Сидор Ковпак - От Путивля до Карпат
Немецкое командование стягивало к переправам через Днестр 4 и 13-е эсэсовские полицейские полки и отряды жандармерии. Но партизаны опередили врага. Темной ночью 15 июля кавалерия Ленкина скрытно подошла к мосту у села Сивки, севернее Галича. С криком «ура» появившиеся из тьмы конники лавой обрушились на ошеломлённую охрану, и она была перерублена, прежде чем успела открыть огонь. К утру партизанское соединение было уже на том берегу Днестра.
Исходным пунктом для удара по нефтяным промыслам мы избрали Чёрный лес, что к западу от города Станислава, у подножья Карпат. Чтобы войти в этот лес, надо было форсировать ещё реку Ломницу. Это была первая встретившаяся на нашем пути река с быстрым горным течением. Мы подошли к ней 16 июля. Немцы к этому времени успели уже выставить у каждого возможного места переправы по батальону пехоты с танками. [118]
Бродов было несколько. С помощью местных жителей мы выбрали наиболее удобные — между сёлами Медыня и Блудники. Здесь я собрал в кулак все наши пушки и миномёты. Чтобы распылить внимание врага, партизанские группы вышли к берегу реки фронтом в 25 километров. Немцам всюду пришлось быть настороже.
В ночь на 17 июля партизанские пушкари и миномётчики обрушили огонь своих орудий на вражеский берег. Сейчас же началась переправа. Одни роты переходили реку, а другие сковывали боем немецкие гарнизоны на флангах — в Медыне и Блудниках.
Бурный поток горной реки валил людей с ног, приходилось итти цепочками, держась за руки, помогать друг другу преодолевать течение. Выбравшись на берег, промокшие до нитки бойцы бросились в атаку с песней о Родине.
В походе на Карпаты наш народ особенно полюбил эту песню. Как грозно подымалась она вдруг во тьме ночи, в грохоте боя!
Широка страна моя родная…
Какой мощью наливались голоса, когда сотни людей, идя в атаку, вкладывали в слова песни всю гордость своей Родиной, всю свою любовь к ней, всё своё мужество, всю ненависть и презрение к врагу.
От Москвы до самых до окраин,С южных гор до северных морейЧеловек проходит как хозяинНеобъятной Родины своей…
Да, и здесь, на Карпатах, как и у себя в Путивле, в Глухове, Шалыгине, Кролевце, мы были на своей земле, хозяевами этой земли.
Тысячи километров прошли мы по дорогам Украины, разжигая пламя партизанской борьбы, пламя народной мести, и враг был бессилен остановить грозное движение наших непрерывно растущих колонн. Не смог задержать он нас ни на Днепре, ни на Припяти, ни на Днестре. Не задержит и здесь. Партизаны говорили: пусть хоть сто тысяч чертей выставят против нас немцы, мы пробьём себе дорогу к нефтяным промыслам.
Стремительной атакой оборона немцев на Ломнице между сёлами Медыня и Блудники была прорвана. Вражеские батальоны, стоявшие в соседних сёлах, не смогли притти на помощь атакованным: они сами с минуты на минуту ждали нападения партизан. Переправа была закончена благополучно. Не повезло только овцам. Мы гнали с собой [119] на Карпаты для продовольствия большую отару овец. На Ломнице много их было унесено быстрым течением.
Продолжаем марш к Чёрному лесу. На подходе к нему, когда наши подрывники взрывали мост на дороге Станислав — Калуш, над хвостом колонны закружились немецкие самолёты. Они давно уже охотились за нами. Наконец напали на след партизан! На радостях один немецкий разведчик подлетел к мосту на небольшой высоте. Как раз в этот момент раздался взрыв. Воздушная волна отшвырнула самолёт в сторону, как щепку.
Партизанские батальоны быстро втягиваются в лес. Над нами пронзительно воют «Мессеры» с жёлтыми крестами на фюзеляжах, пикируют к самым деревьям, точно пытаясь разглядеть, что делается в чаще. А партизаны посмеиваются:
— Теперь ищи-свищи, господин Мессершмитт!
Закончился поход степными просторами, отгремели схватки на водных рубежах и у железнодорожных переездов. На коротком отдыхе в Чёрном лесу, вокруг разведенных в ямках костров, у всех одна мысль: что ждёт в горах — на крутых лесистых склонах и в ущельях Карпат?
Командование отрядов знало, что собирается гроза. Со всех сторон к горам подтягивались эсэсовские и горно-стрелковые полки немцев. На границе Чехословакии, до которой горными дорогами оставалось всего несколько десятков километррв, сосредоточивались венгерские полки. Проморгав нас на речных переправах, враг надеялся теперь захлестнуть партизанское соединение в горах огромной петлёй.
Перед выходом из Черного леса у дороги к нефтяным промыслам нас подстерегал 4-й эсэсовский полк, расположившийся в селе Росульна. В ночь на 19 июля, когда мы двинулись к вершинам Карпат, я приказал атаковать этот полк двум нашим командирам — Бакрадзе и Матющенкб.
Они были из тех командиров, которых партизаны особенно ценили: пожилые люди с большим опытом мирной советской работы. Искусству воевать они учились уже на наших глазах, в партизанской жизни.
Фёдор Данилович Матюшенко до войны председательствовал в колхозе. У нас он первое время был комиссаром Шалыгинского отряда. Потом, подучившись, сам стал командовать, отличился в бою у села Блитча. Это он загнал немцев в Тетерев, топил их в реке, как щенят.
Давид Ильич Бакрадзе — в прошлом инженер-строитель. Мы приняли его к себе в Старей Гуте, куда он бежал из немецкого концентрационного лагеря. Наши бойцы прежде [120] всего полюбили его за то, что он грузин. Всем было очень приятно, что среди нас, народных мстителей, украинцев, белоруссов, русских, появился отважный человек грузинской национальности. Понравился он и тем, что обладал поистине богатырской силой. До него самым сильным человеком среди наших партизан считался Кульбака, командир глуховцев. Бакрадзе вызвался побороть Кульбаку одной рукой и поборол, вмиг положил на обе лопатки. Он был назначен сначала в батарею к Деду Морозу. Артиллеристы смеялись: «Теперь нам не страшно: где кони не вытащат пушек, там наш Давид-грузин на руках перетащит их». Ещё больше полюбили партизаны Бакрадзе, когда узнали его поближе. В богатырском теле жил богатырский дух. Боевой приказ был для него, святая святых. Ничто и никто, никакие трудности не могли помешать ему выполнить приказ с исключительной точностью. Старые солдаты могли бы поучиться дисциплине у этого инженера.
Посылая Бакрадзе в Росульна, я дал ему две роты путивлян и приказал ворваться в село с запада.
— Старайтесь произвести впечатление, что вас по крайней мере втрое больше. Гоните немцев на северо-восточную окраину, там их встретит Матющенко.
Как всегда, Бакрадзе выполнил приказ совершенно точно. Его не надо было учить, как произвести на врага сильное впечатление. Снять немецкое охранение без выстрела, под покровом ночи внезапно ворваться в село, устроить тарарам — это он любил больше всего, так же как хитрый Матющенко любил наводить на врага страх видимостью окружения. Пока происходило побоище на улицах Росулька, — Бакрадзе гнал немцев на Матющенко, а Матющенко гнал их обратно на Бакрадзе, — главные силы партизанского соединения со всем своим обозом спокойно прошли стороной на село Маняву.
От Манявы начался подъём к промыслам Биткув и Яблонов. Он оказался куда трудней, чем мы думали. Дорога вилась по лесистому склону крутизной в сорок пять градусов. С нами было более трехсот подвод с грузом. Скоро все лошади стали мокрые, в мыле. Пришлось тащить на руках и повозки, и груз, и пулемёты, и орудия. Одна лошадь выбьется из сил, поскользнётся, упадёт, и вся колонна останавливается. Объехать повозку нельзя: дорога очень узкая, по существу и не дорога даже, а тропа, и по обе стороны её — крутой подъём, лес, камни, поваленные бурей деревья. Двигаемся, как по рву или оврагу. [121]
Даже конные связные с трудом пробирались вдоль колонны, когда она двигалась по этой дороге. Только пятнадцатилетний Иван Иванович, сменивший за время наших рейдов десятка два верховых лошадей, подбирая их к своему маленькому росту и, наконец, раздобывший где-то шустрого коняшку ростом с собачку, носился на нём в толкучке обоза, как по полю, вихрем.
Немцы, несмотря на всю суматоху, которую они подняли в окрестностях, вернее, из-за неё, прозевали наш выход в горы и обнаружили нас на склонах Карпат уже с воздуха. Обнаружить нас было нетрудно, так как в горах ночного времени нам стало нехватать, приходилось продолжать движение уже при свете дня.
Пронеслись над дорогой воздушные разведчики, и вскоре начались налёты штурмовиков. Собьём ружейно-пулеметным огнём одну машину, грохнется где-нибудь в горах, остальные отвяжутся, но ненадолго. Только успеем оттащить в сторону убитых лошадей, расчистить дорогу от раскрошенных повозок, как слышим — опять ревут самолёты, рвутся бомбы. Людям есть где укрыться — кругом лес, вековые деревья, а обоз всё время под бомбами и огнём немецких штурмовиков. Чтобы спасти лошадей, стали при появлении авиации выпрягать их и втаскивать по крутым склонам в лес.
