Георгий Свиридов - Стоять до последнего

— Вставай!

— Уходить надо! — кричал Александрин, отстреливаясь от наседавших гитлеровцев. — Игорь! Кончай с гадом!..

— Успеем!

Миклашевский повесил на шею два автомата, подумал, потом наклонился, взял дергающегося немца за ремень, приподнял и взвалил, как мешок, на плечи.

— Отходим!..

Лейтенант сбежал вниз первым, спотыкаясь и скользя по влажной траве. Скинув груз на землю, Миклашевский улегся рядом и стал короткими очередями прикрывать своих друзей. Александрин с автоматом в руке большими прыжками бежал по косогору. Тагисбаев, споткнувшись о корень, кубарем скатился под гору, но тут же вскочил. Повязка на голове сбилась, он тяжело и прерывисто дышал.

— Лейтенант!.. Патроны кончаются!.. Худо дело!..

— Бей короткими!.. Короткими!..

Миклашевский понял, что долго им не продержаться.

Он вскочил и, перекинув через плечо впавшего в обморочное состояние подполковника, побежал, слегка пригибаясь под тяжестью. Александрин и Тагисбаев бежали рядом. Сзади раздавались хриплый лай овчарок, крики немцев и всплески автоматных очередей. Преследователи не отставали.

Лес предательски редел. Сосны и ели-великаны отступали назад, все чаще попадались осины, березки, вставали на пути заросли можжевельника, орешника… И вдруг меж стволов блеснул разлив воды, заросший зелеными кустами, островками камыша и осоки.

— Болото! — выдохнул Александрин. — Пропали!

Сворачивать, менять направление уже не имело смысла — собачий лай, гортанные крики и пальба приближались с трех сторон. Гитлеровцы, видимо, все заранее обдумали. Они прижимали русских к болоту, надеясь взять живьем: сдаться в плен, конечно же, благоразумнее, чем погибать в трясине!

Александрин, запыхавшись, остановился.

— Что скажешь, командир?

Тагисбаев, поправив сползавшую на глаза повязку с застывшими темными пятнами крови, выкрикнул:

— Драться!..

— В болото! — приказал Миклашевский. — Поняли меня? Туда оттащим немца… Подальше оттащим! Пусть привлекает! А сами в сторону! Прикрывайте меня!

Миклашевский, поправив тяжелую ношу на плечах, полез напролом через кусты в сторону камышовых зарослей. Под ногами захлюпала вода, в нос шибануло спертым прелым воздухом. Гитлеровец мешком висел на плечах Игоря и не подавал признаков жизни. Когда Миклашевский не удержал равновесия и, приседая, окунул Леймана головой в болотную воду, тот сразу пришел в себя, яростно задрыгал ногами и, выплевывая грязь, заорал диким голосом. Игорь обхватил дергающиеся ноги фашиста, стиснул их, словно клещами. Лейман извивался ужом, продолжал орать.

Наконец Миклашевский достиг зарослей камыша. Под ногами вязкая тина. Но он шел дальше и дальше, продираясь сквозь зеленые кустарники, проваливаясь по пояс в жижу. Чем дальше, тем становилось глубже. Игорь несколько раз падал, окуная с ног до головы и Леймана, который не переставал отчаянно кричать.

Вдали от берега, где камыш стоял почти сплошной стеной, Миклашевский сбросил с плеча подполковника, волоком протащил в заросли и, выбрав подходящее место, поставил Леймана на ноги. Болотная вода доходила немцу почти до подбородка, и тот вынужден был задрать лицо вверх, чтобы не хватать ртом вонючую жижу.

— Теперь ори сколько хочешь! — выдохнул Миклашевский и добавил по-немецки: — Кругом смерть!.. Вода и грязь!

Оставив в болоте перепуганного насмерть гитлеровца, Миклашевский зашуршал камышом, продираясь к товарищам. Те уходили в заросли ивняка, отстреливаясь короткими очередями. На берегу, заглушая яростный лай овчарок, торопливо стучали автоматы, что-то кричали немцы, однако лезть в болото они не решались. Темная трясина и заросли камыша пугали фашистов неизвестностью.

Миклашевский услышал гулкие очереди ручного пулемета, винтовочные хлопки, один за другим грохнули разрывы гранат. Казалось, весь лес в округе ожил, ощетинился огнем и громом. Игорь, вытянув шею, вслушивался. В каком-то полусне-полуяви, потому что в такое поверить было трудно, он уловил русские слова: «Даешь!», «Громи».

На берегу болота происходило что-то невероятное. Кто-то напал на немцев. Миклашевский рванулся вперед, разгребая камыши.

— Наши!.. Там наши!..

Когда Игорь выбрался из болота на вязкий, дышащий под ногами берег, стрельба уже прекратилась. Около куста можжевельника он увидел Бердыбека Тагисбаева. Тот сидел на корточках, весь в тине, мокрый, а незнакомый красноармеец перевязывал ему левую руку выше локтя.

— Царапнули, товарищ лейтенант, — Тагисбаев силился встать, но красноармеец удержал его.

— Кость не задело, — добавил со знанием дела боец, продолжая бинтовать руку. — Заживет до свадьбы!

Появился какой-то летчик. Комбинезон на летчике был весь в болотной грязи, прилип к телу, обрисовывая плечистую фигуру. Немецкий автомат свисает на груди. Рядом с ним шагал парнишка, тоже с автоматом. У летчика возле левого глава темнел продолговатый шрам. «Знакомое лицо, — подумал Миклашевский. — Но где мы могли встречаться?»

— Ты? — радостно выкрикнул летчик, хлопая боксера по плечу. — Привет чемпиону!..

— А я вот не узнал… Где же мы встречались?..

— Последний раз в кузове машины, когда из Луги ехали… Помнишь, на второй день войны?

— Ну как же! — Миклашевский сразу все вспомнил и тут же спросил: — Ты один?

— Ага… Еще вот паренек со мной…

К ним подошел щуплый старшина. Дратунь что-то тихо сказал ему, показывая на Игоря. Тот понимающе кивнул, разглядывая Миклашевского с уважением и открытым любопытством.

— Он и заварил всю кашу, — громко произнес летчик, похлопывая по плечу Миклашевского. — Немцев взбаламутил.

— Разведгруппа? — спросил Игорь, снимая с живота набитый портфель. — Когда от наших вышли?

— Разведгруппа, это точно! Но мы еще до наших не дошли. Пробиваемся только! — старшина кивнул на кожаный портфель. — А хозяин где?

— С полчаса назад принимал грязевые ванны, — вставил Дратунь, опережая Миклашевского. — Слыхал, наверное, поросячий визг, когда шли к нам на выручку?

— Надо бы поискать его в камышах, может, еще жив, — сказал Игорь. — Мы его связали для верности.

— Кабы был живой, подавал бы голос. Немцы на расплату народ хлипкий, — произнес со знанием дела старшина и, заложив два пальца в рот, оглушительно свистнул.

— Сигнал к сбору, возвращаться надо, — пояснил старшина. — У вас все тут?

— Нас двое, — сказал Дратунь, кивая на парнишку, который помогал красноармейцам собирать оружие.

Петька сиял. Он навесил на себя два автомата и нацепил три фляги.

— А нас три штыка, — ответил Миклашевский. — Все в сборе.

— Тогда пошли.

Бойцы шли, нагруженные трофейным оружием, патронами. Настроение у всех было приподнятое. Сыпались шутки, колкости, звенел смех.

— Заржали, как жеребцы! Боевой дух появился! — покровительственно произнес старшина, оглядывая своих орлов. — А четыре дня назад ходили темными тучами. До смертных часов, наверное, каждый помнить будет десятое июля. Не день, а светопреставление сплошное. Как живыми остались, до сих пор ума не приложу!..

— Десятого, говоришь?.. Постой, так не ваша ли тогда дивизия должна была из Пскова отходить на рубеж к Лудони? — допытывался Миклашевский, вспоминая солнечный день и яростный бой на шоссе. — Нашу зенитную батарею поставили прикрывать дорогу с воздуха… А бить пришлось по танкам…

— Не знаю, что там зенитчики твои прикрывали, но нас накрыли по-настоящему! Мы двигались походным строем. И вдруг как налетят «юнкерсы» и «мессеры» — и давай нас чихвостить! Не успели очухаться, как шарахнули танки!..

Старшина Семен Шапиков, рассказывая о пережитом, с восхищением коротко поведал о начальнике особого отдела батальонном комиссаре Григории Федоровиче Васитине, человеке необыкновенного мужества и спокойствия. Он сумел собрать в отряд разбежавшихся от танков бойцов, выручил обоз, увел по проселкам пятьдесят грузовиков с боеприпасами.

— Железной воли человек! А на вид совсем обыкновенный. Орден Красного Знамени у него еще за гражданскую.

Старшина, расписывая перипетии того тяжелого дня, вспомнил и о танке Т-34, который пробился к ним из немецкого тыла.

— И один танк, понимаешь, сила!.. Кабы не они, танкисты, погорели бы наши грузовички с боеприпасами. Командиром у них старшина Кульга…

— Кульга, говоришь? — оживился Миклашевский. — Да я ж его, черта, как облупленного знаю. В нашу сборную входил. Жив, говоришь, Кульга?

— Воюет! — Старшина поправил на груди автомат и, прибавляя шагу, подал команду: — Подтянись!..

Глава четырнадцатая

— Давай, Шапиков, спеши… Васитин ждет!

Отряд остановился на дневку в густом ельнике. Командир отряда лежал на разостланной шинели неподалеку от замаскированной еловыми ветками «тридцатьчетверки» и что-то писал в толстую тетрадь, заглядывая в раскрытый планшет. Дратунь издали узнал знакомую топографическую карту здешней местности.