Виктор Николаев - Живый в Помощи(Записки афганца 1)
Виктор учился в школе имени Героя Союза Астафьева и рос на улице его имени. В Восточном Казахстане это имя осеняло школы, многие улицы в местных городах и поселках. Имя Астафьева носил и крупный медный рудник в Усть-Таловке, в которой снимался знаменитый телесериал «Тени исчезают в полдень». Все это, конечно, вселяло в его душу не только гордость за своего героического предка, но и раннюю мальчишескую ответственность перед миром, перед Родиной за их покой и благоденствие.
Любимым местом времяпрепровождения Виктора в старших классах был школьный военный кабинет. Военрук Александр Иванович, старший лейтенант запаса, только ему доверял чистку учебных ППШ, АКМ, карабина, наведение порядка с другими учебными пособиями, а порой и деликатно-доверительные «диверсионные» операции по добыче дефицитной «Московской», к которой старлей относился с известным мужским уважением.
Когда Витька после года армии поступил в Сибирское высшее военное авиационное училище, то на каникулах Александр Иванович был непременным его гостем, считая себя приглашенным без лишних церемоний. И в его взгляде, увлажненном «наркомовскими» ста граммами, читалась законная гордость за воспитанника. Он непременно уточнял:
«Знал, кому доверить автомат для чистки!» Мать улыбалась, провожая гостя, а сердце ее сжималось в безотчетном страхе за сына…
Безпредел в Сибирске
Настоящим жизненным испытанием для Виктора и его товарищей по училищу стало усмирение массового хулиганского безпредела кавказских призывников. Курсантское боевое крещение пришлось на завьюженную ноябрьскую ночь 1979 года в самый канун Афганской войны. Для будущих офицеров это было грозным предзнаменованием грядущих испытаний. И не только Афганских… Случилась внезапная и небывалая для сибирских мест беда, по военному лексикону — совершенно нештатная ситуация…
Прибывший в Челябинск эшелон с призывниками с Кавказа, шедший транзитом, кажется, до Омска, внезапно взбунтовался во время продолжительной стоянки. Сначала бунт охватил весь состав с горячими уроженцами Юга. Сопровождающие офицеры и солдаты не справились с ситуацией и вместе с проводниками бросили эшелон на произвол судьбы. Взрыв погрома с привокзальной площади смердящими клубами понесся в ближайшие улицы, переулки и подворотни. Озверелые парни врывались в дома, мародерствовали и без всякой причины избивали местных жителей. По боевой тревоге были подняты курсанты местных военных училищ — автомобильного и авиационного.
Штыками и прикладами они запихали неподдающихся никаким увещеваниям будущих «защитников Родины» в вагоны. Местные власти тут же дали поезду зеленый свет и лихорадочно отправили эшелон подальше от личной ответственности: пусть отдуваются в Сибирске, где оставалась последняя боеспособная точка…
Триста-четыреста осатаневших призывников под шестичасовой перестук вагонных колес неотвратимо превращались во все более и более звереющую стаю. Когда поезд подошел к последнему спасительному оплоту Зауралья — Сибирску, там уже не осталось ни одного целого стекла и не разодранной обивки плацкартных лежаков. А в двенадцатом вагоне над мертвым бригадиром эшелона, заколотым стальными прутьями для занавесок, выли белугой десятки раз изнасилованные проводница и ее дочь.
В Сибирске осатаневшие, вкусившие безвинной крови призывники уже не таились. Вместо голоса — рык и клекот. Обкуренные анашой, они громили пристанциониые пяти- и девятиэтажки: в ближайших домах на первых двух этажах почти не было квартир, куда бы не вломились погромщики… Безумно крича от ужаса, полуодетые люди выскакивали из домов в морозный мрак ветренной ночи и попадали в руки пьянеющего от безнаказанности и крови молодняка.
