Игорь Подбельцев - Июльский ад (сборник)
— Валька, ты — гений!.. Люблю тебя!.. А ну, ещё… Как там: «Вы извините, перейду на Вы: ведь так о женщинах писал Тургенев…»
Валентин хотел было поддержать своего поклонника, но Василий, тряхнув его за плечо, поморщился:
— Не выпендривайся, Валька: мать письмо прислала из дому. И в нём, между прочим, про Володьку пишет тоже.
Валентин больше не стал препираться с братом, перестал разговаривать и со своим собеседником: он быстро оделся и вслед за Василием выскочил из домика, прямо в морозный скрипучий февраль.
Часовой, увидев братьев-близнецов, улыбнулся вконец замёрзшими губами:
— Ну что, нашли своего братца? Э-эх!.. — и замолчал тут же, ещё сильнее сгорбившись и всё глубже пряча свой посиневший нос в кудрявый отворот воротника.
Пришли к себе. Валентин, торопливо раздевшись, протянул руку к гудящей и потрескивающей печке и попросил:
— Покажи письмо, Васька!
Василий молча подал брату листок из ученической тетради, на котором криво легли каракули, выведенные рукой их мамы. Валентин сразу же вклюнулся в этот драгоценный листок; а Василий, усевшись за стол, уставился на него. Он уже читал письмо и уже знал, о чём в нём написано. Мать скупо объясняла, что она жива-здорова, что недавно прислал ей письмо их отец, воюющий где-то под Ленинградом; что недавно отыскался, наконец-то, ещё один её сын, а их брат — Владимир, долгое время находившийся в окружении, а затем прорывавшийся из этого самого окружения; что Владимир сейчас служит в Москве, при каком-то очень важном штабе, но очень просится на фронт, и именно в ту часть, где служат они — Василий и Валентин; что Владимир мечтает о том, чтобы танковый экипаж полностью был семейным.
Василий, Валентин и Владимир — тройняшки. Они одновременно появились на свет божий и были похожи друг на друга, ну как две капли воды! Вернее — как три капли… Только мать да отец могли их различать, а остальные — и соседи, и друзья, и учителя в школе — постоянно путали близнецов безрезультатно гадая, кто же из них Вася, кто Валя, а кто Вова.
Перед самой войной братья Котляковы окончили военное танковое училище и были направлены служить в одну и ту же боевую часть. И тут грянула война!.. И, как назло, вдруг заболел Владимир: его отправили в госпиталь; госпиталь вместе с другими тыловыми подразделениями попал в окружение. И Владимир для родных и знакомых, что называется, пропал. Пропал без вести. Пропал в прямом смысле этого слова… И вот теперь мать пишет, что брат их нашёлся…
Валентин прочитал письмо и с какой-то радостной грустью сказал:
— Знаешь, Вась, а всё-таки это здорово, что Володька наш нашёлся!
Василий ничего не ответил брату; молча он подошёл к Валентину и крепко-крепко обнял его.
У ГЕНЕРАЛА БОКОВА
Нет, что ни говорите, не та уже Москва сегодня была. Совсем не та, как в прошлом году, в 42-м. Разница — ог-ром-ней-шая!.. Тогда все улицы советской столицы, куда ми взгляни, были сплошь и рядом перекрыты громоздившимися самыми разнообразными оборонительными сооружениями: в том, минувшем году, не то что проехать, пройти пешком трудно было. А сегодня, в этот светлый морозный февральский денёк, Москва встретила Павла Алексеевича непривычно оживлённым шумом и, как ему — по крайней мере — показалось, какой-то праздной сутолокой; уже даже как-то непривычно резали уши громкие беспечные сигналы большущего потока машин. А трамваи с их весёлым перезвоном!.. Для них как бы и не существовало такого страшного понятия, как война.
Ротмистров опытным взглядом сразу же определил, что многие москвичи — и проезжающие, и проходящие мимо — наверняка находятся в неплохом настроении. В морозном воздухе иногда звенел чей-то задорный смех, проносились в воздухе, словно снаряды из «сорокапятки», и весёлые шутки.
«А почему бы им и не порадоваться! — всей грудью вдыхая морозный дух, думал генерал. — Мы уже не те, новички, как в начале войны, мы уже надавали фрицам по соплям: сколько уже крупных сражений выиграли!..»
У командующего бронетанковыми и механизированными войсками Якова Николаевича Федоренко Ротмистров задержался недолго. Беседа велась на излюбленную обоими генералами тему, на интересующую их, и, в основном — и Ротмистров, и Федоренко — остались довольны друг другом, так как мысли и убеждения их почти во многом совпадали.
Провожая Ротмистрова, Федоренко сказал ему:
— Павел Алексеевич, поезжайте к Бокову и… и отстаивайте свою позицию до конца. А я вас, не сомневайтесь, обязательно поддержу. Сделаю всё, что в моих силах и возможностях.
