Алескендер Рамазанов - Дивизия цвета хаки
– А что наши?
– А кто на «УАЗах» через Шерхан в Союз катается?
Да, есть такое дело. Но «УАЗы», набитые барахлом афганским – «туда» и загруженные водкой – «оттуда», были прерогативой больших людей. Ну никак не меньше уровня командира полка или замкомдива.
– Думаешь, и они тоже?
– Тоже. И оружие, и наркота, и камешки.
– Лазурит?
– Дерьмо – лазурит! Покруче есть. Но мы их здесь не досматриваем. Все на нашей стороне.
Сведения эти и более конкретные были получены не даром. Не «безвозмездно». Вечером я нанес на «левую» карту капитана данные о дислокации отрядов самообороны, «духовских» постов и пр. Это были мои данные. Перепроверенные лично. Мне не нужно было докладывать наверх, где предпочитали «оптимистичную» информацию. И чего не знал либо в силу конъюнктурных соображений не хотел знать начальник, якобы и не существовало. У меня была другая задача: мои данные позволяли мне не чувствовать себя игрушкой в руках кабинетных стратегов и пушечным мясом, мои данные позволяли обеспечивать безопасность своих друзей. Вот такая разведка. Она легко организуется. Каждый ведь что-то знает.
А данные были нерадостные – число отрядов самообороны росло. Кундуз превращался в партизанский край. Но с картой мы будем разбираться вечером, а пока впереди день в Иман-Сахибе.
Бтр-512
Подкатили на двух «уазиках» Садеки и большой вальяжный губернатор провинции Кундуз. Для «военного совета» вновь собрались на шахской вилле. Встречать губернатора выбежал, с поклонами до земли, шустрый, крепкий старик узбек – смотритель виллы. С ним крохотная девочка в нарядном платье. Губернатор выслушал доклад, благосклонно кивнул головой, а девочку, наклонившись, поцеловал в лобик и сунул ей в ладошку крупную купюру, помнится, 1000 афгани. Хороший обычай! (Ведь не деньги портят детей, а тот, кто их имеет!)
Садеки ознакомился с нашими предложениями о маршруте, порядке движения, охраны и остался доволен. Еще бы! Русаков сказал ему, что по мере необходимости будет привлечена авиация и артполк. Последний был километрах в двадцати, а значит, накрывал, не сходя с места, любую цель. Разумеется, правильно указанную. Но не дай бог! Пусть все будет спокойно. Перестрелки с «духами» на дорогах идут со ста метров и ближе. А для «Града» и вертолетов и 500 не расстояние.
Пошла, запылила колонна. Садеки пересел в мой бронетранспортер. Там уже, в десантном отделении, все протерли влажной и очень грязной тряпкой. Как раз для кремового костюма. Осталась в памяти из тех дней строка: «На куполах мечетей Иман-Сахиба лежит печать древности...» Так начинался мой материал, опубликованный летом 1981 года в газете «Фрунзевец». А дальше слащавый бред об интернациональной помощи, о мудрых афганцах, о жестоких душманах. К моему удивлению, этот материал был в ходу у спецпропаганды до 1988 года. А на деле все выглядело проще.
Райцентр. Площадь, окруженная лавками и конторами. Чахлые чинары. Под ногами россыпь каких-то квитанций. Легкий запах гари. Ночью кто-то рванул помещение хлопковой биржи. Но особого горя на лицах жителей я не видел. Все шло своим чередом. Русаков представил мне какого-то «камбагала» с автоматом «ППШ» без приклада и сказал, что это отец десяти сыновей Рахим-ака, который образовал отряд самообороны.
– Сделай снимок, Саня, в историю попадешь! – выдал свой главный аргумент Русаков.
Начали собирать «детей». Десять ражих молодцев, очень непохожих друг на друга, выстроились за Рахим-папой. Но снимок получился классный. В анналах спецпропаганды он явно сохранился, во всяком случае, я видел его вместе с десятком других своих снимков в каких-то секретных сборниках.
Садеки, как белая ворона (еще бы, черный от природы в белом костюме), особого внимания у толпы не вызывал. Собравшиеся больше косились в сторону машины с «гуманитарной помощью». Но на этот раз раздача слонов не состоялась. На митинге было объявлено, что по решению народа вся «помощь», через ответственных представителей, передается интернату, где содержались дети погибших защитников Апрельской революции. В принципе это означало, что мы теряем контроль над распределением – и помощь завтра же будет в дуканах.
На заводе, где и состоялся концерт, все прошло гладко. Запомнилась мне девочка лет пяти. Белокурая и голубоглазая. Очень немецкая девочка. А папа обычный – афганский. Что за «вавилонщина»? Мне пояснили, что тут такое бывает. Рядом, дескать, провинция Бадахшан, а там среди горцев есть и такие типы. Да еще тут поляки. Когда? Да начиная с царских времен, когда из ссылки бежали через Пяндж. И эмигранты из России, оказывается, жили в Иман-Сахибе, и немцы перед войной. О, непрост оказался город. А еще был Иман-Сахиб вотчиной и родиной одного из лидеров «пешаварской семерки» Гульбетдина Хекматияра – главы Исламской партии Афганистана. Мне очень нравился его снимок: неземные глаза, фанат, Че Гевара Афгана в каракулевом «пирожке» и американской военной куртке – М-64. Вообще, «духовское» фото – особое искусство. Они, выполненные в лубочной манере, жили вне этого мира. Моджахед на фотографии всегда был красив, благообразен и отрешен от мира сего.
