аллеи, выходящей к морю. Искрами поблескивали легкие волны, накатывавшиеся на пляжи. В бухте сновали прогулочные катера с отдыхавшими. В городе царило праздничное оживление.
Для встречи Кириленко в Туапсе прибыл Сергей Федорович Медунов, командующий войсками СКВО, генералы и адмиралы. На переднем плане были хозяева города, представители городских властей во главе с первым секретарем Туапсинского горкома и райкома КПСС, обе женщины.
…Прибыл специальный поезд с высоким гостем. На перроне его встретили с хлебом и солью. Кириленко, видимо, был нездоров, шел по перрону медленно, его поддерживала под руку секретарь горкома. Медунов, расцеловавшись, не отходил от него. Туапсинский секретарь, врач по профессии, рассказывала о Туапсе, о военных годах, а Сергей Федорович напоминал, что в городе бывал Леонид Ильич, который и поддержал идею награждения города орденом.
Перед церемонией вручения награды состоялось возложение венков к памятнику В. И. Ленина в центре города, а потом все направились в Дом моряков, где собралось немало народа, заполнившего до отказа зал.
Прибытие секретаря ЦК КПСС, А. П. Кириленко, сидевшего в первом ряду президиума, присутствующие встретили горячими аплодисментами. Произносились взволнованные речи, в которых отмечались заслуги города
в Великую Отечественную войну, а потом председатель- ствующая„секретарь горкома, предоставила слово А. Г1. Кириленко. Он выступил с довольно пространным торжественным докладом, подготовленным ему не без участия горкома партии со вставками об успехах в выполнении планов, развития города и знатных людях Туапсе. Его нужно было только внятно прочитать на трибуне. Еще на платформе все сочувственно заметили, что Андрея Павловича основательно пошатывало, а глаза, хотя и были живые, но настолько поблекли, что вся затея митингового собрания, казалось, виделась им не иначе, как в тумане. Его все время поддерживала под руку секретарь горкома, тоже пожилая, но еще крепкая женщина. Она его проводила и до трибуны.
Чтение доклада превратилось в сплошное недоговари- вание слов, которое можно было сравнить с маневровыми работами старенького паровоза, пыхтящего паром, толкающего вагоны, с частыми перерывами и передышками. Трудно было разобрать границы предложений, понять о чем говорил докладчик. Трудно ему было читать даже этот трафаретный доклад. Ни одного предложения он не смог прочитать внятно, искажал согласования, пропускал и не выговаривал фамилий, должности ударников коммунистического труда города.
В зале и в президиуме все опустили головы от того, что происходило с докладчиком, сочувствовали ему, иногда по залу прокатывался шум. Выслушать речь Кириленко было просто невмоготу, но он, словно ничего не замечая, продолжал чтение доклада.
Я вытащил из кармана носовой платок и чтобы как‑то отвлечься, не смотреть из президиума в недоумевавший зал, крутил жгут с такой силой, что порвал его. Мне стыдно было за Кириленко и по–человечески жаль его, что он взялся за доклад, и выглядел перед собравшимися в довольно плачевном и комичном виде. Сидевшие рядом со мной справа и слева, как и весь президиум, очень переживали с низко опущенными головами, тоже стыдясь того, что происходило, как будто они в этом были виноваты. Облегченно выдохнули, когда Андрей Павлович закончил и сошел с трибуны. Раздались аплодисменты. Орден был прикреплен к знамени города. Обедать поехали в пансионат нефтяников в 15 км от Туапсе. Там Андрей Павлович отдохнул, а во второй половине дня состоялся прием по случаю награждения города.
