Николай Стародымов - Киднеппинг по-русски
9.00
Умар глядел встревоженно:
— Саша, ты здесь кому-нибудь сообщал номер моего телефона?
Максимчук, удивленный вопросом, покачал головой:
— Что ты? Нет, разумеется. Да и кому я мог бы его сообщить?
— Только что сюда позвонила какая-то женщина. Она сказала…
— А, черт ее побери! — выругался оперативник. — Запомнила-таки!
— Кто?
— Понимаешь, Умар, когда я ехал сюда, вышла глупейшая история. До Грозного от самой Москвы мы добирались вместе с одной журналисткой. Когда на поезд было совершено нападение, я тебе рассказывал про это, на всякий случай дал ей бумажку с твоим телефоном, не рассказывая, разумеется, никаких подробностей ни про тебя, ни про себя. Сказал ей, что, если меня заберут, чтобы она позвонила тебе и сообщила об этом. Ну, решил таким образом подстраховаться на случай, если не доеду сюда, чтобы можно было успеть предпринять другие шаги для освобождения мальчишки. Но как только опасность миновала, я бумажку у нее отобрал, порвал и выбросил. Я и предположить не мог, что она номер запомнила… Когда она только успела?
Умар озабоченно нахмурился:
— Так это из-за нее ты не назвал тогда ночью пароль по телефону?
— Ну конечно же. Она рядом стояла.
— А ты ее хоть хорошо знаешь?
— В том-то и дело, что нет. Так, случайное дорожное знакомство.
— Это плохо, Саша. Она телефон запомнила и вот теперь позвонила. Причем разговор какой-то странный у нас с ней получился… Говорит, что, мол, если Александр у вас, передайте ему, что у меня, у неё то есть, неприятности и что ей срочно нужна его, твоя то есть, помощь. Я ей начал объяснять, что не знаю никакого Александра. Она легко так согласилась, извините, говорит, я все понимаю, подчеркнуто сказала, что все понимает… Потом добавила: наверное, ошиблась номером. Но если вдруг, говорит, с Александром повстречаетесь, передайте то, что я говорила… И трубку повесила.
— Я же ее предупредил, что по этому телефону звонить нельзя, — угрюмо буркнул Максимчук.
Он был зол. Зол в первую очередь на себя: сам вляпался с этой взбалмошной бабенкой в сомнительное приключение, ее втравил хрен знает в какую историю, а теперь вот еще и Умару проблемы создает.
— Умар, поверь, я не ожидал, что так может получиться. Просто когда увидел, что бандиты идут, подумал, что на всякий случай подстраховаться лишним не будет.
— Это понятно, что специально меня подставлять ты не хотел. Но теперь выхода нет, ты должен ехать к ней и уладить все миром.
Максимчук выругался. Потом произнес раздраженно:
— Да, никуда не денешься, надо ехать… Хотел сделать как лучше, а получилось как всегда.
Хорошо отдохнув после вчерашней встречи с боевиками, взявшимися помочь в освобождении мальчишки, он собирался свободный день посвятить знакомству с городов. А вместо этого новые проблемы. Причем проблемы, созданные собственной дуростью.
— Она не сказала, где будет ждать?
— Сказала, что еще какое-то время будет находиться в гостинице… Тебя проводить?
— Не стоит нам вместе «рисоваться». Неизвестно, как дальше дела пойдут… Я вернусь, как только освобожусь. Если вдруг вовремя меня не будет, сеане связи проведешь сам. Все, счастливо!
— Пока! Постарайся хоть сегодня не вляпаться в какую-нибудь историю.
— Да уж нежелательно бы, — не принял шутки Александр. — Хватит и одной.
…Грозный Александру понравился. Красивый, уютный, зеленый… Планировка строгая, современная. Лишь петляющая по городу Сунжа озорно разнообразит размеренный городской пейзаж. На юге в осеннее умытое небо впиваются белые вершины Кавказа… Если бы только не обилие вооруженных людей на улицах, не тревога, сквозящая на лицах немногочисленных прохожих…
Лишь войдя в вестибюль гостиницы, Максимчук сообразил, что не знает даже фамилии своей случайной пассии. Тот боевик в поезде к ней как-то обращался, но уж очень на азиатский манер, вряд ли это была ее фамилия. Скорее, бандит, по слабому знанию русского языка, просто не разобрался, как правильно читать… Хотя не исключено, что она замужем за каким-нибудь жгучим брюнетом южных кровей, которых в Москве сейчас — что тараканов. Как ее теперь тут искать-то? Не спрашивать же Валентину, которая прибыла прошлой ночью…
Впрочем, почему бы и нет?
И Александр решительно направился к стойке администратора.
