Константин Семенов - Грозненский роман
Получили ли они обещанные деньги – осталось неизвестным.
Декабрьскому проспекту Кирова до Августовской было далеко, зато движения почти не было. Только впереди прыгала на ухабах серая «девятка».
У второго микрорайона Алан притормозил: на фоне серого неба девятиэтажка с проломленными верхними этажами смотрелась удивительно сиротливо. Последний этаж выгорел. «Вот так могло быть и с нами», – подумал Борис. На кольце перед микрорайонами у обочины стояло штук пять обгоревших до невозможности машин, припорошенных свежим снегом. Воронок видно не было.
Выехав на Жуковского, Аланбек прибавил скорость. Темно-зеленый «Москвич» недовольно взвыл и понесся по широкой трассе, разбрызгивая снежную кашу. Борис включил приемник, повертел ручкой, ловя что-нибудь интересное.
– Депутаты устроили из этого шоу, – раздался из приемника знакомый ленивый голос.
Борис живо представил породистое лицо известного всей стране тележурналиста, эстета, любителя лошадей и по совместительству депутата Государственной Думы, сделал погромче.
– Я не был против освобождения танкистов, но делать это надо было тихо. Да? Что, у нас некому было этим заняться? – снисходительно объяснила звезда телеэкрана.
– Но вы же призывали к походу на Грозный? – привычно взвизгнул ведущий.
– И оказался прав! Только и это надо было делать не так – раньше и решительней. Нельзя терпеть бандитское гнездо под боком. Да?
– Как вы относитесь к бомбардировкам Грозного? Учитывая неизбежные потери среди мирного населения?
– А ля гер ком, а ля гер. Да? Не надо преувеличивать. Ну, пострадает какая-нибудь чеченская бабушка – что ж теперь? Сами виноваты. Русские? Ой, да бог с вами! Откуда там русские, все давно сбежали. А кто не успел, тех вырезали. И вообще – есть вещи и поважнее, чем считать потери.
– Например?
– Например, единство страны. Да?
– Выруби ты его! – зло сказал Аланбек, поворачиваясь. – А то врежусь куда-нибудь. Дай сигарету!
Москвич дернулся, подпрыгнул на ухабе и вылетел на встречную полосу.
– На дорогу смотри! – Борис схватился за ручку, упер ноги. – Дельтаплан кто спасать будет?
– А ты не нервируй, не включай всякую хрень! И не боись, все под контролем – доставлю я тебя к твоей Ире. Лучше кассету поставь, любимую. Хорошо поет!
Из динамиков полился плачущий голос Булановой; Аланбек мечтательно прищурил глаза. Свернули на Первомайскую, здесь движение стало пооживленнее. Из двора вынырнул и затрясся у них перед носом грузовик, доверху набитый вещами. К выглядывающему из кузова холодильнику веревкой был привязан красный тазик, из него свисал половик.
– Видал? – кивнул головой Аланбек. – Ничего врагу не оставим!
– Алан, а ты уезжать не собираешься? У тебя же в Гудермесе родители, там вроде спокойно.
– Чего мне там делать? – удивился Аланбек. – Брат собрался, было, потом тоже остался, только жену с детьми отправил.
– А сестра?
– Малика боится квартиру одну оставить.
«Москвич» обогнал еле плетущийся грузовик и через сто метров догнал еще один – такой же. Только без тазика.
Слева мелькнул пустынный Нефтяной институт, справа – филармония. Алан вырулил на улицу Красных фронтовиков, свернул направо. У Облсовпрофа обогнали группу молодых парней в камуфляже, у каждого за спиной по нескольку выстрелов гранатометов. А около Главпочты встретили очень странного типа – мужчину лет пятидесяти, в старой военной форме и в буденовке со звездой. Из-за спины у мужика выглядывала такого же возраста винтовка, на поясе болталась противотанковая граната.
– Наше тайное оружие, – засмеялся Аланбек.
Первую воронку увидели на аллейке, напротив шахматного клуба. Воронка была не сказать чтобы большая, но заметная – прямо рядом со старомодной скамейкой. Часть скамейки разворотило, отбросив далеко в сторону бетонную ножку, другая по странной прихоти стояла почти не тронутая, обрезанная будто ножом. Странное зрелище.
Еще одна яма зияла за оградой роддома. «Ошиблись? – подумал Борис. «Или специально? Где же Светкина сестра рожать будет? Вот кто ненормальный, вот кому пальцем у виска надо крутить. Да и мы не лучше. Наверное, почти все, кто остался в этом городе, так или иначе ненормальные». Немного опустил стекло, подставил голову под холодный поток. Хмель быстро улетучивался. От ветра? Или от другого? «Как там Ира?»
