Юрий Иваниченко - Разведотряд
— А у меня и нет претензий к работе ваших людей… — пожал Георгий Валентинович покатыми плечами. — Но, как вы сами заметили, речь у нас идёт только об итальянских субмаринах, Давид Бероевич. А ведь немецких там не было, — внезапно усохшим голосом уточнил особист. — Ни одной не было. Уже до налёта…
Не то чтобы начальник разведштаба флота Гурджава не знал этого факта. Знал и матерился по этому поводу долго, забористо и на обоих родных языках. Но посмотреть на этот факт так… пожалуй, и сейчас в голове не умещается. Хотя… чёрт возьми, следовало уместить. Сначала засада на Гурзуфской явке, потом исчезновение немецких подлодок накануне налёта… Но итальянцы остались? Союзников, значит, немцы подставили? Зачем? Чтобы прикрыть своего шпиона в отряде? Для правдоподобия? Мол, случайно вышло. Не выйди флотилия в рейд, тоже досталось бы…
«А стоила овчинка выделки? — заспорил сам с собой Гурджава. — За что тогда немцы рассчитались с нами 11-й итальянской флотилией»?
— И обрати внимание, Давид Бероевич… — словно услышав его мысли, продолжил подполковник Овчаров, будто мимоходом, нацепив круглые очки и перебирая без видимой цели бумаги. — Никакой операции силами своей 30-й флотилии немцы в те дни не проводили. А то, что в рейд вся флотилия ну уж никак выйти не могла, ты и сам понимаешь. Не бывает такого… — Овчаров глянул на полковника поверх тонкой золотой оправки. — Их, вообще, никто нигде не видел. Прости за неуместный каламбур, как в воду канули. И не только они, Давид, обращаю твоё внимание… — он сделал выразительную паузу. — В неизвестном направлении пропала автоколонна «MAC».
— «MAC»? — отодвинув стул, Гурджава снова сел и, сцепив между колен руки, уставился на Овчарова угрюмо.
Тот ответил понимающим и даже несколько сочувственным взглядом, всё так же, поверх очков.
— Чаю хочешь?
Давид Бероевич отрицательно покачал головой.
— Водки?
— Нет, не надо… Курить хочу… — буркнул полковник и, не дождавшись запоздалого «Конечно…», полез в нагрудный карман чёрного капитанского кителя. — Кто ведёт следствие? — спросил он, сосредоточенно глядя на огонёк спички у кончика папиросы.
— Майор Кравченко, — Овчаров повозился под крышкой стола, откуда тренькнул звонок или что-то в этом же, барском, роде. — Дельный следователь, не «портной», несмотря на фамилию, зря шить не будет… Чаю! — нетерпеливо махнул он рукой на адъютанта, сунувшегося было в двери. — Хочешь с ним, с Кравченко, поговорить? — не то спросил, не то предложил особист Гурджаве.
— Всё равно придётся… — рассеянно отозвался Давид Бероевич, думая о своём.
— Ну… — хмыкнул Овчаров и добавил с бесстыдным прямодушием палача: — Это только, если я его с поводка спущу…
«Вот именно, — глядя на особиста и не видя его в сером вихре табачного дыма, подумал полковник. — Сейчас начнёте мне душу мотать, ребят ломать… А ведь если и затесался в разведотдел или прямо в лес к партизанам немецкий агент, то дело это… Ну, не десятое, конечно, но и не первостепенное — третье, если быть арифметически точным… Потому как первое: куда это делись немецкие субмарины? Второе: а куда, на хрен, вообще нацелена эта „MAC“, которую адмирал боится, как чёрт ладана?»
Глава 14. Насчёт подраться — кто бы сомневался…
Мыс Фиолент. Форт «Горки». 9 июля 1942 г.
Жёлтые скалы, изъеденные методичным упорством прибоя, казались гигантскими ломтями сыра, громоздившимися над синей всхолмленной гладью моря, когда потомок паровых минных катеров — быстроходный МТМ — вспорол её пенным буруном.
Возможно, экономнее было бы пустить торпеду, но береговые укрепления форта от моря отделял порядочный пляж гальки и не исключено, что, выскочив на неё, взрыватель торпеды так и не нашёл бы препятствия. Поэтому вот этот модерновый брандер…
С той, материковой части мыса гремел бой, и вздымалась, как пылевая буря, завеса дыма и выколоченного взрывами грунта — немцы атаковали форт с яростью победителей, чья победа неполна и непризнанна, пока оставался хотя бы вот этот, мизерный очаг сопротивления. Ведь в Севастополе уже закончились и уличные бои, и длиннющая колонна пленных — от Инкермана до самых окраин Бахчисарая, до лагеря — уже прошла скорбным и кровавым путём.
