Константин Рогов - Годы
2.2
Представитель штаба армии при 5-м кавалерийском корпусе
За мной закрепили несколько дивизий, в полосе которых я был обязан досконально знать оперативную обстановку и всегда мог бы доложить её своему начальнику. Но, как прикомандированный, я чаще других использовался для выполнения различных поручений «с отрывом от штаба».
Первое такое поручение, которое дал мне начальник штаба армии генерал-майор Анисов Андрей Фёдорович, в прошлом известный работник генштаба Красной Армии, заключалось в том, чтобы я выехал в штаб 5-го кавалерийского корпуса и оттуда периодически докладывал в штаб армии оперативную обстановку в полосе действий кавкорпуса. Так сказать, «осуществлять контроль» и подгонять работников штаба корпуса, если они будут запаздывать с предоставлением оперативной документации.
Представитель штаба армии… Звучит солидно! Так думал я, когда получал предписание в штабе армии. Потом оказалось, что в корпусе эти слова воспринимались иначе. Особенно в приложении к званию «майор». Мало ли майоров в кавалерийском корпусе.
Прибыв в кавкорпус, я, прежде всего, пошёл представляться к командиру корпуса генерал-майору Гречко (недавнему полковнику). Конечно, попросил адъютанта комкора доложить генералу обо мне. Командир корпуса такая величина, что я прямо таки не знал как себя держать. С одной стороны — я представитель армии, с другой — молодой майор, чувствующий робость от сознания, что должен говорить с генералом без робости, как представитель старшего штаба.
Вход в комнату, где работал командир корпуса, вместо двери прикрывала плащ-палатка. Через неё хорошо проникали звуки, и был хорошо слышен доклад адъютанта:
— Товарищ генерал! К вам представитель штаба армии майор Рогов!
— По какому вопросу?
— Представиться. Он будет при штабе.
— Я занят. Проводите его к начальнику штаба.
Такой оборот немного задел меня. Но, с другой стороны, даже принёс облегчение.
Выехав из Барвенково утром, я остался без завтрака и без обеда, да и на ужин напроситься постеснялся. А начальник штаба корпуса и его заместитель-начальник оперативного отдела не догадались пригласить «к столу» представителя штаба армии! Во многих и разных штабах приходилось впоследствии бывать мне, но только в кавалерийском корпусе (конечно совершенно случайно!) о хлебосольстве забыли. Хочу отметить, внимание даже к случайному гостю, на фронте зачастую диктовалось и жёсткой необходимостью. Сегодня обогрел и покормил ты, а завтра в таком же положении покормят и тебя. Это война, и что будет завтра, где ты будешь находиться, что есть и где спать?
Глубокой ночью, доложив итоги боя кавалерийского корпуса на подступах к Славянску, я стал искать место, где можно было хоть немного поспать. Оперативный дежурный штаба корпуса, на вопрос о месте отдыха, ответил:
— Располагайтесь, где понравится!
Побродив по школе, я решил расположиться в комнате перед «кабинетом» генерала Гречко. Здесь было не так шумно, только из-за занавешенного угла было слышно шипение примуса. Только расположился я на голом полу, как в комнату вошёл казак с ведром воды и крикнул:
— Феня, принимай воду!
На голос казака из-за занавески вышла девушка. Я глазам свои не поверил. Да, это была подавальщица из нашей академической (академия имени Фрунзе) столовой! И Феня сразу же узнала меня и радостно всплеснула руками. Она, вместе с другими работниками Мосвоенторга, была зачислена в группу, которая развернула столовую Военторга при кавалерийском корпусе. А здесь её определили для обслуживания командования корпуса.
Поговорив со мной немного, Феня вдруг воскликнула:
— Ой, что же это я. Ты же голоден, я сейчас!
— А ты откуда знаешь? — удивился я. — Я плотно поужинал.
— Не ври! Что, я не вижу, что ли?
Вот так, не имей сто рублей…
5-й казачий кавалерийский корпус, после успешных первоначальных действий, застопорился на подступах к городу Славянску. Немцы, опираясь на укреплённые ими населённые пункты, упорно сопротивлялись. Командование корпуса пыталось использовать промежутки между населёнными пунктами, не занятые врагом, но ничего этим не достигало, хотя некоторые из вражеских опорных пунктов были почти обойдены кавалеристами. А днём немцы, обрушивая всю силу своего артиллерийско-миномётного огня, нанесли большие потери кавалеристам, которые залегли на чистом заснеженном поле.
2.3
Офицер связи штаба 57-й армии. Полёт на У-2 (По-2). Знакомство с моим будущим командиром дивизии Г. О. Ляскиным
Через день меня отозвали в штаб армии для выполнения обязанностей офицера связи. Это известие обрадовало меня. Я тяготился свое ролью представителя штаба, и просто не знал, для чего нужен этот представитель в штабе корпуса. Для «галочки»? Дескать, осуществляет штаб армии контроль за действиями подчинённого штаба?
Термин «офицер связи» был только что введён в Красной Армии, и поначалу он меня коробил. В Красной Армии и, вдруг, офицер! Впрочем, к этому термину я привык, как когда-то привык к введённому званию «генерал».
Обязанности офицера связи штаба армии выполнял майор Плаксин. Но его отдали под суд военного трибунала за невыполнения задания. Плаксин должен был вручить боевой приказ одному из соединений армии, но не вручил его, ввиду резкого изменения боевой обстановки в районе расположения штаба этого подразделения. Короче говоря там уже был враг. Отдать то его под суд отдали, но ограничились дисциплинарным взысканием и назначили командиром полка.
Сразу же мне было приказано доставить в правофланговые соединения новые шифровальные документы, «ключи» к шифрам, для шифровальщиков корпусов и дивизий. И новые кодированные карты. Средство передвижения — самолёт… на котором я никогда ещё не летал!
В качестве пилоте летел командир авиационного звена связи старший лейтенант Зыков. Это был совсем мальчишка с ещё неустановившимся характером, в котором проскальзывала просто несерьёзность. Кроме того, воспитывался он, наверняка в семье, где мелкая ложь не считалась большим грехом.
Итак, это был первый, самый первый, мой полёт. Пока лётчик с деловым видом прокладывал курс самолёта, я подготовил свою карту масштаба в одном сантиметре один километр. Наученный горьким опытом, когда я завёл колонну штаба 261-й стрелковой дивизии в Донбассе «не туда», я принял за правило всегда иметь перед собой карту, непрерывно сличая её с местностью. Знать, таким образом, точное своё местонахождение. Самолёт, в данном случае, не составил исключения из правил.
Самолёт У-2 (По-2), поставленный на лыжи, взлетел с огорода одного из приусадебных участков на южной окраине Барвенково, превращенного во взлётно-посадочную полосу. Недаром У-2 называли «кукурузником», «огородником», «капустником» и другими ласково-ироническими именами за его способность взлететь с пятачка и сесть на клочке ровной местности. Любопытным и занятным показалось мне то, что при вираже, когда самолёт ложился на одно крыло, земля как бы становилась дыбом.
Перед взлётом лётчик договорился со мной об условных сигналах связи и сферах наблюдения за «воздухом». На меня возлагалось наблюдение за задней небесной полусферой. Старший лейтенант несколько раз напомнил мне о необходимости тщательного наблюдения за воздушным противником, так как фашистские истребители охотятся за У-2. Несмотря на то, что У-2 обычно совершенно беззащитен, к тому же дешёв, гитлеровское правительство назначило самую большую премию лётчикам, сбившим именно этот самолёт, используемый как самолёт связи. Премия давалась, собственно, не за сам самолёт, как таковой, а за то, что перевозилось в нём. Это мог быть большой военачальник, офицер связи с важными боевыми документами, в том числе с боевым приказом. А задержка в сроках выполнения боевой задачи иногда равносильна проигрышу или выигрышу боя.
Сейчас мы летели к самому далёкому корреспонденту, к штабу, размещавшемуся на северной окраине железнодорожной станции и населённого пункта Стар. Близнецы. Это что-то около 50 километров. Поскольку железная дорога, соединяющая Барвенково и Стар. Близнецы имеет изгиб к югу, то маршрут самолёта был хордой, соединявшей дугу железной дороги, и проходил севернее её.
Был солнечный морозный день, на полях ослепительно белый снег, и… никаких следов войны! Самолёт летит над селом, с его улиц приветливо машут руками. Я попытался ответить любезностью на любезность, но тугой ветер так рванул руку, что она ещё долго ныла, напоминая о травме полученной одновременно с контузией.
Я смотрел на карту и заметил, что самолёт пролетает мимо Стар. Близнецов в пяти-шести километрах севернее. Вначале это обстоятельство не беспокоило меня, подвернёт, когда надо будет. Но потом, потом я убедился, что лётчик не ведает, что творит! Мы уже подлетали к станции Лозовой!
