Борис Харитонов - Особое задание
Дождавшись вечера, я пошел в сторону села Рзи. Решил зайти к леснику — и хата его самая крайняя, и человек надежный, много раз помогал партизанам. У него и разузнаю кое-что.
Недалеко от села встретился мужчина на велосипеде. Он внимательно посмотрел на меня, даже, казалось, хотел остановиться, но поехал дальше.
Я уже подходил к дому лесника, как вдруг услышал немецкую команду и топот сапог. Из-за поворота дороги, скрытого домом лесника, навстречу мне шел взвод немцев. Повернуть назад или свернуть в сторону было уже поздно — это сразу же вызвало бы подозрение. Прозвучала команда. Взвод остановился. Офицер вполголоса отдавал какие-то распоряжения, солдаты спрятались за стену дома.
«Ага, тоже засада», — мелькнула догадка.
Хата Маклакова находилась как раз напротив села Рзи, от дома лесника к ней вел самый короткий прямой путь. Скрытые стеной лесникового дома, немцы были не видны со стороны хаты Маклакова.
Ноги мои стали какими-то ватными, но я дошел до калитки в нескольких шагах от немцев, открыл ее и вошел во двор к леснику. В комнате за столом вместе с лесником сидел его брат — крестьянин из села Тыништко. Они о чем-то возбужденно беседовали. Увидев меня, оба наперебой стали было излагать последние новости. Но тут за окном замелькали тени — остановившиеся за домом солдаты двинулись к Маклаковой хате. Насмерть перепуганные хозяева замолчали.
— Это не за мной. Немцы идут к хате Маклакова, — пытался я их успокоить.
Встревоженный брат лесника тут же убежал домой.
Лесник же, немного успокоившись, рассказал, что днем возле хаты Маклакова немцы кого-то схватили, скорее всего Жеребилова, но никого оттуда не выводили. На ночь же, по-видимому, решили сделать там засаду в надежде, что кто-нибудь туда придет. О Киттлере лесник ничего не знал…
…Через полчаса после моего ухода в школу к Долежалам прибежала соседка — молодая девушка Алена Соботкова. Сообщив впопыхах, что в село приехало на автомашинах несколько сот эсэсовцев, Алена убежала домой.
Узнав об эсэсовцах, Богданов решил немедленно пробраться в лес.
— Куда? — остановил его Долежал. — Уже поздно. Сразу же за садом вас заметят и убьют. Бегом в подвал. Там закопаем вас в куче угля.
Все втроем выскочили во двор. Божена трясущимися руками едва открыла огромный замок на двери подвала. Богданов вскочил в подвал.
Долежал выглянул из-за угла дома и тотчас же побежал обратно — от дороги к школе шли четыре гитлеровца, за ними еще несколько человек.
Закапывать Богданова в уголь было уже поздно. Божена схватила стоявшую на полу корзину с углем, выскочила из подвала, захлопнула за собой дверь. Иозеф побежал в квартиру взглянуть, не оставили ли там впопыхах чего-нибудь подозрительного.
Божена торопливо старалась закрыть дверь на замок. «Что будет? Что будет?» Дужка замка не попадала в ржавую петлю.
Из-за угла дома на выложенной плитами дорожке показались немцы.
— Хальт! — рявкнул первый из них, увидев возле двери подвала женщину. — Was da?[7] — Замок выпал из рук Божены, покатился по цементному откосу, руки бессильно опустились.
Немец что-то пролаял, очевидно, подал какую-то команду. Два гитлеровца с приготовленными автоматами бросились к двери в квартиру.
А тот, первый, подошел к Божене. Стволом автомата отодвинул женщину в сторону, пинком опрокинул корзину. Уголь черной кучкой высыпался на дорожку.
Ударом ноги эсэсовец распахнул дверь подвала, а сам тотчас же отскочил в сторону за стену. Распахнувшаяся настежь дверь прикрыла стоящего в подвале возле стенки Богданова. Стук двери слился со щелчком взведенного им автомата.
Пятно света, падавшего на пол из раскрытой двери, заслонила огромная тень. Окованные гвоздями сапоги звякнули по цементному полу. Шаг… Еще шаг… Богданов за дверью приподнял автомат. Ему показалось, что он почувствовал даже запах пота стоящего в шаге от него эсэсовца.
Яркий и острый, как игла, луч электрического фонарика обшарил большую кучу угля на полу, скользнул по стенам подвала. Погас.
Снова шаг, еще шаг. И снова свет, ничем не заслоненный, ворвался в подвал.
Немцы тщательно осматривали всю школу, хлопали дверями, громко перекликались.
Божена, вконец обессиленная, опустошенная, сидела на лавочке у крыльца, не в силах войти в квартиру, посмотреть, что там сделали эти варвары во время обыска.