Поднятые ночью по сигналу «Боевая тревога» курсанты третьего и четвертого курсов Сибирского училища ежились на плацу, переминаясь с ноги на ногу на пронзительном ветру при двадцативосьми-градусном морозе. Командирский «УАЗ» своими фарами высвечивал кусок убеленного плаца, все ребята с какой-то надеждой смотрели на освещенное пространство, пронизываемое безпрерывным густым вихрем мелкого колючего снега. Наконец из темноты в круг света ступил начальник училища, на фоне лучей фар курсантам был виден только его силуэт. Некоторое время он, видимо, пристально вглядывался в лица ребят и потом внезапно и коротко поставил боевую задачу: любыми средствами пресечь безпорядок, вплоть до применения выданных перед построением штык-ножей… Оперативную вводную сделал начальник местной контрразведки и тихо, совсем по-неуставному добавил:
— Сынки! Пролилась кровь мирных жителей. Теперь эти подонки люты и очень опасны. Задачу выполняйте группами не менее трех-пяти человек… Приказываю всем поднять воротники шинелей и поверх ворота наглухо завязать шапки, чтобы избежать возможных ударов ножами в шею. Он запнулся и после паузы добавил:
— Остановите их. Приказываю действовать с максимальной жесткостью… и жестокостью! За все отвечу сам, — в голосе полковника контрразведки чувствовались спазмы, мешавшие размеренно говорить, казалось, что он едва сдерживал слезы.
— Во время дороги во всех «Уралах» будет по офицеру госбезопасности, который вскроет спецконверт с подробными инструкциями, описанием участка и конкретного плана действий каждой группы, — закончил свою речь контрразведчик.
За полчаса дороги все уже знали, кто в какой группе. Было разрешено пользоваться всеми приемами рукопашного боя и обездвиживания противника, которым ребят научали с первого курса. Штык-ножи были отсоединены от стволов автоматов и заправлены в голенище сапога, ножны от них были засунуты в другой сапог поглубже, полы шинелей заправлены за поясной ремень. Автоматные ремни отстегнули, распустили по всей длине — почти до полутора метров. На одном конце ремня устраивалась петля. С другого конца ремень каждый курсант наматывал на правую руку, чтобы ловчее орудовать петлей в момент схватки. Именно петлей необходимо было орудовать, обездвиживая ноги дебоширов или прихватывая ею их шеи.
В двенадцатом часу ночи вокзальная площадь бушевала безчисленными непривычными здесь криками мечущихся пассажиров, гудками многих легковых машин. Не ко времени светились окна близлежащих жилых домов. В это столпотворение на большой скорости въехало шесть могучих «Уралов», они сходу четко развернулись и одновременно подали задними бортами к высокому парапету, ограждавшему привокзальное пространство. За несколько секунд без лишней суеты триста курсантов со своими командирами высадились из машин и столь же быстро выстроились в двухрядную скобу, разомкнутая часть которой была направлена в сторону восемнадцати вагонов воинского эшелона. Сжимать кольцо начали по направлению к тупику по сигналу длинной очереди трассерами в ночное небо из автомата Калашникова. Оба курсантских полукольца разом взревев, не нарушая боевого порядка, начали сужаться к намеченной цели.
Задача внутреннего кольца, сформированного в основном из лучших спортсменов училища, была самая ответственная, опасная и грязная: освобождение местных жителей из лап распоясавшейся кавказской молодежи. Задачей второго кольца было — не выпускать для побега юных бандитов и доводить до конца работу, упущенную первой цепью.
Виктор был назначен командиром группы из трех человек. В ней был его лучший друг минчанин Вася Курень, чемпион Сибири по боксу, который при росте в два метра и весе в сто сорок шесть килограммов шел впереди «бульдозером». Виктор и Андрей Языков — кандидаты в мастера спорта по офицерскому многоборью, шли по левую и правую руку могучего белоруса.
Молодецким кликом нагоняя на себя задор и ужас на зарывшегося в морозную темень противника, группа бойцов замахала ремнями и, вскидывая автоматами, медленно «зачесала» по выделенному для нее сектору, который растворялся под углом пятнадцати градусов в самый центр взбунтовавшегося эшелона. Поезд стоял в дальнем вокзальном тупике без огней и оконных стекол изогнутым, темным, мрачньм червем. Пока до него было примерно метров пятьсот. По пути зачистки стояли два жилых дома с редкими огнями. Их обитатели изнутри оцепенело поприлипали лицами к погашенным окнам. За час до операции по усмирению хулиганского безпредела уполномоченный представитель, как принято говорить, соответствующих органов по молчавшему много лет «кухонному» радио внезапно спокойным голосом кратко оповестил обывателей мирного города Сибирска о смысле происходящего и четко пояснил правила их поведения в этой чрезвычайной ситуации. После чего двери квартир враз в едином грохоте сдвинутой мебели были забаррикадированы. Собаки, чуя недоброе, залаяли, бабы, как водится, запричитали, мужики сквозь зубы закостерили судьбу и случай. Видя и слыша все это, ребятишки дружно заревели, заплакали, закричали… Поначалу всех охватило оцепенение безсильного ужаса, но увидев из окон цепи сибирских курсантов гражданский люд встрепенулся надеждой:
