Владимир Карпов - Гибель и воскрешение разведчика
Ромашкин вышел в полной растерянности. По дороге к штабу полка вспоминал и перебирал всю свою недолгую службу с Куржаковым. И получалось, как ни крути, он, Ромашкин, не всегда был прав. С чего-то взял, что Куржаков нарочно свою власть показывает. А он не власть показывал, он командовал, как полагается ротному. Смотрел свысока? Так он полный курс училища закончил, с июня сорок первого – в боях…
От этих размышлений Василий перешел к делам домашним: «Маме писать о новом назначении пока не буду. И так беспокоится, а тут и вовсе спать не станет…»
Взять живым
Ромашкин предполагал, что он уже в следующую ночь пойдет с разведчиками на задание и притащит «языка». Но оказалось, прежде чем идти за «языком», надо выбрать объект и тщательно изучить его.
Лейтенант Казаков в сопровождении двух разведчиков выходил с Ромашкиным в первую траншею, на разные участки обороны полка. Вместе наблюдали за немецкими позициями в бинокль, с разрешения артиллеристов пользовались их стереотрубами. Наводя перекрестие стереотрубы на огневые точки, Казаков звал к окулярам Ромашкина, спрашивал, что он видит, и сам рассказывал ему об увиденном, притом всегда получалось, что Иван Петрович обнаруживает гораздо больше существенных деталей. Слушая его спокойный, доброжелательный голос, Василий подумал однажды: «Если бы Куржаков обнаружил настолько больше меня, уж он бы покуражился!»
Иногда Ромашкин недоумевал:
– Какая разница, где брать «языка»? Куда ни поползи, везде могут встретить огнем.
– Это верно, везде могут… И встретят, и огонька подсыпят так, что землю зубами грызть будешь! – соглашался Казаков. – А ты кумекай, как сработать, чтобы втихую все обошлось. Для этого что надо?
– Ползти осторожно.
– Тоже правильно, только надо еще подумать, где ползти. По открытому месту поползешь – он тебя за сто метров обнаружит.
– Зачем же по открытому?
– Ну, вот и докумекал: подходы, значит, надо искать к объекту. Удобные подходы! Мы с тобой этим и занимаемся. Объектов много, а подходы есть не ко всем…
Наконец объект был выбран – пулемет на высоте. Ромашкин сам ни за что не остановился бы на таком объекте: разве к нему подберешься? Но Казаков рассмотрел удобную ложбинку.
– По ней и пойдем, – объявил он. – Там должно быть мертвое пространство. В рост не пройдешь, а проползти можно.
Ночью Казаков, Ромашкин и те же два разведчика – сержант Коноплев и красноармеец Рогатин – ушли в нейтральную зону. Прощупывали подступы к высотке поосновательнее. Кланялись пулеметным очередям, лежали, уткнувшись в снег, под ярким светом ракет. Под конец присели за кусты покурить, повернувшись спинами к немецким траншеям, чтобы оттуда не заметили огоньков цигарок.
– При подготовке поиска близко к объекту старайся не подходить, – посоветовал тихим голосом Казаков. – Следы на снегу оставишь, немцы их обнаружат и догадаются, что к чему. Тогда, конечно, встретят. Понял?
Ромашкин кивал, соглашался, но его снедало нетерпение. Зачем столько канителиться? Можно было бы сразу идти сюда сегодня всей группой. Были бы у них ножницы для резки проволоки, подползли бы сейчас к немецким заграждениям, сделали проход и уволокли бы фрица. Такие, как Рогатин, Коноплев, Казаков, в одиночку любого немца скрутят. И себя он тоже со счетов не сбрасывал, ему бы только в немецкую траншею забраться…
Но Казаков не торопился. Днем отобрал еще пятерых разведчиков и повел всех не в сторону фронта, а в полковые тылы, за артиллерийские позиции. Выбрал там высотку, похожую на ту, куда предполагалось идти ночью. Без лишних формальностей поставил задачу.
– Ты, Ромашкин, командир над всеми и главный в группе захвата. В группу захвата назначаются вместе с тобой Коноплев и Рогатин. Группа обеспечения – старший сержант Лузгин и с ним еще четверо: Пролеткин, Фоменко, Студилин, Цикунов. Кроме того, у нас будут два сапера. Ты, – показал Казаков пальцем на Лузгина, – заляжешь со своей группой у прохода, проделанного саперами. Если все сложится удачно, пропустишь лейтенанта с «языком» и только после этого начнешь отходить сам. Если фрицы будут мешать отходу группы захвата, должен забросать их гранатами и задержать огнем из автоматов. Если они поведут преследование большими силами, вызовешь огонь артиллерии – одна красная ракета. С артиллеристами я договорился. Не забудь ракетницу взять. Все ясно?
– Ясно.
– Тогда давайте разок проделаем практически. Группа обеспечения – вперед!
