Александр Тараданкин - Люди в зеленых фуражках
Команда задержанной шхуны «Сакал мару», как выяснилось, состояла из пяти человек. Трое вышли навстречу пограничникам, одного лейтенант Варваркин отыскал в кормовом отсеке, пятый был в машинном отделении. При обыске в трюме судна пограничники обнаружили две рации американского образца с запасными аккумуляторами, три пистолета, несколько мешочков, набитых консервированными продуктами.
В тот же день офицер отряда капитан Михайлов допросил задержанных. Стало ясным, что интерес представляют двое: видимо, особые пассажиры судна. Однако они очень старались выдать себя за бедных рыбаков. Трое других вели себя иначе: сразу рассказали, как и почему попали к берегам острова. Они сообщили, что их хозяин, владелец судна Абэ Хадзимэ, приказал доставить двух незнакомых людей на Сахалин, пообещав хорошо вознаградить за это. Вещи, обнаруженные в трюме, незнакомцы принесли с собой.
Нисидо Харукичи и Харада Иосио — так звали «рыбаков» — на третий день признались, что посланы на советскую землю со специальным заданием. Им приказали, высадившись на Сахалине, произвести разведку берегов, определить наиболее удобные, «тихие» места для последующей заброски агентов и передать результаты по радио. После этого Нисидо и Харада должны были ждать сигнала: когда и где их подберет судно. Задержанные сообщили, что незадолго до отъезда их инструктировал высокий сухопарый человек, видимо, американец, хорошо говоривший по-японски.
Обо всем этом Михайлов и доложил начальнику отряда.
— Видимо, готовятся забросить матерого волка, — задумчиво сказал полковник, — а может быть, и целую стаю. Японцы — это проба пера. Видимо, те, кто должен за ними последовать, особенно дороги старику Филлу.
— Так или иначе, кого-то нужно ждать, — заметил капитан. — Может быть, это произойдет не так скоро, может быть, даже не на нашем участке… Захват «Сакал мару» насторожит и лишь оттянет срок выброски.
В Иокогаме
Низкий, словно приплюснутый сверху лимузин бесшумно свернул в ворота, проскользнул по аллее невысоких, лишенных зелени деревьев.
И остановился у белого дома с мансардой. Ив автомобиля вылез высокий сухопарый человек в сером плаще и направился к дому.
В большом полутемном зале, с окнами, прикрытыми шторами из плотного желтого шелка, он громко крикнул:
— Майкл!
— Я здесь, — донеслось из соседней комнаты. — Что нового, капитан?
Тот, кого назвали капитаном, сбросив плату на низкую полосатую тахту, ответил:
— Полковник недоволен провалом японцев. Полтора часа назад он звонил мне из Токио. Злится, что не подходили к телефону.
Воцарилась долгая пауза. Из приемника слышался гортанный женский голос. Певица исполняла какое-то грустное японское танго.
— Выключи это мяуканье! Рассказывай, что еще тебе сказал Филл?
— Говорит, на днях встретишься со своим подопечным. Съездишь с ним на морские купания, а затем вернешься сюда.
Майкл поморщился. Ему вовсе не хотелось уезжать отсюда. «Морские купания» — довольно хлопотливое дело. Нужно лететь в Штаты, принимать «мальчиков» и, как добрая мамаша, заботиться об их питании, здоровье, ученье и развлечениях.
Обычно «морские купания» устраивались южнее Бостона, на полуострове у мыса Код. Вместе с подопечными майор Майкл Огден выходил на катере в море и там выбрасывал их: пусть сами добираются до берега — это хорошая закалка. «Мальчики» приплывали в весьма плачевном виде, усталые, бледные, с выпученными глазами. Затем их учили плавать в особых резиновых костюмах. Это было полегче: костюм слегка наполнялся воздухом и хорошо держал на воде. Раз в неделю «мальчики» развлекались в ночном кабаре.
Теперь все свое внимание Майкл должен посвятить не группе, а одному человеку. Видно, тот русский парень здорово пришелся по вкусу полковнику Филлу, который возлагал на него большие надежды. Этого «мальчика» нашел в Мюнхене он, Майкл Огден.
— Да, ты знаешь, Рад рассказывал мне, что у этого русского блестящие способности, — закурив, сказал капитан. — Он стреляет, как Вильгельм Телль.
— Я знал, что из него будет толк, — высокопарно заявил Огден. — Посмотришь, я доведу его до высшего класса и сам проведу операцию. Здесь, в Японии, он будет называться Жаном Звориком.
Раздался приглушенный телефонный звонок. Огден подошел к аппарату:
— Хелло!..
Некоторое время в трубке что-то однообразно булькало. Затем Майкл коротко ответил:
— Слушаюсь!