Ротмистров крепко пожал Якову Николаевичу руку.
В Генштабе командующего танковым корпусом Ротмистрова незамедлительно препроводили к генералу Бокову. Тот, против ожидания, не ставил из себя эдакого неприступно-недоступного и очень-преочень умного командиру и радушно принял Павла Алексеевича. Душевно принял.
— Как добрались, Павел Алексеевич? Надеюсь, без приключений?
— Да, вроде бы, слава Богу, благополучно. А почему вы, Фёдор Ефимович, такой вопрос мне задали? Насчёт приключений…
— О, бывали кое с кем и трудности в этом вопросе. И не один раз!.. Но о них позже, потом поговорим. Да вы присаживайтесь, дорогой Павел Алексеевич, с дороги ведь.
Ротмистров присел на диван, а Боков, заказав по телефону чай, не спеша и подробно начал рассказывать о существе дела, ради которого Павла Алексеевича и вызвали так внезапно в Москву.
— Всё назрело давно уже, — Боков прихлёбывал чай и, не отрываясь, смотрел прямо в глаза Ротмистрову, — очень даже давно, но на пути к намеченному было слишком уж много препятствий. Да вы и сами о них знаете не понаслышке. Так ведь? А сегодня вопрос о реорганизации танковых армий смешанного состава — а их, армии, ещё в прошлом году создали — встал очень остро. Надеюсь, вы меня понимаете…
Ротмистров промолчал п лишь слегка кивнул головой, а генерал Боков продолжал:
— Я, конечно, никого не собираюсь осуждать, Павел Алексеевич, но сегодня все должны понять, что управлять армией, имеющей в своём составе танковые, пехотные и… и кавалерийские соединения — весьма сложно.
— Вы правы, Фёдор Ефимович, — подтвердил правильность слов представителя Генерального штаба Ротмистров, — ой как вы правы!.. Чёрт побери! Опыт же уже есть, причём — горький опыт подобного управления. Смотрите сами, что получается, товарищ генерал: армия идёт, допустим, в наступление, а только что перечисленные вами соединения имеют различную степень подвижности и манёвренности. Кони сильны и выгодны в одном, танки — в другом, пехота — в третьем. К чему всё это приводит?
— Ну, Павел Алексеевич, удивили! — иронически развёл руками Боков. — Вам как теоретику и практику подобные вопросы, наверное, и задавать не стоит. Мартышкин труд, так сказать.
Ротмистров не обратил внимания на иронию штабного генерала.
— Простите, — сказал он, — но теоретиком — в полном смысле этого слова — я себя никак не считаю. Абсолютно! Что же касается практики, то…
И генерал Ротмистров долго говорил о том, что он лично, на собственной шкуре, испытал; что для развития успеха на прилично большую глубину — в крупных наступательных операциях — войска фронта или фронтов должны и даже обязаны иметь высокоподвижные, обладающие большой ударной силой и огневой мощью танковые соединения и объединения; что только они могут решать задачи такого рода, могут обеспечить массирование танков на важнейших направлениях и в решающий момент; что…
Генерал Боков слушал очень внимательно, не перебивая увлёкшегося рассказом Ротмистрова, и лишь только когда Ротмистров выдохся и умолк, Фёдор Ефимович спросил:
— Павел Алексеевич, мне перед вашим приходом звонил Федоренко и сказал, что вы просите организовать вам встречу с товарищем Сталиным. Вы серьёзно этого хотите?
Ротмистров вначале растерялся, но затем взял себя в руки.
— Если на то уж пошло, — сказал он, — то я, говорю вам честно и открыто, с подобной просьбой к генералу Федоренко не обращался.
— Вот как? — удивился Боков.
— Да, именно так. А говорил я ему лишь о своей готовности доложить Верховному Главнокомандующему своё мнение по обсуждаемому в Ставке вопросу. Так что, Фёдор Ефимович, я здесь не…
Резкий телефонный звонок прервал речь генерала Ротмистрова самым наглым образом, а Боков быстро поднёс трубку к уху:
— Генерал Боков слушает! — произнёс он и тут же, переменившись в лице, вскочил. — Здравия желаю, товарищ Сталин!.. Так точно, товарищ Сталин!.. Слушаю, товарищ Сталин!..
Боков торопливо и взволнованно, как будто бы молоденький курсант военного училища, пододвинул к себе объёмистую папку и начал срывающимся голосом докладывать Верховному последнюю сводку с фронтов.
Ротмистров, поддавшись возбуждённому состоянию Бокова, тоже невольно привстал, и в груди его что-то захолодело: то ли от необъяснимого испуга, то ли от внезапного волнения. А Боков в это время, закончив передавать сводку, отвечал на вопросы Иосифа Виссарионовича. Ротмистров немигающе смотрел на Бокова, на телефонную трубку в его руках, из которой мягко шелестел ЕГО голос. А генерал Генштаба вдруг скосил на пего глаза и громко, отчётливо выложил:
