Юрий Стрехнин - Корабли идут в Берлин
Еще до начала сражения за Берлин наше командование имело в виду, что на самых ближних подступах к городу или когда в нем разгорятся уличные бои, армейским частям может понадобиться помощь моряков. Однако уверенности, что бронекатера подойдут к тому времени, не было. Да и трудно было рассчитывать, что в условиях городской тесноты эти не такие уж малые корабли смогут действовать успешно. Было решено на первый случай: если понадобится форсировать каналы или Шпрее, использовать полуглиссеры — они малы, обладают большой скоростью и поэтому менее уязвимы для вражеского огня. Каждый полуглиссер с экипажем из двух человек — командира-рулевого и моториста-пулеметчика — мог взять на борт десяток бойцов. Полуглиссеры хорошо зарекомендовали себя в боях еще летом сорок четвертого года.
16 апреля, в самом начале сражения за Берлин, отряд полуглиссеров под командой лейтенанта Калинина получил боевую задачу. Командир вызвал комсорга отряда старшину 1 статьи Пашкова.
— Идем в Берлин!
— Каким путем? — не сразу понял тот.
— Сухопутным! Грузимся на автомашины и — вместе с армией! Становиться на воду будем уже в Берлине.
— Здорово! — восхитился Пашков. — Из всех моряков мы там первые будем!
— Честь велика, — стал серьезным Калинин. — Нужно ее оправдать. Разъясни это комсомольцам и вообще всем, у нас же в отряде сплошь молодежь.
Сияющий Пашков поспешил к матросам:
— Ну, братцы! Идем штурмовать логово!
Молоды были ребята в отряде, но большинство из них успело пройти долгий и трудный боевой путь. Некоторые начали его в первые дни войны.
Сам Пашков к началу войны был уже не новичок на флотской службе. Его призвали в тридцать девятом из родной карельской деревни Кляппсельги. Еще до призыва он был комсомольским секретарем в колхозе. Начало войны застало его на Северном флоте, на тральщике. Пашков сразу же подал по команде рапорт: «Прошу направить на фронт. Клянусь громить фашистов, пока руки мои смогут держать оружие, а глаза будут видеть врага, пока в груди моей бьется сердце».
Просьбу удовлетворили, Пашкова зачислили в первый североморский отдельный отряд моряков. Вскоре он уже сражался под Москвой. Стал умелым и храбрым разведчиком, участвовал в лыжных вылазках в тыл врага. Потом, когда немцев отогнали от столицы, воевал под Старой Руссой. Получил первую награду — медаль «За отвагу», — был ранен. При выписке из госпиталя стал сразу же проситься опять на фронт. Но к тому времени только что созданной Волжской флотилии потребовались моряки, и его отправили туда. Был Пашков, что называется, мастер на все руки. В боях на Волге стоял и рулевым на тральщике, и сигнальщиком, связистом на береговом корректировочном посту, а потом стал и командиром катера — одного из тех, что ходили под огнем через Волгу в Сталинград, доставляя боеприпасы и вывозя раненых. Однажды катер попал под бомбежку, осколок надолго вывел Пашкова из строя. Только к весне сорок четвертого вылечился. Товарищи по флотилии были уже на Березине. Туда и направили Пашкова— служить на полуглиссерах. Там вспомнили, что Пашков— комсомольский работник с еще довоенным стажем, и избрали его секретарем комсомольской организации.
Комсорга в отряде прежде всего уважали за уменье воевать, за храбрость. Отважно действовал он на своем полуглиссере под Бобруйском и Пинском.
Полуглиссеры, подошедшие к Кюстринскому плацдарму, были подняты с воды и погружены на автомашины — в кузов свободно вмещался один катер. Колонна последовала непосредственно за наступающими частями одного из стрелковых корпусов. Несколько раз на нее нападали фашистские пикировщики, приходилось отбиваться из пулеметов, установленных в кузовах. При одном из налетов моряки подожгли головной штурмовик. Задымив, он ретировался, за ним отвернули и другие.
Когда до Берлина оставалось всего несколько километров, Пашков, воспользовавшись вынужденной остановкой на забитой войсками дороге, собрал на обочине матросов, показал им письмо.
— От молодежи Бобруйска. Помнят нас там! Вот послушайте: «Мы живем лозунгами: „Все для фронта! Все для Победы“. Наши думы и чаяния с вами, доблестные воины… Добивайте фашистов… Ждем вас с победой!»
— Что ответим бобруйским ребятам? — спросил, закончив чтение.
— Напишем, что в Берлине не подведем, как не подвели в Бобруйске!
— Не даром в Бобруйской бригаде служим!
