Николай Асташкин - По волчьему следу. Хроники чеченских войн

— Как сажа бела, — усмехнулся тот. — Вчера из Грозного звонил Дима Алексеев. Давят там на него со всех сторон. В военкомат приходили старейшины: зачем, говорят, пишешь неправду? А в республиканском комитете компартии прямо сказали: из Грозного тебе лучше исчезнуть, и чем быстрее, тем лучше — иначе не ручаемся за твою безопасность. Жаль парня. В общем, влипли вы с ним, что называется, по самое не хочу. Видно, правда ваша кое-кому поперек горла стала.

Попрощавшись с Назаровым, я направился к выходу. В коридоре окликнул дежурный офицер:

— Товарищ подполковник, зайдите, пожалуйста, к начальнику политуправления.

Все, приехали. Осталось еще получить взыскание по партийной линии, и тогда полный ажур.

Генерал-лейтенант Сеин встретил меня, как всегда, с улыбкой.

— Что, попал в переделку? — съязвил он.

— Это уж точно, Владимир Иванович.

Мне, конечно, было не до шуток. Но я все же пытался не терять себя.

— Сегодня утром звонил Николай Иванович Шляга, — уже серьезно продолжал генерал. — Спрашивал: не слишком ли «Красная звезда» драматизирует ситуацию в Чечено-Ингушетии? А я и говорю: то, что написано в заметке, лишь капелька той страшной правды, которую все почему-то стараются скрыть. Обстановка там более чем взрывоопасная.

Я даже немного растерялся, поскольку не ожидал от начальника политуправления округа такой откровенности.

— На Северный Кавказ, — продолжал Сеин, — я прибыл из Прибалтики, где своими глазами видел, к чему приводит потворство национализму. А ведь Северный Кавказ посерьезней Прибалтики...

Время шло. Вроде бы вокруг заметки наступило затишье. По-видимому, наверху многие думали так, как генерал Сеин. Да и факты — неопровержимая вещь — говорили сами за себя. Как вдруг снова позвонил шеф:

— Тут в одной из московских газет, точнее, в «Московских новостях», по тебе прошлись. Заметка называется «Как рождаются слухи?». По мнению автора, они рождаются в «Красной звезде» и придумываешь их ты, посткор по Северному Кавказу. Так-то вот, Николай Сергеевич, делай выводы... Ну, в общем, работай. Удачи тебе.

Так неожиданно и весьма странно закончилась, как мне тогда казалось, эта неприятная история — с правдой и кривдой, с друзьями и лжедрузьями, с журналистской солидарностью и подлостью. Но на самом деле все только начиналось. Жизнь подтвердит неправоту тех людей, которые пытались не замечать надвигающийся вал чеченских событий. Но скольким ни в чем не повинным парням и мирным жителям чиновничьи реверансы, их лицемерие и нежелание смотреть правде в глаза, их преступная близорукость стоили жизни!

Вернемся, однако, к съезду народов Чечено-Ингушетии. Атмосфера на нем была неоднозначной. Звучали и здравые мысли о том, что нужно очень осторожно подходить к вопросам межнациональных отношений, и призывы к немедленному выходу из состава России, к изгнанию с земли вайнахов всех иноверцев.

Я слушал выступления старейшин, представителей интеллигенции, казаков и пытался найти ответы: отчего у ингушей возникли территориальные претензии к осетинам? почему казаки недолюбливают ингушей? к чему чеченцам обособляться от ингушей, а последним — от казаков?.. И такие свары на крохотном участке земли — всего-то 19,3 тысячи квадратных километров, большая часть из которых горы, где, кроме нефти, и нет ничего! Только и слышишь: мир, богатая и красивая жизнь, суверенитет без иноверцев. Вот уж поистине прав был тот мудрец, который сказал, что благими намерениями вымощена дорога в ад. Впрочем, благими ли? Что будет без России в этом забытом Богом уголке, что получат его аборигены, кроме амбиций?

За раздумьями не заметил, как на трибуне оказался ингуш Бем-булат Богатырев.

— Не так давно в «Красной звезде» прошел материал под заголовком «Проблемы из 44-го и не только», — начал Богатырев. — Кстати, автор статьи присутствует в зале...

Так вот для чего меня пригласили персонально — чтобы учинить публичную порку. Ну что ж, придется пройти и это.

— Автор статьи и небезызвестная Галина Старовойтова, выступающая в роли провидца, — продолжал Богатырев, — подсказывают, как можно запросто решить сложнейший территориальный вопрос, возникший после депортации ингушей в 1944 году из Пригородного района Северной Осетии...