Лузгин и с ним еще четверо пошли к высотке.
– С вами пойдут и саперы, – сказал им вслед Казаков. – Теперь твоя группа, – взглянул он на Ромашкина. – Идите метрах в пятидесяти от Лузгина. Марш!..
Петрович и сам пошел рядом.
Когда обе группы приблизились к высоте метров на сто, Казаков пояснил:
– Дальше – а может быть, и раньше – поползете по той самой лощине. Здесь ее нет, но ты же помнишь, в стереотрубу ее видел и вчера ночью к ней подползал.
– Отлично помню, – подтвердил Ромашкин.
– Когда саперы будут резать проволоку, вы лежите и наблюдаете. Лузгин, – позвал Казаков, – какой сигнал подашь, когда проход будет готов?
– Рукой махну.
– А если не увидят?
– Ну, подползу поближе и махну.
– Ползать опасно, там каждое лишнее движение могут обнаружить, и все труды к черту! Лучше не ползай. А ты… – Казаков обратился к Ромашкину. – И вся группа захвата должны наблюдать за Лузгиным внимательно. Надо обязательно увидеть, когда он махнет.
– Увидим.
– Ну, хорошо. Теперь прорепетируем несколько вариантов отхода. Первый – если будут преследовать; второй – без погони; третий – с убитыми и ранеными. – Казаков пристально поглядел в глаза Ромашкину и впервые строго сказал: – Запомни, лейтенант, в разведке закон – раненых и убитых не оставлять ни в коем случае! Убитому, конечно, все равно, где лежать. Но если бросишь убитого, в другой раз живые с тобой пойдут опасливо. Каждый вправе подумать: а не был ли тот, оставленный, раненым? И не случится ли с кем-нибудь на новом задании то же самое? Так что усвой раз и навсегда нерушимый закон: сколько разведчиков ушли на задание, столько должны и вернуться. Кто живой, кто мертвый, дома разберетесь…
Тренировались долго. Ромашкин взмок, бегая и ползая по глубокому снегу. Взмокли и остальные. Василий смотрел на разведчиков и думал: «Наверное, проклинают меня. Мучаются-то они из-за моей неопытности. Самим им все до тонкостей давно известно». Но, когда занятия кончились, Казаков, тоже потный – пар валил от него, чубчик прилип ко лбу, – сказал назидательно:
– Вот так, дружище, надо репетировать каждое задание. Все отрабатывай здесь. Там, – махнул он в сторону противника, – ни говорить, ни командовать нельзя. Там должно все проходить, как по нотам. Понял?
– Уяснил.
– Ну и молодец. А этих двоих – Коноплева и Рогатина – мы с тобой таскали повсюду для чего? Для охраны или для компании? Нет, конечно. Они теперь все наши замыслы знают. А зачем это?
– Лучше помогут.
– Ты просто талант! – похвалил Казаков и добавил: – Мы живем на войне. И тебя, и меня в любой момент, даже при подготовке, могли ухлопать. А в разведке перерыва быть не должно. Меня убили – ты пойдешь, тебя убили – они поведут группу.
Ромашкин успел заметить, что, если даже отвечает Казакову невпопад, тот все равно говорит ему: «Правильно». И тут же сам, будто повторяя его слова, высказывает совсем иное – то, что следовало бы ответить на вопрос. «Добрый и тактичный командир, не зря его разведчики любят», – думал Василий.
– Ну что ж, братцы, пошли обедать, – распорядился Казаков.
Такие распоряжения всегда выполняются моментально. Разведчики двинулись по старому следу один за другим.
Иван Петрович склонился к Василию, тихо спросил:
– Видишь, как они идут?
– Колонной по одному.
– Точно. По уставу это называется так. Но ты запомни, лейтенант, в уставе разных строев много, а разведчики ходят только так: след в след, даже по своей земле. Жизнь к этому приучила. И ты ходи обязательно след в след. На мины нарветесь – одного потеряете. Благополучно пройдете по снегу, по траве, по пашне – один след оставите, будто один человек прошел. Это тоже очень важно в тылу врага…
* * *До выхода на задание остались считаные часы. Разведчики поели и теперь могут отдохнуть. Однако не все спешат на нары. Большинство из отобранных Казаковым в ночной поиск продолжают приготовления к нему. Каждый сейчас, наверное, волнуется, но внешне это незаметно. Все спокойны и даже веселы.
Иван Рогатин обматывает чистым бинтом автомат, чтобы не выделялось оружие на белом снегу. Здоровый, плечистый, неразговорчивый, он делает это, не торопясь, солидно.
Саша Пролеткин рядом с Иваном кажется мальчиком. Движения у него быстрые, сам он юркий. Мурлыкая песенку, Саша тоже меняет бинт на автомате и, как всегда, задирает Рогатина:
– Скажи, Иван, почему у тебя такая фамилия?
