Юрий Черный-Диденко - Ключи от дворца
Красноармейцы потеснились, уступая Осташко место у жаровни.
— Порадуйте чем-нибудь хорошим, товарищ политрук, есть оно или нет?
— Ишь, какой ловкий на хорошее! Что ж, по-твоему, иначе и заходить к нам, на солдатские посиделки, не стоит? Пристраивайтесь сюда, поближе к огоньку, товарищ политрук.
Алексея все еще звали по-прежнему — политруком, хотя уже присвоили и новое должностное звание — замполит!
— Говорят, что вы ребятам во втором взводе «Землянку» пели? Вот бы и нам послушать.
— У вас же и у самих певцы, — кивнул Осташко на Петруню.
— Он сейчас голосистый только у котла, когда на добавку потянет. Да и слов не знает.
— Ну, а я сегодня вас порадую другим… Лучше всякой песни, — проговорил Алексей и намеренно сделал паузу, повел взглядом по лицам отдыхавших. Тут сидели, наслаждались благами обогревалки Уремин, Рокин, встал из угла и придвинулся поближе Алимбаев, вскинул на Осташко загоревшиеся глаза Петруня.
— Дали немцам по зубам под Владикавказом… Тринадцать дивизий — тю-тю — Гитлер недосчитается! — Алексей стал пересказывать переданное утром сообщение Совинформбюро о закончившихся многодневных боях у подножия Кавказского хребта.
— Вот это Берлину зимний подарок.
— Какая там зима на Кавказе?! Наверное, еще в трусиках драпали.
— Последний час! Побольше б таких, глядь бы — и последний день, одним словом, каюк подошел.
— Ну, до этого далеко…
— А что под Сталинградом, товарищ политрук?
— Там бои, бои… Ничего нового пока не сообщили… Держится, стоит Сталинград… — ответил Алексей и прислушался к раздававшемуся за дверью знакомому голосу:
— Где политрук, не видели?
— Вдовин, это ты? Здесь я, заходи.
Торопливо вошедший Вдовин был чем-то ошарашен.
— Товарищ политрук, их… ихтиозавра откопали… дракона… — с порога выпалил он, смеясь глазами.
— Что сказки выдумываешь, Вдовин? Какого дракона?
— Ей-право! Там, где приказано новый ходок копать, начали лопатить и наткнулись. Прямо-таки чудовище. Может, посмотрите? Очень уж занятно.
Алексей вышел из обогревалки, увидел промелькнувший впереди оранжевый полушубок Борисова; тому сообщил о находке старшина.
Новую траншею стали рыть по приказу из штаба полка недавно, располагалась она под прямым углом к общей линии окопов, тянулась в сторону немцев. Копали ее, соблюдая секретность, по ночам, но теперь, когда углубились, работали и днем. Два отделения попеременно долбили кирками и лопатами зачугуневшую землю. Сейчас красноармейцы сгрудились посередине траншеи и что-то разглядывали.
— Собрались? Забыли, что приказывал? Ждете, чтоб миной накрыло? — прикрикнул Борисов. — А ну, марш по местам.
Красноармейцы отступили, затеснились в нишах, но не уходили. Всем было интересно услышать, что скажут офицеры.
На дне ямы, ничем по виду не отличаясь от серой илистой глины, лежали странные, действительно диковинные кости. Решетка огромных, уменьшающихся к хвосту пластинчатых ребер. Располовиненный, плоский и удлиненный по форме череп с огромным провалом глазниц. Не дракон, конечно, и не ихтиозавр, и не ящер, но и не похоже на останки какой-либо знакомой живности.
— По-моему, рыба, — присел на корточки и высказал свое предположение Осташко.
— И я сразу сказал, что рыба, — подхватил Гайнурин. — А ребята на смех подняли, не бывает, мол, здесь таких.
— А вот когда-то бывали… тысячи лет назад…
— Эх, сейчас такая бы попалась, на всю роту ухи хватило бы.
— Пожалуй, не только роте.
Алексей с любопытством прикидывал на глаз исполинские размеры костей.
— Что будем делать с ней, товарищ капитан? — спросил Браточкин у командира роты.
— Что делать? Воевать надо, старшина. Копайте ходок. Чтоб к утру закончили. Да, как предупреждал, поосторожней и землю относите подальше, на обратный скат, чтоб здесь наверху никакого следа не было. Понятно?
Но, уходя, Борисов все же с заинтересованностью ткнул носком сапога костяную голову, распорядился:
— А эту башку принесите на КП, в блиндаж, пусть пока полежит.
На западе над вороньим крылом леса морозно багровел закат, был этот багрянец какого-то хмурого оттенка, вернее, множества оттенков — густо-свекольного отстоя понизу, повыше темно-палевый, а еще выше сливались с тучами павлиньи, зеленоватые и желтые, отсветы. Посматривая на эту разгоревшуюся вполнеба игру застуженных красок, невольно любуясь ею, Борисов и Алексей возвращались к себе в землянку.