Однако пора возвращаться в Шерхан. Тут был нюанс. Перед посадкой в бронетранспортер надо устроить так, чтобы Садеки сел в машину незаметно. Едет, а в каком бронике – неизвестно. Ну, это несложно. Подогнали броню плотнее к калитке. Садеки нырнул в боковую дверцу. Пошли. Разведка доложила – на выезде все спокойно. Движения на дороге нет. Вот это уже интересно. В три часа пополудни нет движения? Ладно. На всякий случай предупредил пулеметчика.
На выезде из города случилась какая-то заминка впереди. Как на грех, остановились напротив чайханы, где толпилось десятка два крестьян в ожидании попутного транспорта. И в Садеки взыграл революционный пыл. Он вылез из бронетранспортера и пошел в народ. Русакова чуть инфаркт не хватил. Вот тебе и конспирация! Минут пятнадцать партийный босс разъяснял цели и задачи Апрельской революции. А потом важно забрался внутрь «броника». Мне уже было ясно – без трепки нас, посягнувших на город Гульбетдина, не выпустят.
Дорога – мертвая. Скорость хорошая. Ни повозки, ни осла на шоссе. Господи, пронеси! До Шерхана километров тридцать. Я боялся, что ударят на середине пути. Там кишлачок Басиз примыкал к дороге, а по обочинам арыки или речушки. Но все произошло во владениях Латифа, в километрах пяти от Шерхан-Бандара. Классика! Камыши, мостик горбатый, деревянный. Справа, по движению, Барзанги-Афгани, слева – Каракутарма. С Барзанги и ударили. Из разваленного сарая у дороги. Помню, перед носом буквально проскочило что-то дымное, слепящее. Краем глаза увидел огонек трассера. И взрыв метрах в двадцати. В рисовой чеке. Вторая граната прошла за кормой. И опять рвануло в болоте. Худо было то, что пришлось затормозить, превратиться в неподвижную мишень. Алишер на своем четырехколесном БРДМ ухитрился проскочить вперед и спрятаться за танк, который все никак не мог вписаться в проезжую часть горбатого деревянного моста. Грохот стоял страшный. Все, получив целеуказание (черт меня дернул крикнуть по связи Мишке Новикову, что бьют из этой кибитки справа), били по сарайчику. Он исчезал на глазах. Наконец Новиков перекатил свой танк через мост, подался немного к обочине и повел стволом. Вот это было дело! Куда, кроме сарая, пошли еще пять снарядов, не знаю. Но в экстремизме нас обвинили. Говорят, Садеки был недоволен и утверждал, что мы первые открыли огонь по кишлаку. Но все это было потом. Садеки уехал раздраженный.
Бойцы переделали с помощью зубной пасты «Мятная» бортовой номер на бронетранспортере. Сегодня это кажется смешным. А тогда мы знали, что «духи» – ортодоксы. Если в одном месте им удавалось подорвать машину или успешно провести засаду, то они верили в «удачливость» этого места. Могли ведь по своей «почте» передать, что на бронике с этим номером разъезжает Садеки. Так оно и вышло. Бронетранспортер, бортовой номер 512, сожгли под Багланом. Не из-за Садеки, конечно. Просто примелькалась машина, из которой то и дело вылезали партийные активисты. Но я уже в ту пору не путешествовал с отрядом. Появились другие дела.
После трех дней однообразных мероприятий в кишлаках я заскучал и с первой оказией вернулся в Кундуз. Там намечались более интересные дела.
Да, вот еще картинка: через кривое дерево (тутовник) бойцы на веревках подтягивают замысловатую, громоздкую деталь. Это вот так, в отсутствие подъемных средств, Мишка Новиков ремонтировал танк. Вместе с новой деталью привезли копию приказа о присвоении лейтенанту Новикову очередного воинского звания «старший лейтенант». Русаков, до объявления приказа перед строем, потихоньку собрал шесть золотистых звездочек и даже нашел два новых погона. Все у запасливых бойцов в «бардачках». Дело в том, что офицеры не носили на выездах, операциях и т. д. знаки различия. С фурнитурой защитного цвета была напряженка. Я и сам красил золотистые пуговицы и звездочки зеленой нитрокраской, предварительно их обжигая. Хорошо получалось. Многие рисовали звездочки обычной синей пастой, шариковыми ручками. Да не в легендах о снайперах дело. На таких войнах действительно все равны. А старшинство определяется опытом и мерой ответственности, которая возложена на тебя.
