Святослав Сахарнов - Камикадзе. Идущие на смерть
— Домой рванул. Не иначе как капитуляцию Япония объявила, — говорит Рассоха. — Может, и верно все кончилось? Начальство знает, да молчит, а?
— Где штурман? Штурман! — Рыжие узкие бакенбарды боцмана возникают у ограждения рубки. — Нефедова ищут!
Рассоха, который стоит, облокотись на турель пулемета, поднимает брови. На причале корейцы в синих блузах таскают мешки с мукой, они носят их, весело скаля зубы, командует ими молодой парень с красной повязкой на рукаве. Швартуется самоходная баржа. Уронила на стенку носовую аппарель, по ней, своротив чугунный кнехт и измочалив настил, выкатился танк, грохнул мотором, повернул башню орудием вперед и пошел…
— Спишь? Правильно делаешь. Война кончится, спать не дадут, — весело говорит Рассоха. Он наклонился над Нефедовым, рядом с ним стоит как-то особо аккуратно и чисто одетый капитан-лейтенант. — Вот тебя и прихватили. Иди, сейчас к стенке поставят.
— Что, что? — Нефедов, который дежурил ночью, с трудом поднимается с койки. — Что случилось?
— Откуда я знаю. Натворил ты что-то. Сейчас поведут в трибунал. Натягивай штаны…
Нефедов послушно одевается, берет фуражку и шагает вслед за капитан-лейтенантом. Они идут к флагманскому фрегату, который белой горой возвышается над последним, прямоугольником врезанным в портовую воду, пирсом.
Капитан-лейтенант, как все штабисты, осторожен, когда Нефедов спрашивает — зачем ведут? — уклончиво отвечает:
— Узнаете.
По узкому пляшущему трапу поднимаются на фрегат, светлым, масляной американской краской пахнущим коридором идут в кают-компанию. Там жарко, шуршат вентиляторы, на столе запотевшие графины с водой, в креслах вокруг стола белые кители — моряки, зеленые — армия. Во главе в белой чесучовой тужурке командующий десантом свой, знакомый комбриг.
— Ну вот, привели. Наконец-то, — недовольно покосился на армейских и быстро Нефедову: — Вы ведь английский знаете?
«При чем тут английский?»
— Не очень.
— Надо очень. Зовите японцев!
Ввели грузного армейского полковника и мосластого, со втянутыми щеками адмирала. Оба вытянулись у двери, но комбриг жестом показал — можно сесть.
— Скажите им, что переговоры продолжаются. Первый вопрос: сколько на этот час в гарнизоне войск?
«Как по-английски «переговоры»? А черт его знает… Хорошо, если «гарнизон» так и есть «гарнизон». Нефедов едва понимал, что случилось, заговорил запинаясь, японцы, услыхав его, переглянулись. Адмирал сказал, что плохо знает язык, полковник не знает его вовсе, он, адмирал, боится, что переговоры будет вести очень сложно. Где переводчики, которые были вчера?
— Они вчера и японский плохо знали. И с переводчиками у них заедало. Так что пусть не придуриваются. Спросите еще раз: сколько у них в гарнизоне войск?
Японцы начали переговариваться. Наконец адмирал сказал, что установить точное число людей трудно: половина частей ушла на юг, с севера все время прибывают новые части. Ориентировочно можно принять — тысяч сорок.
Армейцы переглянулись, это значило: а у нас всего ничего.
— Вчера был отдан приказ прекратить огонь, всем собраться в казармы. До сих пор в городе стреляют. Есть убитые. Почему приказ не выполнен?
— Все части приказ знают.
— Почему они не хотят подписывать капитуляцию? Это саботаж
— У них нет прямой связи с Токио. Гарнизон подчиняется прямо Генеральному штабу.
— Пускай запросят.
— Говорят, уже запросили…
Августовское солнце раскалило сталь, вентиляторы месят влажный воздух. Японцы говорят долго, непонятно, все время просят повторить. Нефедов, путаясь, переводит.
— Мне трудно. Где переводчики? — шепчет он.
В полдень принесли обед. Адмирал пошарил рукой около тарелки и, не найдя салфетки, положил на колени носовой платок. Ели молча. Комбрига вскоре вызвали, разошлись и штабные офицеры. Нефедов остался в кают-компании с японцами. Полковник сидел неподвижно, глядя перед собой бесцветными глазами, щеточка усов беспокойно подергивалась. Адмирал снял с колен и долго складывал носовой платок Внезапно руки его задрожали.
— Сколько вам лет? — разделяя слова, спросил он.
— Двадцать пять.
— У меня были два сына. Они были такие же, как вы.
«Зачем он это?» — испуганно подумал Нефедов.
Полковник зло посмотрел на них, достал из кармана серебряный портсигар, щелкнув, выкатил папиросу и отошел к открытой двери.
Адмирал, с трудом подбирая слова:
— Вы артиллерист?
— Я штурман.