Ирина оторвалась от пакета с вещами, повернулась к окну. «Как там Боря? Зря я его отпустила, это водка все. Надо было тоже поехать. А Славик? Господи, кончится это когда-нибудь? Хорошо хоть самолетов не слышно. Нет, зря! Но нельзя же никогда не расставаться, и так все подшучивают. Хотя, почему нельзя? Кто сказал? Сейчас можно! Ведь каждый раз может быть послед.…Хватит!». Ирина подошла к окну, долго-долго вглядывалась. Вздохнула, собрала пакет и пошла на кухню.
«Москвич» проехал мимо замолчавших навсегда поющих фонтанов, свернул на Августовскую. И почти сразу двое не совсем трезвых мужчин увидели еще одну воронку – самую большую. Бомба опять угодила в аллейку, взрывной волной разметало скамейку и погнуло некогда изящный, сработанный под старину фонарь. Срезанные ветки деревьев укрыли снег темным ковром, и только вокруг воронки скорбным овалом чернела земля. Щедрая грозненская земля, про которую говорили: «Сунь палку – вырастет дерево».
Аланбек надавил на газ, «Москвич» недовольно взревел, прибавил ходу и почти сразу вновь остановился. Борис по инерции дернулся вперед.
– Ты что?
Аланбек молча кивнул налево.
Борис повернул голову и присвистнул: старинный дом с известным всему городу магазином «Мелодия» было не узнать. Часть стены исчезла, бесстыдно выставив на всеобщее обозрение внутренности квартир. С последнего этажа, зацепившись ножками, свисала старомодная металлическая кровать, и развевалась на слабом ветру простыня.
Как белый флаг.
Борис нервно нажал на клавишу, обрывая плач Булановой, полез за сигаретой. Когда же он последний раз был в этом магазине? В детстве и юности, помнится, частенько – то охотились за новомодными шариковыми ручками, то за пластинками. Потом все реже и реже. Последний раз, пожалуй, когда купил здесь подзорную трубу. Это уже при Горбачеве. Да, точно, как раз начиналась перестройка. Перестроились… Он обернулся: белый флаг медленно уплывал, скрываясь за заснеженными ветвями деревьев.
Москвич миновал первую в городе девятиэтажку с «Салоном для новобрачных», выехал на площадь. Площадь носила громкое имя «Дружбы народов», это же символизировал и стоящий в центре монумент. В народе, в зависимости от национальности, его называли совсем по-другому. Три гранитные фигуры – чеченец, русский и ингуш – всматривались вдаль слепыми глазами. Что они там видели? Что сказали бы, будь у них такая возможность? Нашли бы слова?
В сквере за монументом собралась небольшая толпа. В основном, женщины, немало детей, старики. Почти все с сумками. «Русские», – наметанным взглядом грозненца отметил Борис и попросил:
– Тормозни.
Женщины настороженно глянули на остановившуюся машину, на двух приближающихся мужчин.
– Здравствуйте! – тихо поздоровался Борис. – Извините, а вы что здесь стоите? Автобусы ждете?
Женщины обвели их оценивающим взглядом, что-то там, по-видимому, разглядели и немного оттаяли.
– Да, автобусы.
– Второй день ждем.
– Третий!
– Не, выдумывайте, второй.
– Вы, может, и второй, а я уже третий день сюда прихожу.
– Подождите, подождите! – поднял руку Борис. – Что за автобусы? Когда бывают? Куда везут?
Женщины заговорили все разом.
– В Моздок. Утром был.
– Во Владикавказ.
– В Кизляр. Не было утром ничего! Говорят, днем должен быть.
– Какая разница куда? Лишь бы отсюда. Только нет ничего. Может, и не было?
– Да что вы? Мне соседка рассказывала – был автобус, точно был!
– Как же она вам рассказывала, если уехала?
– Это «Красного Креста» автобусы.
– Какого «Красного Креста»? Наши автобусы, местные. И дерут за проезд безбожно!
– Говорят, позавчера израильский автобус был. Но они только своих берут.
Борис переглянулся с Аланбеком, поднял повыше воротник, спросил, ни к кому не обращаясь:
– Так что, никто автобусов не видел?
– Как не видели? Вам же говорят – видели! Люди видели!
– А вы куда едете? – спросил подошедший пожилой мужчина. – Если из города, смотрите осторожнее.…Говорят, «дудаевцы» никого просто так не выпускают, шины прокалывают.
– Своим не проколют! – зло бросила женщина в шубе и испуганно замолчала. Из-за ее спины с любопытством выглядывала маленькая девочка.
– А как войска? – спросил Борис. – Про коридоры ничего не известно?
– Какие коридоры? Нет никаких «коридоров»! Стреляют во все, что движется!
– Что вы несете? Как не стыдно такое говорить?
– А что это мне должно быть стыдно? Пусть им всем будет стыдно! И тем, и другим! Они там деньги делят, а нам страдать!