— Ну что? — спросил Алл.
— Приказал вылететь домой, в Штаты. Сегодня туда из Иокогамы пойдет военный самолет…
Сигнальные ракеты
Май пришел на Сахалин с дождями и туманами. Он был здесь совсем не похож на тот чудесный месяц весны, о котором поэты сложили столько стихов. Ни листочка на деревьях, ни цветка в поле, только торопливая травка едва пробивалась светло-зелеными стрелками сквози рыжий свалявшийся ковер прошлогоднего лета. Низкие серые облака окутывали вершины сопок. Время от времени тучи темнели, и тогда из них вместе с дождем валил мокрый снег.
Но весна чувствовалась в душах солдат. Все почему-то немножко затосковали по дому, стали чаще писать письма по заветным адресам. А иногда, собравшись группкой, вели тихий разговор, между прочим на сердечные темы. Что ж, служба — службой, а весна — весной.
Более мечтательным стал и Саша Яблочкин. Ионенко знал причину и поэтому не спрашивал. Все было ясно без слов.
Однако то, что дружба комсомольцев заставы и рыболовецкой артели росла с каждым днем, было видно по всему. Совсем недавно молодежь заставы и артели провела интересный вечер, посвященный бдительности. Председатель колхоза Иван Никитович Чепурной при встрече сказал капитану:
— Могу вас заверить, что теперь на вашем участке не одна застава, а две. Наши ребята я девушки такие бдительные стали, что появись незнакомый человек — не проглядят.
В начале июня солнце взяло свое. Тепло его быстро согрело землю и как-то удивительно быстро пришла пора сенокоса. В свободные от службы часы пограничники ходили навестить друзей прямо в луга, что были неподалеку от их маленького гарнизона.
* * *Яблочкин задумчиво жевал травинку и, не спуская глаз с девушки, слушал.
— А мама так и не поправилась, — продолжала Наташа. — Она умерла перед самым концом войны. Мне тогда восьмой год шел. Скоро вернулся из-под Берлина отец, бравый такой, с орденами. Узнал про маму — никак успокоиться не мог. Гладит меня по голове, а сам где-то далеко-далеко. А потом мы уехали с Ладоги сюда, на Сахалин. Папа ведь рыбак… Пойдемте, Саша, косить. Глядите, все уже вышли.
Став среди косарей, девушка пошла размашисто, по-мужски, траву ложила чисто. Нет-нет, она оборачивалась, посылала Саше улыбку. А он любовался ею всей: и ловкими сильными движениями, и выбившимся из-под косынки каштановым локоном, и стройными ногами.
— Обед гото-о-ов! — зазвенел над полем высокий женский голос. — Как бы не просты-ы-ыл! — звала повариха, по-нижегородски налегая на «о».
Вытерев косы травой, все кинулись к костру. Теплая рука Наташи вдруг очутилась в ладони пограничника. Выпускать ее не хотелось. Девушка притихла и опустила глаза.
— Какой замечательный день, — думал Яблочкин. — Хорошо, что именно сегодня взял выходной. И хорошо, что старший лейтенант Фрусловский затеял этот поход к колхозникам на покос.
После обеда молодежь окружила офицера. Фрусловский знал много интересных историй из пограничной жизни, и сегодня все надеялись услышать что-нибудь новенькое.
Старший лейтенант неторопливо скрутил козью ножку, закурил и начал:
— Сегодня в перерыве Ваня Демченко сел со мной рядом и говорит: «Вот вы все, Николай Петрович, о бдительности говорите. Дескать, если живешь рядом с границей, смотри в оба». И рассказал мне Ваня, как задержал он недавно одного. А тот в амбицию — чего, мол, малец, пристал. Но Демченко — парень, мы знаем, настойчивый. Повел незнакомца в правление колхоза, а там опознали в нем заготовителя из рыбтреста. «Стыжусь, — говорит мне Ваня, — девушки на смех подняли».
— Был такой разговор? — спросил Фрусловский.
— Ну, был, — буркнул парень.
— Так вот, — г продолжал офицер, — какой же сделал рыбак вывод? «Не буду, — говорит, — больше позориться, людей смешить. Какой дурак сюда полезет?».
— Ну и верно, — задиристо отозвался Демченко.
— А теперь вот послушайте. Прошлым летом появился неподалеку от границы мужичок. Одежонка так себе, на плечах мешок. Лазит Возле сопок, никому вроде не мешает. Увидели его две девушки из ближнего села. Подошли, спрашивают: «Вы чего здесь, мил человек, делаете?» А он им: «Черемшу собираю» — показывает сколько набрал. — Не знаем что-то мы вас, дядя. Есть ли у вас разрешение здесь ходить?» Он им справку достает.