И выгрузили с последнего из надводных кораблей, ушедших из Севастополя, лидера «Ташкент», истрёпанного бомбёжками на траверзе Новороссийска, эвакуированных.
И дотянули до кавказского берега последние два тральщика, перегруженных под завязку теми бойцами и командирами, которые прошли по двухсотметровой потерне 35-й батареи, выбрались из-под обломков пирса и вплавь добрались до судёнышек…
Чудовищный грохот сотряс скалы, мгновенно утонувшие в свинцово-серых клубах каменной пыли, громоздившихся друг на друга. Кое-где, словно в разрывах туч, рухнувших вдруг с проклятых небес на ещё более грешную землю, было видно, как освобождались входы в скальные галереи — мешки с песком и булыжные кладки обрушились горными осыпями. К ним и устремился десант «марина коммандос» 10-й флотилии противолодочных катеров «MAC»…
Маленький проворный граф учтивостью мог превзойти английского дворецкого, успехом у слабого пола пользовался таким, что Дон Жуан искусал бы себе локти, а дружеской обаятельностью напоминал провинциала д'Артаньяна. Как, впрочем, и вспыльчивостью, которая иногда принимала вид уничтожающе-презрительной надменности — граф поджимал губу, заставив встопорщиться щегольские усики мушкетёра, и так красноречиво умолкал, что заставил бы онеметь и Дуче. Большой любитель изысканных вин и комфорта, утонченный ценитель антиквариата…
Одним словом, граф Альдо Ленцо, капитан 3-го ранга «Реджиа Марина» в по мавритански пышной парадной форме мог бы ещё смотреться в офицерском салоне «королевской гвардии». Но в камуфлированных шортах, нелепой безрукавке с кармашками, набитыми всякой туристической и милитаристической чепухой, с ранцем на спине и в перекошенной на один глаз немецкой каске… Едва ли такой фотопортрет был бы уместен над камином в его родовом замке.
Однако Ленцо, казалось, чувствовал себя в своей тарелке, если не бутылке, конечно.
— Adelante! Вперед! — взмахнул он над головой коротким автоматом береттой с подобранным прикладом.
— Что за мальчишество? — опустив бинокль, недоуменно пожал плечами капитан-лейтенант Массарини, оставленный неугомонным командиром за старшего. — Не иначе, как граф впал в детство…
— Не припомню, чтобы он и выпадал из него, — улыбнулся в усы «а-ля Дали» водитель флагманского штурмового катера Пелити. — Отойти чуть мористее, сеньор капитан? А то под этими скалами не только мы в мёртвой зоне, но и русские…
— Отойти? — скептически поморщился Массарини и задрал голову на скалы, нависшие над его и ещё тремя быстроходными катерами MTSM — А, собственно, зачем? Сам-то форт наверху, тут только несколько выходов в скальные галереи, куда, собственно, и понесло графа, как чёрту в зубы. Что ж мы будем — им в спину стрелять? Подгонять? Как это у русских… El grupo de la barrera, заградительный отряд… — лейтенант опустил голову и, потирая затёкшую шею, проворчал: — Граф и сам найдёт себе приключений на задницу.
Словно подтверждая его слова, пороховой треск густой перестрелки, ещё более сгущённый пещерным эхо, перекрыл истошный вопль. Пятнисто-оливковая фигурка, конвульсивно дрыгая конечностями, вылетела из одной из искусственных пещер и, описав ниспадающую траекторию, подняла косой фонтан воды в прибрежной заводи.
— Паскело, Берти, человек за бортом! — крикнул через плечо капитан-лейтенант. — Араньи, приготовиться! А отойти и впрямь стоит… — негромко добавил он в дверцу рулевой рубки.
Над головой Массарини лязгнул затвор крупнокалиберного пулемёта…
— А неслабый переполох мы тут, кажется, устроили, сеньор капитан… — загнанно прохрипел сержант Рамино, с разгону рухнув на колени рядом с капитаном Ленцо, и, не глядя, дал очередь из беретты, вскинув её над головой. В белый свет, как в копейку.
Альдо скептически посмотрел на этот его маневр, но проворчал благосклонно:
— Что от нас и требовалось, так что…
Что, собственно, «так…», Рамино или не расслышал, или командир не успел досказать. Рой пуль, прилетевший в ответ на очередь его автомата, с визгом изрыл над его головой кладку рыжего известняка.
— Дьявол! — дёрнулся капитан и, утерев выбритый до сиза подбородок ладонью, обнаружил на ней кровь, высеченную каменной крошкой. — Я вполне согласен, что шрамы украшают мужчину, но только за исключением лица и задницы. У вас остались гранаты, сержант?
Рамино, энергично кивнув, сбросил с голых плеч лямки ранца и, отстегнув от клапана пару трофейных фугасных «лимонок», выложил их в нишу «бастиона», закопченную «летучей мышью»…