Богданов, опершись спиной о стену, стоял в подвале за дверью, прислушивался к голосам немцев, порой отличал среди них властный, начальнический голос того, «своего» немца, который недавно стоял здесь, на том месте, где сейчас в ярком солнечном луче танцуют свой танец мириады золотистых пылинок…
…Радистов Лобацеева и Саратову и их охрану из шести человек в Добжиков вел Томаш Покорны. Шли в село охотно. Каждый невольно мечтал о горячей пище и сне под крышей на мягком пахучем сене. Подошли прямо к усадьбе крестьянина Ирасека, расположенной в самом центре села.
Вся усадьба Ирасека со множеством просторных каменных надворных построек была обнесена высоким, сложенным из известняка и отштукатуренным снаружи забором.
Томаш перелез через забор и открыл небольшую, выходящую на луг калитку.
Ирасек встретил партизан во дворе и повел на кухню. Семья еще не спала. Жена Ирасека и дочь Марта только что успели подоить коров и задать им корм на ночь. Быстро и ловко хозяйка приготовила на всех вкусные кнедлики, Марта угощала парным молоком. Вкусная, обильная пища, тепло от плиты, мирная, домашняя обстановка разморили партизан. Непреодолимо тянуло лечь и забыться тяжелым сном. Но Лобацееву еще нужно было связаться с Центром и передать радиограмму.
Перед уходом я приказал ему самому составить текст радиограммы, сообщить о том, что завтра мы не сможем организовать встречу самолета с грузом. Приказал также выразить в радиограмме наше неудовольствие действиями летчиков, которые вот уже несколько ночей подряд летают к нам и не могут обнаружить наши сигналы.
А спать так хотелось! И Лобацеев решил отложить радиосеанс на утро. Все равно в Центре получат радиограмму вовремя и отложат вылет самолета. Если бы знал Лобацеев, как будет опасно выйти в эфир утром…
Лобацеев Сергей Иванович.
Ирасек повел гостей на чердак, наполовину забитый душистым луговым сеном. Лобацеев распределил очередность дежурства. Веклюк спустился вниз дежурить во дворе. Остальные зарылись в сено и через несколько минут спали.
На рассвете Лобацеев решил связаться с Центром. Дежуривший эту смену Сапко помог ему растянуть вдоль чердака антенну и противовес, и Лобацеев присел возле рации составить коротенький текст. Потом взглянул на часы, настроил радиостанцию и, несколько раз отстучав свои позывные «ЗФЗ», немедленно получил ответ, а через несколько минут и квитанцию о приеме радиограммы.
— Ну, вот, долго ли умеючи, — улыбнулся он, упаковывая рацию. — Ты давай тут не сиди, а посматривай, — прикрикнул на развалившегося на сене Сапко.
Сапко полез по сену к одной из дырок в крыше, которые он успел понаделать, вынув из гнезд несколько красных ребристых черепиц.
Вскоре Ирасек притащил на чердак завтрак и бидон с молоком. После завтрака неодолимо хотелось курить. Сапко предложил закурить хотя бы одну на всех, но Лобацеев резко одернул его, — курить на пересохшем сене?
Еще не кончилась дискуссия о вреде курения, как с улицы донесся приближающийся гул множества автомобильных моторов. Все прильнули к щелям в крыше.
Первыми по улице с треском пронеслись два мотоцикла с колясками и с установленными на них пулеметами. Потом показалась длинная черная легковая автомашина. Прямо против дома Ирасека она свернула в сторону и остановилась на берегу пруда. Мимо нее по дороге проносились большие тупорылые грузовики, битком набитые солдатами.
Вдруг все грузовики, как по команде, остановились. Хвоста колонны не было видно.
Саратова Майя Дмитриевна.
Солдаты «ягдкоманды» в широких шинелях и в черных лыжных шапках с козырьками, придерживая руками оружие, соскакивали с машин, отряхивались от пыли, разминались в ожидании команды.
Из черного лимузина вылезли двое. Один из них, высокий, с широким подбородком и шрамом под левым глазом, одетый в длинное серое кожаное пальто, — это был начальник хрудимской «ягдкоманды» Фойштель, — огляделся кругом и стал что-то говорить второму офицеру, почтительно вытянувшемуся перед ним.
Окончив отдавать распоряжения, Фойштель глянул на ручные часы. Офицер в два прыжка выбежал на дорогу, громко пролаял несколько коротких слов— и по всей улице покатились выкрики офицеров и унтер-офицеров, дублирующих команду.
Группы натасканных в этом деле солдат побежали в разные стороны — в каждый двор одна группа. Начался обыск. Отовсюду раздавались крики людей, яростный лай собак, кудахтанье перепуганных кур.