Тут же сообща сочинили ответное письмо:
«Нам, морякам, выпало великое счастье участвовать в штурме трижды проклятого Берлина. Клянемся боевой флаг нашей Бобруйской Краснознаменной бригады речных кораблей пронести через все преграды».
Флаг на Шпрее
К вечеру 22 апреля части корпуса, с которыми следовал отряд лейтенанта Калинина, пробились в Карлсхорст — предместье Берлина — и вышли к восточному берегу Шпрее. С противоположной стороны реки противник стрелял из пулеметов, засев в многочисленных виллах, укрывшись за их каменными оградами, в сооруженных на набережной блиндажах. С воем летели через реку мины. Во дворах и переулках сосредотачивались стрелки и автоматчики, которым предстояло форсировать Шпрее.
Грузовики с полуглиссерами, все время двигавшиеся вместе с артиллерийскими батареями и почти не отстававшие от пехоты, подошли к набережной, когда стемнело. К этому времени огонь с западного берега несколько ослаб. Наступившая темнота мешала гитлеровцам вести прицельный огонь, они продолжали стрелять уже наугад.
Первую машину с полуглиссером задним ходом Осторожно подогнали к самой кромке воды. Увидев в кузове катер, стрелки обрадовались:
— Теперь нас морячки подвезут!
Дружно помогли сгрузить полуглиссер, спустить его на воду. Это был «сто одиннадцатый». Его командир, старшина 2 статьи Сотников был весьма горд, что его маленькому катеру посчастливилось первому из всех кораблей флотилии спуститься на водоем Берлина. Едва катер лег днищем на воду, Сотников установил на корме флагшток с флагом. Момент был знаменательный — впервые в истории в германской столице увидели наш военно-морской флаг!
Катер был уже на плаву. Сотников и моторист заняли свои места. Не мешкая, автоматчики набились в полуглиссер, заполнив пространство позади рулевого, разместились и в носовой части, над мотором.
— Хватит! — скомандовал наблюдавший за посадкой лейтенант Калинин. Посчитал — Одиннадцать бойцов!
И сам шагнул на борт.
— Пошли!
Рокотнув мотором, «сто одиннадцатый» рванул от берега. Бойцы пригнулись — полуглиссер сразу набрал ход, расправился флаг на ветру, забелел пенный бурун…
Калинин пошел с первым полуглиссером, чтобы разведать фарватер и место высадки. Не дожидаясь, пока вернется командир отряда, моряки и пехотинцы стали выгружать из кузова машины следующий полуглиссер с бортовым номером 107.
Послышался рокот возвращающегося «сто одиннадцатого». Он приткнулся носом к полуразрушенному парапету набережной, с борта соскочил лейтенант Калинин.
— Следующие, садись!
Через несколько секунд, круто развернувшись, катер ушел во второй рейс…
Противник что-то почуял. Может быть, слышал шум катерного мотора, может быть, обнаружил высадившуюся на западный берег первую группу автоматчиков.
Наполняя воздух свистом, полетели из-за реки мины. Они рвались на мостовой, на каменном парапете, на крышах полуразбитых зданий, с грохотом осыпая черепицу. Пламя разрывов вспыхивало то тут, то там, фырча и взвизгивая, проносились осколки.
Но один за другим выезжали к набережной грузовики. И тотчас же к катерам, стоявшим в кузовах, тянулись десятки рук, стаскивали, ставили на воду, и тут же в них прыгали пехотинцы.
Полуглиссер Сотникова шел уже в третий рейс, на этот раз на борт погрузились минометчики с минометом и несколькими ящиками мин и автоматчики — всего десять бойцов. «Сто одиннадцатый» помчался через реку. Обдавая брызгами бойцов, рядом с ним рвались мины. Фашистские минометчики не видели катера, стреляли на звук мотора.
До берега оставалось каких-нибудь сто метров, когда послышался хриплый голос Сотникова:
— Принимай команду…
Старшина медленно откинулся на спинку сиденья.
— Что с тобой, командир? — обернулся моторист Баранов.
Сотников не ответил. Баранов перехватил штурвал. Сбавив ход, подвел катер к низкой каменной стенке.
— Миномет, миномет сперва! Ящики давай! — перекликались в полутьме бойцы. Корпус катера покачивало, он быстро пустел.
— Спасибо! — крикнул Баранову последний из бойцов. — Вези, моряк, пополнение!
Баранов дал полный газ, развернулся на обратный курс. Держа одной рукой штурвал, другой поддерживал командира. Тот уже сполз с сиденья, поник, навалившись плечом на борт. «Надо бы перевязать, как бы кровью не изошел!» — тревожился Баранов. Но остановить полуглиссер не решался, над головой с яростным посвистом проносились осколки, по сторонам вскипала вода, поднимались буруны.
