Геннадий Падерин - Топор
До сих пор не пойму — зачем, а было: снял с себя ремень, зажал конец в кулаке, видно, на случай рукопашной, чтоб пряжкой хотя бы вмазать, потом встал в полный рост и не громко так, но явственно окликаю: «Васька, черт, где ты тут, куда подевался? Пошто минное поле не метишь? Вон товарищ командир на берег подались — подорвутся на мине, сыграешь под трибунал!..»
И не промахнулся: зацепило «минное поле» гостенька, прыгнул он назад, выхватил пистолет, обернулся и этаким злым, надсадным шепотом, но, гад, чисто по-русски давай выговаривать: «Подлецы! Почему сразу проход не метили, как мины ставили?»
А я ему вроде как в испуге: «Виноват, товарищ командир, мы как раз насчет прохода сюда и посланы, сейчас все будет сделано! Разрешите приступать?»
Он шипит: «Отставить! Проводите меня через минное поле в расположение части к вашему командиру, вернетесь — разметите!»
Я, такое дело, вытянулся в струнку, роль свою сполняю: «Есть проводить к товарищу командиру, вернуться и разметить!»
Так у нас с ним, будто в драмкружке, и затеялось. И дальше какая самодеятельность разыгралась: толкую, дескать, самое безопасное — обогнуть минное поле со стороны моста, отвечает — веди, да поскорее. Ну, мне того и надо, почесали едва не рысью под пролет, где остался мой топор.
И как пришли, я щепу возле последней стойки разворошил — лежит, родненький, хозяину дулю кажет!
Топор в руках — силы вдвое, смекалки вчетверо: схватил, шпиону за спину уставился и говорю этак обрадованно: «А вон, легок на помине, и наш командир!»
И подловил-таки: не удержался гость незваный, оглянулся. Тут, конечно, припечатал я его обушком по руке, выбил пистолет.
Выбил, нет сразу кинуться на гада, повалить, а я расслабился. С безоружным, вроде того, без спешки управлюсь. Только он не стал дожидаться моих дальнейших действий: сунул, не мешкая, вторую руку в карман шинели, выхватил еще один пистолет и рукояткой — мне в лоб!
Не сказать, чтобы так уж шибко звезданул, главное, неожиданно, а покуда я промаргивался, он опять же не сплоховал: ногой — в пах!
Дыханье от боли перехватило, я скрючился весь, а он, не давая опомниться, опрокинул меня и — в пинки! А на ногах — сапоги, кованые, и забил бы, верником насмерть забил бы, не изловчись я махнуть топором — посечь ему ступню…
— Ну, а дальше-то что? — поторопил старика Петя Клацан.
— Дальше? Дальше, такое дело, опять война, опять мосты и мосточки — все как положено по нашей по саперной линии.
— Нет, я не про это: что дальше с этим шпионом было?
— А обыкновенно: приволок к себе да и сдал в штаб.
— И все? А какую награду дали — медаль или орден?
— Нагоняй дали. За винтовку. Мог и сам жизни решиться, и шпиона упустить.
— Ладно, дядя Филипп, не прибедняйся, мы же видели твои ордена, когда ты на празднике при них был, — не унимался Петя Клацан.
— Так то за другое, после уж дали.
— Расскажи, дядя Филипп!
Бригадир усмехнулся:
— Или у нас сегодня выходной? Наш мост — всей трассе, считай, бельмо на глазу, а мы рассиживаемся и байки слушаем.
Поднял влажные еще сапоги, критически осмотрел, начал обуваться, приговаривая:
— Все равно снова вымокнут, портянки сухи — и лады.
Натянул, притопнул, сказал, ни к кому не обращаясь:
— Ежели бы что другое строили, ни в жисть сейчас не пошел бы. Выпил бы водки — и в спальник. А мост — он ждать не может.
Нашарил у ног топор, поднес к глазам, оглядел придирчиво и, не удержав вздоха, провел ногтем по зазубринкам на лезвии. И только сейчас Николая стеганула по сердцу догадка: топор-то у бригадира — тот самый, с фронта!
— Дядя Филипп, ты не серчай за давешнее, — подошел к старику. — Я вечером выправлю лезвие.
— Ладно, такое дело, чего там, — буркнул тот и заспешил — Ну, казаки, пошли, пошли, некогда рассиживаться!