— Торопят нас с этой траншеей, — сказал Борисов. — Приказали, чтоб быстрей закончить… В разведку с нашего участка пойдут.
— Не думаю, чтобы только ради разведки.
— Нет, конечно, да и соседи тоже копают.
— Видишь, значит, обмозговывают что-то посерьезней.
— Да для начала и высотку прихватить было бы неплохо. Своими силами тут не обойтись. По меньшей мере батальон, а то и два нужно. Так что прощайся со своими обогревалками.
— Это без всякой печали, там, у немцев, они не хуже, попользуемся…
— Рассчитываешь на центральное отопление?
— Можно погреться и без него. Так, как под Владикавказом.
— Это и я бы не прочь.
Вечером следующего дня и в самом деле на участок роты пришла группа ночного поиска из дивизионной разведки. Все в белых, еще без единого пятнышка маскхалатах, с заносчивыми, самоуверенными повадками. Только в ротном блиндаже командир группы — младший лейтенант — сбавил спесь. Знакомясь со схемой полосы обороны, вежливенько допытывался где что, попросил в случае нужды прикрыть их отход, условился о сигналах. Расспрашивал он дотошно, смышлено, видимо, первое офицерское звание получил на фронтовых курсах, перед этим побывав уже не в одном переплете. Волосы стрижены по-солдатски, а усики над широкогубым ртом уже отрастил и, хоть подкручивать пока было нечего, все тянулся к ним крепкими, короткими пальцами. Щелкнул ногтем по приспособленной под пепельницу рыбьей голове, колупнул окаменевший глаз, который загадочно и вопрошающе глянул на него из невообразимо далеких, занесенных илом и песками тысячелетий: «Кто вы такие?»
— Ишь, штучка!.. — но расспрашивать не стал, заспешил.
Шел третий час ночи. Разведчики вылезли из окопов, осторожно поползли на ту сторону. А там, за белевшим бруствером, была все та же тьма-тьмущая, словно выпавший снег припорошил только нашу оборону, а немецкую обминул, не тронул. И ветер тянул из этого мрака ледяной, разгонистый — начал свой разбег еще где-то в Прибалтике, воровски прошмыгнул оголенными лесами Псковщины, убыстрил его на скользких льдах Ловати. Но то, что он бил в лицо, это тоже хорошо было для поиска…
Несколько раз звонили из штаба полка, осведомлялись о разведчиках.
— И чего тормошат? Сами же услышат, когда до этого дойдет, — ворчал Борисов, опуская трубку.
Он и Алексей поочередно дежурили на левом фланге роты. Там приготовилось открыть огонь отделение Вдовина, бодрствовали и расчеты двух «дегтяревых». Чтобы взбодриться, не замерзнуть, потопывали валенками.
Первые гранаты разорвались глухо, будто под пуховой периной. Потом наперегонки зачастили пистолетные выстрелы, дробно рассыпались очереди автоматов, послышались крики. Взлетела ракета, но не там, где потревожило ночь схваткой, — там еще не пришли в себя, — а далеко в стороне, за недавним бродом. Наверное, и сейчас, когда река стала, гитлеровцы продолжали вести наблюдение за этим участком. Свет выхватил белую, застеленную сверкающей парчой поляну снега, и, стараясь не замечать этого слепящего сверкания, Алексей смотрел в другую сторону, правее, туда, откуда должна была возвращаться поисковая группа. Если удача, если все получилось так, как было расписано…
— Погоди, рано еще, — крикнул Алексей, услышав, как рядом в нетерпении щелкнул затворной рамой Гайнурин.
Бесприцельная стрельба вспышками перекидывалась от траншеи к траншее и теперь велась немцами вдоль всего берега. Алексей встревожился. Попробуй-ка услышать сигнал, о котором договаривались. А без него не помочь ничем. Без него, что б там ни случилось, пятерым не на кого положиться, кроме как на самих себя — на свою изворотливость, нахрапистость, бесстрашие. Широкогубый, поднимаясь из-за столика со схемой, так и сказал: «Ладно, возьмем нахальством». И вот донесся свист, хлесткий, заливистый.
— А теперь давайте-ка! Огонь! — скомандовал Алексей.
Цветистые трассы отсечного огня наискосок устремились в черноту, в неизвестность ночи — ровные, оберегающие своих строчки, только на далеком излете никнувшие к земле. Алексей скинул варежку и стрелял из автомата короткими очередями. Тоже, понятно, вслепую, не целясь — куда бы в этаком кромешном мраке? — лишь бы не выпустить гитлеровцев из траншей, чтоб не кинулись наперехват, вдогонку. Если опять-таки удачлив губастый и его ребята…
