Ганс Кирст - Покушение

Дом номер 13 по Шиффердамм выглядел каким-то запущенным, неухоженным. Казалось, целые поколения оставили свои следы на стенах лестничных клеток. Многие тысячи потных рук хватались за перила. Пахло затхлой водой, углем. Обшарпанные ступени стонали при каждом шаге.

На втором этаже скрипнула дверь — это фрау Брайтштрассер сделала узкую щелку, чтобы удобно было подглядывать. От ее бдительного ока не ускользал никто. По ее позднейшим показаниям, она увидела молодого блондина, который осторожно поднимался наверх. Остальное она живо представила: ее богатая фантазия была неистощима.

Позднее фрау Брайтштрассер показывала в качестве свидетельницы, что молодой офицер примерно в 20.20 поднялся на третий этаж и там на несколько минут остановился в нерешительности. Он оглядел таблички на дверях. Их было три. На одной значилось: «Иоганн Вольфганг Шоймер, штудиенрат» [22], на другой — «Эрика Эльстер», на третьей — просто фамилия: «Валльнер».

Лейтенант позвонил и некоторое время ждал, пока ему откроют. Затем появилась карлица с распущенными седыми волосами.

Голос этой женщины звучал, как булькающая струя воды:

— Что вам угодно?

— Могу я видеть фрейлейн Ольденбург?

— Нет, — нетерпеливо ответила фрау Валльнер, — нельзя.

— А почему?

— Ее нет. — Женщина попыталась закрыть дверь, но Константин поспешил подставить ногу?

— Я хотел бы подождать графиню. Это очень важно!

Фрау Валльнер отрицательно покачала головой, явно не желая впускать его в квартиру:

— По мне, вы можете ожидать сколько вам угодно, но не здесь, не у меня в квартире! Я вас совсем не знаю.

— Моя фамилия Бракведе.

— Глупости! Человека с такой фамилией я видела. Он выглядит совершенно иначе, и, кроме того, он капитан.

— Это мой брат, — терпеливо разъяснил лейтенант.

Фрау Валльнер смутилась. Она внимательно осмотрела молодого человека, но так и не обнаружила никакого сходства с капитаном. Потом она воскликнула:

— Такое может каждый сказать! — и захлопнула дверь.

Все это позднее подтвердила фрау Брайтштрассер со второго этажа. Вспомнила она даже то, что офицер стоял на лестничной клетке несколько минут неподвижно, при этом портфель он держал в руке, затем прислонился к стене, нервничая, прошелся несколько раз туда-сюда и в 20.25 сел на верхнюю ступеньку лестницы.

«Выглядел он так, — заявила позднее фрау Брайтштрассер, — будто решился на все. Но вот на что именно — этого я сказать не могу, не знаю».

В 21.00 на третьем этаже открылась средняя дверь, та, на которой висела табличка: «Эрика Эльстер». Женщина в купальном халате проверила свой почтовый ящик и установила, что он пуст. При этом она заметила Константина и обратилась к нему с заметным участием:

— Что вы здесь делаете? — Ее голос звучал немного хрипло, будто она только что проснулась, и в то же время это был соблазняющий голос. — Вы ждете меня?

Константин вежливо дал понять, что это не так, затем представился и рассказал о своем положении. Казалось, он нашел взаимопонимание.

— Зачем же вам сидеть на лестнице? Вы можете зайти ко мне.

Эрика Эльстер была яркой блондинкой с лунообразным лицом и фигурой в стиле барокко. Она спросила с удивительной прямотой:

— Вы дружите с графиней? Я имею в виду интимные отношения.

Лейтенант с жаром отрицал. Он сел в кресло, поставил портфель рядом с собой и начал осматривать комнату, в которой очутился. Подушки лежали под ним, за ним и перед ним. Они высились на стульях, покрывали целиком широкую софу, лежали на толстом шерстяном ковре. Розовые, синие, голубые, зеленые — они виднелись всюду, куда бы он ни взглянул.

Эрика угостила лейтенанта коньяком, завела пластинку «Родина, твои звезды», потом, оставаясь на некотором удалении, подчеркнуто устало потянулась и спросила:

— Вы давно знакомы с графиней?

Константин ответил уклончиво. Он сидел прямо, его правая нога все время чувствовала портфель.

— Я вам очень благодарен за гостеприимство, но я не хотел бы им злоупотреблять.

Вначале он даже не расслышал, что звякнул звонок. Пришла графиня Ольденбург.

Константину было нетрудно догадаться, что это фрау Валльнер сообщила ей о нем. А фрау Брайтштрассер знала даже подробности: «Эльстер заманила его в свою комнату. Впрочем, от этой персоны другого и ждать было нечего».

