Карел Рихтер - Совсем другое небо (сборник)
— Не могут поставить нормальные телефоны…
— После войны на эти старые казармы, наверное, пожалели денег, полагая, что все равно их придется сносить, — охотно отозвался сержант. Он сразу понял, что на Франту опять что-то нашло и теперь с ним ни о чем не удастся поговорить. На гражданке сержант был парикмахером и любил поболтать. Сейчас он решил податься к тем двоим, что играли в домино.
Толстяк, сидевший слева, взял две последние костяшки из «базара» и сказал:
— Казармы следовало бы снести повсюду на свете, и это было бы… — Неожиданно он обратился к своему партнеру с бульдожьим лицом: — Ходи же…
— Твоя очередь…
— О черт! — Он придвинул к себе свои пять костяшек и поставил их перед собой на ребро, чтобы они не были видны противнику. Потом, спохватившись, приставил к фигуре «пусто» и, нахмурившись, сказал: — Все потому, что я все время болтаю…
— Много лет назад мы тоже служили в подобных казармах и думали, что наш призывной год — последний для несения военной службы… — сказал сержант. У него были карие выцветшие глаза и выдававшийся вперед подбородок.
— Мы тоже, Гонза, так думали, — обернулся к начальнику караула разводящий. Он был лет на десять старше остальных. Нос у него был немного свернут в сторону, на правой щеке виднелся шрам.
— Наверное, так думают все солдаты действительной службы, но я, чем становлюсь старше, тем больше понимаю, что армия нам необходима! — Сержант провел рукой по высокому лбу, поправил пилотку.
— А я вот так не думаю, — перебил его толстяк и выложил костяшку на стол. — Давай играй!
— Ты не думаешь об этом, потому что ты — толстый и глупый, и вообще, мальчик, ты в этом не разбираешься…
Солдат с бульдожьим лицом приложил к «пусто» пустышку-дубль. На другом конце фигуры тоже было «пусто». Толстяк чертыхнулся, сгреб костяшки и перевернул их лицевой стороной к столу.
— Не моя вина, что я должен завертывать мясо в газету, не имея при этом времени прочитать ее… — проворчал он.
Не обращая на него внимания, его партнер и сержант продолжали разговор.
— Эти, там за рубежом, после окончания войны не перестают куда-нибудь сбрасывать бомбы.
— Это правда…
— Если б они могли, то бросили бы и сюда…
— Идиотизм… — Солдат с бульдожьим лицом насупился. — В Европе ничего подобного не должно быть…
— Братцы, вы опять все о том же? Опять про политику!.. — воскликнул толстяк.
Но они его не слушали. Толстяк, почувствовав себя оскорбленным, обратился к младшему сержанту:
— Франта, ты видел, какой королевой была сегодня Кармен в новых брюках?
— Ну видел… — Младший сержант опять повернулся спиной к присутствующим.
— Она натянула их, конечно, ради Йозефа…
— Возможно… Я никак не пойму: если начали бетонировать двор, почему бы не поставить и нормальные телефоны? Раз бетонируют двор, значит, черт возьми, пришли к выводу, что эти казармы какое-то время еще будут нужны. Тогда наведите порядок и с телефонами!.. — Вытянув шею, он стал наблюдать за рабочими во дворе.
Они подравнивали забетонированный прямоугольник. На дальней стороне двора у склада стояла грузовая машина. Младший сержант прикинул в уме, сколько на этот двор требуется материала и сколько бы стоила установка надежной телефонной связи…
Те, кто сидел за его спиной, уже помирились и продолжали играть. А сержант все стоял у окна с безучастным видом. Неожиданно двери отворились, и в комнату вошел, застегивая на ходу гимнастерку, стройный ефрейтор лет тридцати трех. На груди у него болтались концы ремня, переброшенного через шею.
— Доиграли?.. — На губах у него мелькнула мальчишеская улыбка. — Не могу понять, почему до сих пор никто не украл того старого латунного петуха на уборной?..
— Это был бы сказочный сувенир, — сказал парень с бульдожьим лицом.
— Я вывесил однажды в парикмахерской небольшое венецианское зеркало. Ну, это добавило мне новых клиентов… — отозвался сержант.
— А что, его у тебя уже нет? — спросил толстяк.
— Нет, его кто-то украл… — с грустью сказал сержант и снова взглянул на часы. — У нас, Йозеф, еще есть время до смены… Конечно, в армии все по-другому.
