Энтони Дорр - Весь невидимый нам свет
В доме номер четыре по улице Воборель Мари-Лора, забившись под кровать, прижимает к груди камень и макет дома.
В подвале «Пчелиного дома» гаснет единственная лампочка.
1. 1934 г.
Национальный музей естествознания
Мари-Лоре Леблан шесть лет. Она высокая, веснушчатая, живет в Париже, и у нее быстро садится зрение. Отец Мари-Лоры работает в музее; сегодня там экскурсия для детей. Экскурсовод — старый горбун сам немногим выше ребенка — стучит по полу тростью, требуя внимания, затем ведет маленьких посетителей через сад в галереи.
Дети смотрят, как рабочие блоками поднимают окаменелую бедренную кость динозавра. Видят в запаснике чучело жирафа с проплешинами на спине. Заглядывают в ящики таксидермистов, где лежат перья, когти и стеклянные глаза. Перебирают листы двухсотлетнего гербария с орхидеями, ромашками и лекарственными травами.
Наконец они поднимаются на шестнадцать ступеней в Минералогическую галерею. Экскурсовод показывает им бразильский агат, аметист и метеорит на подставке. Метеориту, объясняет он, столько же лет, сколько Солнечной системе. Затем они гуськом спускаются по двум винтовым лестницам и проходят несколько коридоров. Перед железной дверью с единственной замочной скважиной горбун останавливается.
— Экскурсия закончена, — говорит он.
— А что там? — спрашивает одна из девочек.
— За этой дверью другая запертая дверь, чуть меньше.
— А за ней?
— Третья запертая дверь, еще меньше.
— А за ней?
— Четвертая дверь, и пятая, и так далее, до тринадцатой запертой двери не больше башмака.
Дети подаются вперед.
— А дальше?
— А за тринадцатой дверью… — экскурсовод изящно взмахивает сморщенной рукой, — Море огня.
Дети заинтриговано топчутся на месте.
— Неужто вы не слыхали про Море огня?
Дети мотают головой. Мари-Лора щурится на голые лампочки, висящие на потолке через каждые два с половиной метра. Для нее каждая лампочка окружена радужным ореолом.
Экскурсовод вешает трость на запястье и потирает руки:
— История долгая. Хотите выслушать долгую историю?
Они кивают.
Он откашливается:
— Столетия назад, на острове, который мы сейчас называем Борнео, царевич, сын тамошнего султана, подобрал в русле пересохшей реки красивый голубой камешек. На обратном пути царевича настигли вооруженные всадники, и один из них пронзил ему кинжалом сердце.
— Пронзил сердце?
— Это правда?
— Тсс, — цыкает мальчик.
— Разбойники забрали его кольца, коня и все остальное, однако не заметили голубого камешка, зажатого в кулаке. Умирающий царевич сумел доползти до дому. Там он пролежал без сознания девять дней, а на десятый, к изумлению сиделок, сел и разжал кулак. На ладони лежал голубой камень… Лекари султана говорили, что это чудо, что после такой раны выжить нельзя. Сиделки сказали, что, возможно, камень обладает целительной силой. А ювелиры султана сообщили кое-что еще: этот камень — алмаз невиданных прежде размеров. Лучший камнерез страны гранил его восемьдесят дней, а когда закончил, все увидели синий бриллиант — синий, как тропическое море, но с красной искоркой в середине, словно в капле воды пылает огонь. Султан повелел вставить алмаз в корону царевича. Говорят, когда тот сидел на троне, озаренный солнцем, на него невозможно было смотреть, — казалось, будто сам юноша обратился в свет.
— А это точно правда? — спрашивает девочка.
Мальчик снова на нее цыкает.
— Алмаз назвали Морем огня. Иные верили, что царевич — божество и, пока он владеет камнем, его нельзя убить. Однако начало происходить нечто странное: чем дольше царевич носил корону, тем больше несчастий на него валилось. В первый же месяц один его брат утонул, а другой умер от укуса ядовитой змеи. Не прошло и полугода, как его отец заболел и скончался. А в довершение беды лазутчики донесли, что с востока к границам страны движется огромное вражеское войско… Царевич призвал к себе отцовских советников. Все сказали, что надо готовиться к войне, а один жрец сообщил, что видел сон. Во сне богиня земли сказала ему, что создала Море огня в дар своему возлюбленному, богу моря, и отправила ему по реке. Однако река пересохла, царевич забрал камень себе, и богиня разгневалась. Она прокляла камень и того, кто им владеет.
Все дети подаются вперед, и Мари-Лора тоже.