Графиня Ольденбург, казалось, даже не заметила даму, приютившую Константина, что, конечно же, далось ей нелегко, и проговорила:

— Если вы хотите мне что-то сказать, Константин, пойдемте.

Эрика Эльстер ухмыльнулась весело и одновременно пренебрежительно, а Константин последовал за графиней. Через узкий темный коридор они попали в ее комнату, где господствовали в основном светлые тона.

Графиня прочла письмо капитана Бракведе, которое передал ей Константин. Ее лицо стало серьезным, и она проговорила:

— Побудьте у меня, если у вас нет каких-либо более важных дел. Мне будет очень приятно, если вы составите мне компанию. — И она храбро добавила: — Побудьте столько времени, сколько захотите.

19 июля 1944 года полковник Клаус фон Штауффенберг покинул свой кабинет на Бендлерштрассе раньше, чем обычно. Около восьми вечера он отправился домой, на виллу у Ванзее. Его сопровождал брат Бертольд.

Бертольд был единственный человек, которому Клаус доверялся во всем. Даже с нежно любимой женой Ниной он не был столь откровенен, не желая ее огорчать.

Бертольд казался Клаусу воплощением благородства, сердечности, интеллигентности и мужества. Он всегда был для него носителем лучших человеческих качеств, натурой глубокой и в то же время сдержанной. Братья были очень дружны, и не случайно последние часы перед покушением полковник Штауффенберг провел вместе с Бертольдом.

19 июля прошло как обычно. Рабочий день Клауса состоял из бесконечных докладов и звонков. Офицеры, с которыми он в этот день контактировал, не заметили ничего особенного.

В 20.00 пришел Бертольд — он всегда ходил до Бендлерштрассе пешком, поскольку трибунал военно-морских сил располагался в какой-то сотне метров.

— В эти летние дни, — сказал он, — особенно чувствуешь, что нужно быть ближе к природе, чтобы всецело наслаждаться ею.

Клаус кивнул брату, подписал еще несколько представлений, писем и донесений, затем обнял Бертольда своей единственной рукой и повел во двор, где их уже ждала машина.

В Далеме они проезжали мимо кирки. Там как раз шла вечерня. Двери были широко открыты, и звуки органа вырывались на улицу.

Клаус попросил остановиться. Какое-то мгновение, казалось, он не решался переступить порог дома божьего, но затем вошел внутрь. Здесь он некоторое время стоял с поникшей головой. Стоял молча, однако Бертольду почудилось, будто он беззвучно молил; «Боже, помоги мне!»

Часть вторая

20 ИЮЛЯ 1944 ГОДА

Необычные времена требуют необычных действий.

СМЕРТЬ, ДРЕМАВШАЯ В ДВУХ ПОРТФЕЛЯХ

20 июля 1944 года, четверг. Этот день вползал в Центральную Европу, словно загнанное, изнемогающее животное. А над искромсанной землей потертым шатром раскинулось небо.

Рассвет чуть забрезжил. Однако смерть уже косила солдат на фронтах, настигая их так же внезапно, как падающий с неба град, отыскивала их в лазаретах и блиндажах, проникала в танки и жилища. И тем не менее люди, подвергавшиеся смертельной опасности, спали порой так же крепко, как уставшие от долгих игр дети. Война продолжалась пять лет и была подобна дикому быку, неистовствовавшему в слепой ярости. Но как раз в эти-то минуты было сделано все, чтобы нанести ей смертельный удар. И казалось, сама история, словно нетерпеливый болельщик, подбадривала криками смельчаков.

В Восточной Пруссии, в ставке, затерянной среди лесов, в бункере с тройным перекрытием, сидел Адольф Гитлер. В эти часы его окружали лишь избранные. И говорил он с ними высокопарно, пытаясь утвердить их в своем мнении.

Окна были приоткрыты. Влажный теплый воздух окутывал истомившихся за долгий день нацистских главарей. Ранее двух часов фюрер никогда не ложился спать, а до тех пор он громоздил свои мысли, наподобие причудливых облаков.

Говорить он мог на любую тему. Однако любимое его занятие заключалось в том, чтобы комментировать собственные действия, ибо он, по его убеждению, олицетворял собой Германию. И Германии предстояло еще доказать, что она достойна фюрера: час испытания наступал — об этом свидетельствовало положение на фронтах, складывавшееся в последние месяцы.

— И я еще несколько месяцев назад в своей речи перед рейхслейтерами и гаулейтерами выразил уверенность, что мы победим, так как должны победить! — не без гордости заявил генерал-полковник Йодль, начальник штаба оперативного руководства верховного главнокомандования вермахта.