— А по-моему, воровать можно везде… — возразил сержанту Йозеф и взглянул в окно на склад, чтобы убедиться, стоит ли там еще грузовая машина. Йозеф знал, почему она там стоит. «Стойте, стойте, будет вам потеха! — думал он про себя. — Надеюсь, до вас дойдет… Я не люблю, когда обо мне думают, что я тряпка…» Йозеф застегнул ремень и стал наблюдать за игроками, которые снова выкладывали костяшки на стол. Он слышал, как толстяк сказал:
— … Это правда, в армии все по-другому. Я бы здесь не сумел ничем поживиться. Самое большее, что здесь можно сделать, так это увести у товарища ложку или стянуть у новобранца рубашку… Невозможно представить себе солдата, который построил бы дачу из краденых материалов…
— У нас нет, но там, на той стороне… — Солдат с бульдожьим лицом взял из «базара» костяшку. Ему повезло — она была подходящей, и он приставил ее к концу фигуры.
— Там делают бизнес и на войне… — Йозеф вытащил из кармана сложенную пилотку, расправил ее на ладони, разгладил и водрузил на коротко стриженные каштановые волосы.
— Да, бизнес, друзья, это моя стихия. В этом я разбираюсь, — протараторил толстяк, покрутив толстыми пальцами над головой и блаженно улыбнувшись.
«Трепи, трепи своим болтливым языком», — подумал про себя Йозеф и снова бросил взгляд через окно в сторону склада.
Машина стояла там по-прежнему. Кармен, вскочив на заднее колесо, наклонилась через борт и заглядывала в кузов…
— Братцы, вы только, посмотрите… — вздохнул младший сержант. Увидев Кармен, он забыл даже про свой телефон.
— Красивая баба, и, кажется, порядочная, — проговорил сержант, опираясь руками о подоконник, и вдруг расхохотался, потому что Кармен чуть не шлепнулась в грязь, когда спрыгнула с колеса.
Йозеф тоже это видел, но ничего не сказал. Он считал, что когда женщина красива — это хорошо, но это еще не все. Он посмотрел на солдата с бульдожьим лицом, единственного из них, у кого не было ни одной лычки. У того оставалась последняя костяшка, а у толстяка их было еще пять. Солдат, почувствовав на себе взгляд Йозефа, протянул:
— Что касается меня, то, будь хоть золотая, я и пальцем не пошевелю. Каждой скажу, понравится ей это или нет: поступай, мол, как знаешь, только не пытайся меня одурачить… — Он положил костяшку и кончил партию. — Ну ты, спекулянт мясной-колбасный, опять продулся?
Толстяк беспомощно обвел взглядом ухмылявшихся товарищей и вздохнул:
— Не знаю, ребята, почему мне на военной службе так не везет? Если б вы знали, какой я дома…
* * *Кармен ежилась от холода в своей кожаной куртке и обеими руками крепко держалась за руль. У нее было плохое настроение. Во-первых, ее преследовала мысль, что ее грузовик обязательно съедет по скользкой дороге в кювет и застрянет. К этому примешивалось еще что-то, но ей не хотелось ни в чем разбираться. Взглянув на свои заляпанные грязью сапоги, Кармен поняла, что ей придется основательно мыть грузовик. Она выглянула из окна, чтобы убедиться, закрыты ли в складе двери, навешены ли замки.
Этот склад построили немцы во время войны. Вернее, они перестроили бывшие конюшни. С этой стороны двора тянулось четыре широких, похожих друг на друга двухэтажных строения, но лишь в последнем из нас, около самого ручья, который разлился почти до самой стены, строители держала материалы. Только что туда сгрузили мешки с цементом. И то неприятное чувство, терзавшее девушку, сидевшую за рулем, было связано с тремя мешками, которые остались у нее в кузове.
«Глупо думать об этом», — успокаивала себя Кармен, уставившись глазами в пролом в стене. Около пролома находилась караульная будка, и через пролом проезжали и выезжали машины строителей, с тем чтобы не объезжать вокруг казарм. «Зачем я себя терзаю?.. Это его дело. Он сам пошел на это… Видно, и до него воровали. И он такой же… Скорее бы шли… Йозефик, давай же иди. Погоди, ты еще подожмешь хвост… А я-то думала… Тьфу!..»
Она поправила тонкими пальцами козырек с надписью: «Земляные работы», взглянула на затянутое тучами небо, а потом неуверенно сказала:
— Опять промокнем до нитки. — И, повернувшись к грузчику, столь же неуверенно добавила: — Из-за каких-то трех мешков, стоит ли?.. — Ей явно не хотелось участвовать в этом хищении.
— Хватит для начала. — Ее подавленное настроение грузчик истолковал по-своему.
— Я не про то.
— Боишься? — Он опять ее неправильно понял.
— Hex, не боюсь, просто мне это не по душе.
Грузчик скривил свое худое небритое лицо и сказал:
— Мне это тоже не по душе, но ничего плохого не должно случиться, потому что мы здесь очень нужны. В худшем случае нас вернут назад. За три мешка цемента ничего такого не будет… — Кряжистый пятидесятилетний мужчина в спецовке тонкими губами жевал незажженную сигарету и шарил по карманам в поисках зажигалки. Наконец он ее нашел и сказал: — Как только Йозеф сменит этого коротышку, сразу же поедем…
