Юрий Слепухин - Ничего кроме надежды
Он говорил еще долго, своим квакающим голосом обрушивая на головы лагерников всевозможные запреты и угрозы, не забыв и про злополучные окурки – отныне в лагере запрещалось курить под угрозой лишения дневного пайка. Нельзя было придумать ничего глупее.
Не умнее было и заявление Хакке относительно хождения на работу под конвоем. В этом смысле у предыдущего коменданта уже был кое-какой опыт; поколебавшись немного, Таня решила сказать об этом новому. В конце концов, если он не окончательный дурак, он поймет, что она хочет ему помочь, а ей важно наладить с ним хотя бы приличные отношения.
– С вашего позволения, – сказала она ему на следующий день, когда они остались вдвоем в канцелярии, – я хотела бы посоветовать вам не спешить с циркуляром относительно сопровождения рабочих групп.
– Что такое? – неприязненно спросил Хакке. – Почему это не спешить?
– Такой циркуляр мы уже рассылали в конце декабря, – сказала Таня, – он исходил из канцелярии обербургомистра Эссена, однако не дал никаких результатов. Основная трудность в том, господин комендант, что у нас более шестидесяти процентов рабочих заняты на мелких предприятиях с ограниченным числом персонала. Когда речь идет о больших группах – фирма может обеспечить сопровождение. Вот, например, на фабрике Лоос в Штееле работают около сорока человек – их водят туда и обратно под охраной...
Она достала из картотеки несколько карточек и разложила их перед комендантом.
– ...но возьмите такую фирму, как столярная мастерская Криге. Она находится в самом Эссене, ехать туда около часу, а работают там от нас всего два человека. Очевидно, хозяину трудно каждый день гонять в такую даль своего рабочего, утром и вечером, только для того, чтобы...
– Чепуха! – прервал ее Хакке. – Трудно или нет – меня не касается. Инструкция должна выполняться! Если господину Криге не нравится ездить в Штееле – пусть берет рабочих из другого лагеря, поближе. Занимайся своим делом и не морочь мне голову. Да, и вот еще что – надо немедленно перераспределить людей по комнатам. Объявишь об этом сегодня перед ужином! Возьми списки и раздели общее количество людей на число комнат, и пусть перебираются сегодня же вечером. Койки в каждой комнате должны стоять в предписанном порядке! Никаких занавесок и перегородок – только порядок! И чистота! Кстати, что за дикая банда гнездится в шестой комнате? Черт знает что! Кто эти недочеловеки?
– Я не знаю, как это объяснить, господин комендант, – сказала Таня. – Это такие – ну, у них такая особенная религия...
– Никаких религий! Здесь трудовой лагерь, а не молитвенный дом! Они заросли бородами, как сионские мудрецы! Передай им, что при следующем посещении бани они все должны пройти санобработку и постричься! Наголо! Под машинку! Я не потерплю у себя в лагере этот вшивый кагал!
– Да, но... они не ходят в баню, господин комендант.
– Что-о?
– Они говорят, им не позволяет религия...
– Ах, так! Я вижу, здесь до сих пор каждый делал, что хотел и вел себя, как хотел. Ну, ничего! Я вам покажу, что такое настоящая германская дисциплина! Что?!
– Я ничего не говорю, господин комендант, – поспешила сказать Таня.
До самого вечера она просидела над списком, пытаясь перераспределить людей по комнатам так, чтобы по возможности меньше нарушить их сложившийся уже быт, чтобы и овцы были целы, и волки сыты. Но как это сделать? Сектантов слишком много для одной комнаты, но никто из них не захочет уйти от своих и жить вместе с «нечестивцами». И потом, эта проблема семейных с детьми... Ну, этих можно не трогать – в конце концов, в каждой комнате есть холостые или, по крайней мере, бездетные. В седьмую придется вселить человек двенадцать, не меньше. Жаль, конечно, но ничего не поделаешь. В общем-то, это даже справедливо.
Для всех перенаселенных комнат Таня составила на отдельных листках бумаги списки лиц, подлежавших переселению, с указанием – кому куда перебираться. Готовить список для шестой не было никакого смысла: сектанты, кажется, не умеют читать, да и все равно никуда не переселятся. Раздав списки дежурным, она пошла к себе. Приближалось время ужина, и все обитатели седьмой комнаты были уже дома.
– Товарищи, к нам вселяют еще четырнадцать человек, – объявила Таня. – И потом, придется разобрать все «купе». Это приказ коменданта. Койки расставить строго по ранжиру, на определенном расстоянии одна от другой. Занавески он тоже запретил.
В комнате стало тихо.
– Позвольте, – сказал желчный интеллигент, – это же нелепость, по меньшей мере...