— Мои сыновья были артиллеристами. — Он взял из рук Нефедова стакан и жадно стал пить. — Они мечтали о пути воина… Сколько, вы сказали, вам лет?
— Двадцать пять.
Вернулся полковник, с ненавистью посмотрел на адмирала, молча, неподвижно сел в углу.
В сопровождении офицеров штаба вошел комбриг.
— Получены радиограммы, — сказал он. — Гарнизоны Дальнего и Порт-Артура капитулировали. Передайте им: ждать и тянуть больше нечего, к ночи мы все должны подписать.
По заливу плыли зеленые острова. Взлетная бетонная полоса обрывалась в море стенкой. Ударяясь о бетон, всплескивали волны. Нефедов сидел, свесив ноги, и смотрел, как дозорный катер преследует джонку под соломенным парусом.
— В Японию захотели, — весело сказал боцман. — Поздно наладились. Как думаете, отстреливаться будут?
— Отстрелялись. Все, боцман, скоро и мы домой.
— А что вас на фрегат каждый день таскают? Переводчиков нет?
— Отравились. Корейцы из разведотдела. Было четыре переводчика, пищевое отравление. Замучился я, боцман. Еле отпустили на час.
— Лейтенант, Нефедо-ов! — вдоль стенки бежал матрос, останавливался около каждого катера и кричал: — Нефедо-ов!
— Ну чего, чего орешь, салага? Вот он, Нефедов. Что случилось?
— Командир ваш, Рассоха, зовет. Вон в ту казарму. Быстро велел. Кого-то там задержали. Он сказал — срочно.
В казарме, посреди гимнастического зала, на полу, сидели, подвернув под себя ноги, десятка два молодых парней, все острижены наголо, все в расстегнутых летных комбинезонах, перед ними Рассоха мял в пальцах какую-то бумажку и разъяренно кричал. Он кричал то на армейского сержанта, то на стоящего тут же японца. Тот в летном комбинезоне с повязкой поверх волос:
— Сказано было — построить и вести. И пускай разбираются. Мне-то что с ними делать? А этот тоже хорош, — Нефедову, — рисунками, видите ли, объясняется. На хрена мне его рисунки. Должен я его рисунки разгадывать?… Понимаешь, приказано было: всех пленных отправить в лагерь. Приказано — выполняй. Нет, стали тянуть, опрашивать, дотянули — приехало начальство, а этот, — он ткнул пальцем в японца, — ему бумажку. А в ней «сикрет». Видал, гусь! Тот и прикажи: задержать, разобраться, доложить. Сикрет, сикрет. — Он плюнул. — Допроси-ка его.
Японец, коверкая английские слова, начал что-то говорить. Он бормотал, не отрывая глаз от записки.
— Та-ак… — удивился Нефедов. — На школу самоубийц напали. Тут помещалась школа камикадзе. Он по-английски тоже вроде меня.
— Наплевать мне на то, что они самоубийцы. Вот что, сержант, веди-ка их в лагерь, а этого, с повязкой, оставь. Он что, у них главный?
— Главный.
— Действуй. Значит, так я иду докладывать, а ты с ним поразговаривай. Только по делу, на посторонние темы — не очень.
— Как вас зовут? — спросил Нефедов.
— Ито.
За столом в кают-компании снова японцы. Несколько штабных офицеров томятся на диванах, те, кто успел побывать в городе, рассказывают: магазины, рестораны закрыты, интересного в городе ничего нет, вонь и жара.
— На аэродроме, — вполголоса говорит Нефедов, — есть казарма. Что там было, летное училище, да?
— Не знаю, — отвечает Кадзума. Ему сегодня лучше, слабость не так заметна, руки больше не дрожат. — Спросите полковника.
— Но их старший, Ито, хорошо знает вас.
— Он ошибается. Я никогда не был там и не знаю, чему их обучали.
— За казармой лежит фанерная бомба с крыльями. В нее может залезть человек Ито говорит, что при пробном полете бомбы присутствовали вы оба.
— Я мог забыть. Конечно, я забыл. Может, и было, не знаю.
— Там обучали самоубийц, — говорит Нефедов. — А полет кончился тем, что человек разбился. От курсантов этот факт скрыли.
— Если вы так хорошо все знаете, для чего спрашиваете? — вдруг на чистом английском языке говорит полковник — Там была школа камикадзе, капитан Ито будет наказан за разглашение тайны.
Они остаются с адмиралом в салоне вдвоем: штабники увезли комбрига и полковника на радиоузел говорить с Токио. Про полковника комбриг сказал: «Старая лиса. Боюсь, он знает не только английский, но еще и русский. Тянет. Впрочем, японцев можно понять: шутка ли, целую армию сдают в плен. Если что не так, им обоим конец. Впрочем, пускай потянут, пускай. Завтра с севера подойдут наши… А знаете, Нефедов, адмирал только что прилетел из Токио. Его фамилия Кадзума. Был в составе императорской комиссии. Что-то связанное с атомной бомбой… Пока время у вас есть, попробуйте порасспросить. Терять ему теперь нечего».