Богатырев говорил, а я вспоминал, что и как было. В двадцатых числах марта 1991 года на Северный Кавказ отправился Борис Ельцин—тогда еще председатель Верховного Совета РСФСР. Мне было поручено освещать его визит в Осетию и Ингушетию.

Помню, в воскресенье мы приехали в Назрань, где уже четырнадцатые сутки продолжался многотысячный митинг. Основной вопрос, который обсуждали его участники, — восстановление ингушской автономии и возврат территории, на которой они проживали до выселения в 1944 году.

Я находился в головной машине сопровождения ГАИ. Народу на площади море, яблоку негде упасть. Милиционеры, взявшись за руки, образовали живой коридор, по которому кортеж автомобилей медленно пробирался к трибуне. Там я расположился в двух шагах от Ельцина. Старовойтова находилась за его спиной и что-то быстро писала на небольших листочках бумаги.

Когда председательствующий предоставил слово Ельцину, я мельком бросил взгляд в его сторону. Ельцин, отведя руку назад, растопырил широкую пятерню. Старовойтова, вложив в его ладонь, как я понял, листок с тезисами выступления, принялась заполнять другой.

Ельцин говорил мощно и впечатляюще, почти не заглядывая в бумажку. Площадь замерла. Перед трибуной полумесяцем на табуретах сидели аксакалы. Их длинные бороды и взгляды-молнии производили довольно неприятное впечатление. Стоило Ельцину сказать что-то, на их взгляд, не то, как острые клюки старейшин, будто змеиные жала, тотчас устремлялись в нашу сторону. Видно было, что не нравится старцам мнение российского лидера, не по душе компромисс. Так что не будь охраны — не поздоровилось бы нам.

И все же Ельцину удалось обуздать страсти митингующих. Он пообещал, что на сессии Верховного Совета Российской Федерации поставит вопрос о восстановлении автономии ингушского народа в составе РСФСР.

— Ингушский народ всей своей историей доказал, — потрясая кулаком левой руки, воскликнул Ельцин, — что он не агрессивен, трудолюбив, что он требует только одного — справедливости. И я поддерживаю его в этом!

Под бурю оваций Ельцин сошел с трибуны и по живому коридору направился к машине. Я подошел к Старовойтовой и, представившись, попросил об интервью для своей газеты.

— О, «Красная звезда», — протянув мне руку, улыбнулась Галина Васильевна. — С удовольствием.

Мы медленно двигались с ней по площади, находясь в кольце людей с зелеными повязками. Старовойтова, держа меня под руку, живо интересовалась армейскими проблемами. На ней было длинное черное кожаное пальто, волнистые русые волосы покрывал красный вязаный берет. Боковым зрением я видел, как разглядывали нас окружающие «Старовойтова идет...» — доносилось из толпы:

Мы подошли к машинам.

— А где Борис Николаевич? — поинтересовалась Галина Васильевна у водителя одной из «Волг».

— Он уехал в Грозный, — ответил тот.

Водитель открыл перед ней заднюю дверцу машины.

— Присаживайтесь рядышком, — пригласила меня Старовойтова.

Я сел.

— Слушаю вас, — произнесла она.

— Галина Васильевна, — немного волнуясь, сказал я, — как вы оцениваете ситуацию на Северном Кавказе?

— Вы, по-видимому, хотите знать мое мнение, каким образом разрешить узел проблем, что возник после депортации ингушей в 44-м?

— Да-да, — согласился я.

— Поскольку до сих пор проблема не решалась, — ответила Галина Васильевна на свой же вопрос, — а было стремление любой ценой сохранить сложившееся положение, так называемый статус-кво, следствием стало то, что мы видим сегодня: межнациональные распри, напряженность. Держать и не пущать — не решение проблемы. Но, с другой стороны, просто перекраивать границы по желанию их национальных лидеров, разумеется, тоже нельзя. Это приведет к хаосу и кровопролитию. Значит, изменять границы надо лишь там, где без изменений обойтись невозможно. И, главное, этот процесс должен осуществляться исключительно парламентским путем. И должен быть ориентирован на определенные критерии.

— На какие же?

— Первый — на историческую принадлежность территории тому или иному народу. Хотя и это, безусловно, не является решающим. К сожалению, народное сознание часто переоценивает свое мнение, полагая, что, если исторически земля в течение нескольких веков принадлежала данному народу, значит, она должна быть ему возвращена. В жизни все гораздо сложнее. Второй критерий, который, как правило, не совпадает с историческим принципом, — этническое большинство населения, проживающее на данной территории. И, наконец, третий критерий — волеизъявление народа тем или иным законным парламентским путем, то есть решение вопроса с помощью органа представительной демократии или референдума.