– Скажите это коменданту, – посоветовала Таня.
– Да, но вы и сами могли ему объяснить, вы же переводчица! Не понимаю, кому мешают эти занавески?
– Во всяком случае, не мне, – сказала Таня, едва сдерживаясь. – Как вы догадываетесь, я тоже предпочитаю раздеваться не у вас на глазах!
– Каким тоном вы со мной разговариваете? – истерично взвизгнул интеллигент. – Девчонка!
– Успокойтесь, успокойтесь, – сказал кто-то. – Не хватает еще ссор...
– А я лично считаю, что Леонид Викторович прав, – вмешалась жена николаевского коммерсанта. – Если комендант такое придумал, то уж переводчице молчать нечего! Взяла бы да сказала, чем приходить тут да распоряжаться: это убрать, это расставить! Подумаешь, шишка какая!
Коммерсантша была дура дурой, все это знали, и обижаться на ее слова было глупо, но Таня, и без того уже взвинченная, обиделась так, что у нее перехватило дыхание.
– Потрудитесь мне не указывать! – крикнула она звенящим голосом. – Я сама знаю, что можно сказать коменданту и чего нельзя! Койки должны быть переставлены сегодня же, мужчины займутся этим после ужина. И прекратить разговоры на эту тему!
Ни на кого не глядя, она ушла к себе за занавеску. Действительно, собачья должность!
За столом продолжался оживленный разговор – одни собирались идти объясняться к коменданту, другие считали это бессмысленным. Они спорили долго, потом кто-то крикнул:
– Таня, можно вас на минуту?
Она встала.
– В чем дело?
– Вы можете сейчас пойти с нами к коменданту?
– Могу, конечно, если он еще не ушел. Но я не советую к нему идти.
– Почему?
– Потому что он не станет с вами разговаривать. Как вы не понимаете?
– Извиняюсь, это уж наша забота, – сказал желчный интеллигент. – От вас требуется одно: исполнить обязанность переводчицы. Надеюсь, вы от этого не отказываетесь?
– Хорошо, идемте, – сказала Таня, пожав плечами. Они спустились на первый этаж. В канцелярии горел свет. Таня постучалась и услышала из-за двери квакающее: «Herein!»[24]
– Господин комендант, люди из комнаты номер семь просят разрешения с вами поговорить, – сказала она, войдя вместе с двумя делегатами.
– Что случилось? Говорите!
Таня обернулась к желчному интеллигенту:
– Господин комендант вас слушает.
– Мы просим перевести ему следующее, – сказал тот въедливым тоном. – В седьмой комнате живут интеллигентные люди с семьями, что было принято во внимание прежним комендантом, когда решался вопрос относительно числа жильцов. Сейчас к нам хотят вселить дополнительно четырнадцать человек, среди которых могут оказаться люди, лишенные культурных навыков, шумные, неопрятные...
– Вы не то говорите, Леонид Викторович, – шепнул второй делегат. – Ну при чем тут «шумные»? Вы ему скажите, что мы просим не переставлять койки...
– Вы, пожалуйста, меня не перебивайте, – огрызнулся интеллигент и продолжал, обращаясь к Тане: – Скажите, что мы, в конце концов, имеем право на какие-то элементарные удобства. Не можем же мы жить так, как живут в других комнатах простые колхозники!
– Чего они хотят? – нетерпеливо спросил комендант. Таня перевела. Как по-немецки «интеллигентные», она не знала и сказала просто «специалисты с высшим образованием». Хакке слушал ее, выпучив глаза.
– Итак, господам требуются удобства, – проквакал он, когда Таня кончила. – Может быть, их не устраивает также отсутствие ванных комнат? Может быть, им нужны номера-люкс?
Он осведомился об этом вполне мирным тоном, словно обсуждая реальную возможность, и вдруг обернулся к желчному интеллигенту, еще больше выкатив глаза и побагровев.
– Невиданная наглость! – заорал он диким голосом. – Я тебе покажу «удобства»!! Я тебе покажу «высшее образование»!! Вон отсюда, старая задница!!!
Делегацию вымело за двери в одно мгновение.
– Хамство какое, – с достоинством сказал интеллигент, поднимаясь по лестнице. – Обычная история, произвол местных властей. Уверен, что наверху об этом ничего не знают.
– Ну разумеется, наверху сидят такие добряки, – сказал второй делегат.
– Дело не в доброте, Павел Сергеевич. Немцы прежде всего подходят к каждому вопросу с точки зрения целесообразности. Какой им смысл, скажите на милость, бесцельно озлоблять людей, которых они привезли к себе для работы? Не могу поверить, чтобы существовала такая установка. Что, собственно, сказал этот истерик? – спросил он, обращаясь к Тане.
