Аптечка номер 4 - Булат Альфредович Ханов
— Типа работник «Бургер Кинга», который носит яркую форму и встречает посетителей с широкой улыбкой?
— Да сколько угодно. Заправщик, который полной грудью вдыхает пары бензина и радуется, когда ветерок треплет его волосы в разгар рабочего дня. Кассирша, которая наливает американо из кофе-аппарата и млеет от скромного служения Великому Богу Дороги. Мастер, который ковыряется в капоте и испытывает от починки восторг, сравнимый с восторгом от пройденного квеста. Дальнобойщик, у которого открывается второе дыхание от любимой песни по радио. Сутенеры и менты, которые заряжаются позитивом от плодотворного сотрудничества. И проститутки с потекшим макияжем, которые с наслаждением растягивают сигарету после долгой смены. Если пофантазировать, все это и правда пересекается с реальностью — примерно на пять процентов. Истина же в том, что большинство свою работу ненавидит.
В стороне от перрона за стеклом красовался выставочный ретро-паровоз. Серийный номер 293 крупными цифрами был выведен на кабине машиниста. Зарема объяснила, что на этом легендарном паровозе Ленин, спасаясь от ареста, в августе 1917 бежал из Петрограда в Финляндию. Прикинулся кочегаром. И в этой же кабине главный большевик через два месяца вернулся в столицу для великих свершений.
— Красивая же история? Красивая?
Я признал, что да, красивая.
18
В вагоне скопился десяток тероборонцев, и мы переместились в соседний.
Пока Зарема листала ленту, балисонг перекочевал обратно в карман. Так спокойнее.
Путь занимал час с гаком. Я списался с соседом по общаге и заверил, что планирую вернуться на неделе. Затем закинул в поисковик запрос по Валентину Капустину. Не особо рассчитывая на свежие новости.
За утро всплыли новые детали. Два года назад из владимирской школы уволили перспективного молодого педагога, которого Валентин заподозрил в педофилии. Дела на учителя тогда не завели, потому что дотошный чиновник ничем не доказал свои подозрения. Из школьной системы специалиста все равно выдавили. Теперь подававший надежды педагог подвизался в букмекерской конторе «Энциклопедия спорта». За утро бывший учитель накатал желчный пост в «ВК» и дал интервью местному изданию.
«Сочувствия к покойному не испытываю. Пусть и убили его жестоко. Он лазил по личным страницам педагогов, подчиненных его ведомству, и выискивал там хоть что-то сомнительное. Молодую учительницу затравили за фото в купальнике. Меня заставили уволиться за то, что подписан на паблик с подростковым юмором. Всего один паблик среди прочих подписок, представляете? Туда школьницы выкладывали смешные фотосеты из торговых центров. Таких постов там процентов пять от общего количества. Из этого сделали вывод, будто я подсматриваю за малолетними девочками. А сейчас вскрылось, что главный святоша Владимирской области тайно собрал частную коллекцию детских фотографий. Может, самую большую коллекцию в России».
В конце интервью букмекер заверял, что у него есть алиби на всю прошлую неделю и к смерти Валентина он не причастен.
Еще один клиент для следаков. Как ни цинично признавать, сам вызвался.
Получается, причинно- следственная связь — это фальшивка? Валентин со своей напускной нравственностью портил жизнь тем, до кого дотягивался, и стал жертвой двух случайных попутчиков. Или именно душный морализм привел старого чудилу к тому, что его загрызли загнанные в угол волчата?
Я отправил Зареме ссылку на интервью. Она в ответ выслала мне пост из «Подслушано Владимир». Якобы в доме чиновника обнаружили отсыревшую кипу порножурналов из девяностых.
— Олдово, — прокомментировал я.
— Настоящая консерва.
Но мы его убили. Никогда себе не прощу. Был шанс разрулить все иначе.
На вокзале мы поспешили удалиться от тероборонцев. Они шумели и матерились, совершенно не заботясь о своем облике. Встреча с корешами, такими же молодыми и наглыми, прибавила им бодрости духа. В голосах слышалось что-то племенное и жизнерадостное. Ни при каких обстоятельствах не хотелось бы встать на пути у этих витальных парней.
— Фрайкор, — бросила Зарема, когда мы отошли. — Строят из себя наших защитников. Да это же феодальные дружины, сколоченные из вчерашних зэков и безработного мужичья. Когда начнется гражданская вой на, они будут делать то же самое, что и всегда: оберегать активы местных князьков и кошмарить народ. Девяностые, которых многие боятся, вернутся в кубе.
Миновали шашлычную, из которой пахло паленой шкурой.
— Либо они нас, — продолжила Зарема, — либо мы их. Пока все идет к тому, что они нас.
Мы прошагали до большой площади. С краю ее высился на постаменте очередной Ленин. В выборгской версии бронзовый вождь смотрел вдаль и слегка вверх. Левая рука отворачивала лацкан пальто, правая сжимала кепку, точно трубку телефона.
— Пропаганда убеждала, что мы не какая-то там Украина, — съязвила Зарема. — На Украине, мол, рушат памятники Ленину и процветают нацбаты. У нас не так. У нас Ильичей повально не сносят. Разве только антинародным дружинам оружие раздают.
— Надо верить в лучшее, — сказал я.
— Звучит пошло, но да. Что нам еще остается?
Мы присели на скамейку в тенистом скверике, спиной к памятнику. Зарема протянула мне бутылку воды и сухари. Я попросил острый соус, чтобы потушить огнем аппетит.
Вот мы и пришли к общему знаменателю.
— Ждем, пока напишут финны? — уточнил я.
— Ждем.
— Как долго?
— До вечера. Не напишут — ищем место для ночевки.
— У тебя есть знакомые в Выборге?
— Навскидку нет. Подниму связи, если понадобится.
По правде, я бы не возражал против коктейльной вечеринки. Пусть без тринидадского биттера и лаймов. Пусть финские товарищи попридержат вести до завтра, а сегодня все будет беззаботно, и я усну в мягкой постели.
— У меня водка есть, — сказал я.
— Предлагаешь ее тут распить?
— Просто напоминаю. Вечером можно.
— Вечером я бы погуляла по Выборгу. Если не будет планов и найдется, куда закинуть вещи.
Зарема рассказала, что Выборг — бывшая шведская крепость. Его историческая часть сумрачно обаятельна. В ней сохранилось много каменных построек в немецком духе. Они теснятся на узких улочках, вымощенных булыжником. Исторические протестантские храмы делят пространство со старинными развалинами, а стильные кофейни гармонируют с уютными бюргерскими пивными. Ночью после кружки пшеничного легко забыть, в каком ты веке.
— И парк Монрепо, до которого я не добралась в прошлый раз. Объект культурного наследия, музей- заповедник и все такое. Говорят, там лес по скалам спускается к воде.
После такой рекламы желание