— Здравствуйте. — Он постарался продемострировать смущенный вид. — Вчера у вас остановилась какая-то импортная журналистка. Меня прислали за ней, а я запамятовал ее фамилию. Помню только, что ее Валентина зовут…
— Сарыева? — сразу спросил администратор.
— Кажется, так, — обрадовался Максимчук.
— Она вас ждет, предупредила, что к ней должен прийти гость…
Валентина и впрямь его ждала. Едва Александр постучал, за дверью торопливо процокали каблучки, и она распахнулась. Девушка буквально втащила его в свой номер и замерла, уткнувшись лицом в рубашку на груди. В этот момент, хотя оперативник шел к ней ругаться, у него в душе шевельнулась едва ли не нежность. И чуть-чуть самодовольство: такая молодая и красивая — как она сразу в него влюбилась!
— Ну-ну… — Он попытался мягко высвободиться из ее цепких ручонок, обхвативших его за пояс. Ибо почувствовал, что опять может поддаться сладким греховным чарам. — Что у тебя стряслось-то?
— Я соскучилась, — прошептала девушка.
— И поэтому позвонила? — Александр постарался, чтобы упрек прозвучал не очень грубо.
Валентина подняла на него сияющие глаза. Только теперь он разглядел, что они у нее, как осенняя вода в пруду — студено-серые, чуть подернутые синевой, с желтыми и зелеными крапинками.
— Пошли, — одними губами шепнула Валентина. — Как же я ждала тебя!
И потянула его за собой.
Возле широкой разостланной постели стоял низенький журнальный столик. На нем все было приготовлено заранее: бутылка шампанского в ведерке, исполинская гроздь белого винограда на блюде, разломанный гранат в вазочке.
А-а, семь бед — один ответ!.. Было в ней нечто такое, перед чем мужчина устоять не мог.
Очень хотелось верить Александру, что он ее очаровал не меньше. И плевать ему было в этот момент на конструкцию, которая стремительно усложнялась.
Грозный. Гостиница «Кавказ».
11.30
Ему было хорошо и покойно. Никуда не хотелось уходить, никуда не нужно было спешить…
Как же все-таки мало нужно мужчине! Чуть приголубь его, приласкай — и он растает. Размякнет, как кусочек воска в умелых руках, которые потом легко смогут слепить из него все, что угодно. Казалось бы, самой природой заведено, что мужчина, добытчик, воин, самец, в конце концов, должен быть суровым и непоколебимым, должен обладать минимумом эмоций, что именно мужчина должен женщину выбирать, добиваться, завоевывать… И мужчины всего мира стараются всемерно поддерживать этот образ, предписанный им природой и историей, старательно демонстрируют, насколько им чужды сантименты. Но в душе-то, в душе если не все, пусть даже не большинство, но очень многие так нуждаются в женском тепле, в женской ласке. Столь редкой, к слову, в эпоху нынешней вселенской эмансипации… И когда случилось все не по шаблону, не по предписанному историческому стандарту, Александр расслабился, расплылся тем самым мягким воском от сознания, что и он может быть для кого-то единственным и желанным. Пусть не навсегда. Пусть на время, на день, на час — но единственно-желанным.
В конце концов, разве это так мало для человека — быть единственным?
— Так что у тебя случилось? — утомленно спросил он, протягивая руку к прикроватной тумбочке, где стоял гостиничный стакан с недопитым выдохшимся шампанским.
— По тебе соскучилась, — проворковала Валентина, приподняв с его груди голову и потянувшись губами к слабенько пузырящемуся напитку, который подавал ей Максимчук.
— Но я же просил… — начал было он, но девушка прикрыла ему рот ладошкой.
— Молчи, милый, молчи! Знаю все, что ты мне хочешь сказать. Но ведь любая женщина имеет право на маленькие слабости. Ведь так?
Что-то в ее тоне заставило Александра насторожиться. Он посмотрел на подругу. И увидел, что она повернулась к нему, неудобно запрокинув голову, глядит поверх края стакана в упор и строго.
Его недоумение длилось лишь мгновение. «Так, — сообразил наконец Максимчук, — я ей и впрямь для чего-то понадобился. Для того и позвала. Но здесь говорить не хочет. Почему? Гостиница… Центральная столичная гостиница… Могут «слушать»… Она об этом знает. Простая рядовая журналистка о возможности прослушивания вряд ли подумает. Влюбленная баба тоже… Значит, она тоже, как и он, действует по легенде. Зачем? Кем она может быть?.. Расслабился, слюнтяй! Тоже мне, вообразил о себе черт-те что, гиперсексуальность в комплекте с гиперобаятельностью в себе возомнил, Казанова доморощенный…»