— Проклятие состояло в том, что владелец камня будет жить вечно, но, покуда алмаз у него, на всех, кого он любит, будут сыпаться несчастья.
— Жить вечно?
— Однако, если владелец бросит алмаз в море, куда он изначально предназначался, богиня снимет проклятие. Царевич — теперь уже султан — думал три дня и три ночи и наконец решил оставить камень себе. Однажды алмаз спас ему жизнь. Молодой султан верил, что камень делает его неуязвимым. Он повелел отрезать жрецу язык.
— Ой, — говорит самый маленький мальчик.
— Большая ошибка, — замечает самая высокая девочка.
— Враги захватили страну, — продолжает экскурсовод, — разрушили дворец, убили всех, кого нашли. Молодого султана с тех пор никто не видел, и двести лет о Море огня не было ни слуху ни духу. Некоторые говорили, что его разрезали на множество бриллиантов поменьше, другие — что он по-прежнему у царевича, который живет то ли в Японии, то ли в Персии под видом смиренного землепашца, но не старится… Шло время. И вот однажды французскому торговцу, приехавшему в Индию на алмазные копи Голконды, показали огромный бриллиант грушевидной огранки. В сто тридцать три карата. Почти безупречной чистоты. «С голубиное яйцо, — писал торговец, — синий, как море, но с огненно-алым нутром». Он сделал с камня слепок и отправил в Лотарингию герцогу, помешанному на драгоценных камнях, предупредив, что по легенде алмаз прóклятый. Однако герцог все равно непременно хотел его заполучить. Торговец привез камень в Европу, герцог вставил свое приобретение в набалдашник трости и стал ходить с ним повсюду.
— Ой-ой.
— В тот же месяц герцогиня умерла от болезни горла. Двое любимых слуг герцога упали с крыши и расшиблись насмерть, его единственный сын погиб на охоте. Сам герцог теперь боялся выходить из дому и принимать гостей, хотя, по общим уверениям, выглядел здоровее обычного. Наконец он убедил себя, что все дело в проклятии, и попросил короля запереть злосчастный камень в музее с условием, что алмаз поместят в специально изготовленный сейф и двести лет не будут его открывать.
— И что дальше?
— И с тех пор прошло сто девяносто шесть лет.
Мгновение все дети молчат. Некоторые считают на пальцах. Потом все разом тянут руки, как на уроке.
— Можно его увидеть?
— Нет.
— А хотя бы открыть первую дверь?
— Нет.
— А вы его видели?
— Нет.
— Откуда тогда известно, что он точно там?
— Надо верить преданию.
— А сколько он стоит, мсье? На него можно купить Эйфелеву башню?
— Такой крупный и редкий бриллиант стоит примерно как пять Эйфелевых башен.
Дети ахают.
— А все эти двери, чтобы воры до него не добрались?
— Скорее, — говорит старик и подмигивает, — двери нужны, чтобы проклятие не выбралось наружу.
Дети замолкают. Двое или трое делают шаг назад.
Мари-Лора снимает очки, и мир расплывается.
— А почему бы не взять алмаз и не выбросить его в море? — спрашивает она.
Экскурсовод смотрит на нее и остальные дети тоже.
— Часто ли на твоих глазах выкидывают в море пять Эйфелевых башен? — спрашивает мальчик постарше.
Смех. Мари-Лора хмурится. Ничего особенного тут нет: просто железная дверь с бронзовой замочной скважиной.
Экскурсия заканчивается. Дети расходятся. В Большой галерее Мари-Лору встречает папа. Он поправляет очки у нее на носу, снимает с волос листок дерева.
— Тебе понравилось, ma chérie?[4]
Серый воробышек спархивает с балки и садится на плиты перед Мари-Лорой. Она протягивает раскрытую ладонь. Воробышек задумчиво вертит головой, затем улетает.
Месяц спустя она уже совсем ничего не видит.
Цольферайн
Вернер Пфенниг растет в пятиста километрах к северо-востоку от Парижа, в Цольферайне. Это угледобывающий комплекс площадью полторы тысячи гектаров неподалеку от Эссена в Германии — земля стали и антрацита, сплошь изрытая шахтами. Дымят трубы, поезда с вагонетками снуют по эстакадам, голые деревья торчат из терриконов, словно скелеты тянут из-под земли костлявые руки.
Вернер и его младшая сестра Ютта воспитываются в сиротском доме, двухэтажном кирпичном приюте на Викторияштрассе. Здесь повсюду детский кашель, ор младенцев и старые чемоданы, в которых хранятся последние родительские пожитки: латаная одежда, почерневшие столовые приборы, выцветшие амбротипы[5] отцов, чью жизнь забрала шахта.
