Степан Злобин - Пропавшие без вести
Фашисты, прижатые к земле за картофельными буртами, вот уже три часа не могли подняться под пулеметами ТБЦ. Осажденным пленникам помогало в бою то обстоятельство, что на пространстве, лежавшем во все стороны вокруг лагеря, фашистами были тщательно истреблены кустарники и высокие травы, чтобы не мог укрыться беглец, преодолевший проволоку. На этом плешивом пространстве теперь и лежали фашистские палачи. Светлая от зарева ночь делала неудобными их позиции.
Пленным приходилось вести огонь почти непрерывно: как только в стрельбе наступала пауза, так фашисты пытались приблизиться к лагерю. Между тем, патронов в лагере могло хватить, даже при экономии, лишь до рассвета. К тому же осажденные слышали, как по шоссе от эсэсовцев помчался мотоциклист. Батыгин его обстрелял пулеметами, но неудачно. Вероятнее всего, этот мотоциклист был послан за подкреплением.
«Вдруг за танками!» — подумал Барков.
Он потребовал с кухни и из аптеки бутылок, чтобы приготовить бензин для обороны от танков. Баки бесполезных теперь машин опустошали, готовя бутылки.
Следовало атаковать фашистов до прибытия к ним помощи. Но для удара в штыки бойцы ТБЦ были слабы; кроме того, Муравьев и Барков считали опасным дробить силы.
В последние полчаса связные от разных подразделений все настойчивее требовали от штаба патронов, запас которых безнадежно тощал. Наблюдатели разведчики сообщили Баркову, что двум небольшим группам фашистов удалось улучшить свои позиции.
Надо было предупредить их атаку, опередить их встречным ударом. Видимо, рукопашной схватки все-таки было не миновать.
И Муравьев решился — он выслал Батыгина в обход эсэсовцев, а сам, переходя от отделения к отделению, готовил центр к лобовому удару, чтобы начать атаку, как только Батыгин откроет обстрел эсэсовцев с тыла. Муравьев лично сам выводил бойцов за лагерную проволоку. Все внимание его, как и всех оборонявшихся, было сосредоточено на той красноватой мгле впереди, в которой несколько раз в течение ночи возникали фигуры фашистов, пытавшихся атаковать лагерь. Каждый раз пулеметным огнем и гранатами заставляли их откатиться.
Ночь, озаренная отблесками далекого артиллерийского боя и пожарами, шла к концу. Начинало светать, когда взлетели справа от ТБЦ две красные ракеты. Муравьев оглянулся в их сторону, но ничего не понял, пока с холма один за другим не ударили два минометных выстрела и где-то возле аптеки раздались разрывы. Как стая черных огромных птиц, взлетели листы толевой кровли барака и опустились в соседнем блоке.
Прожужжали осколки. Вторая мина снесла караульную вышку, вырвала и отбросила часть проволочного заграждения вместе со столбами на территорию лагерного пустыря.
Еще громыхнули разом, один за другим, два минометных удара, и загорелся какой-то барак.
— Санитар! Санитар! Носилки! — раздались от бараков крики.
В блоке, куда ударила мина, поднялась пожарная суматоха.
— Та-анки! — панически выкрикнул кто-то.
Утренний рассказ матроса и Еремки Шалыгина о фашистских танках воскрес у всех в памяти, навевая жуть.
— Емельян, беги к Кострикину. Танки сжечь непременно! — приказал Муравьев. — Коммунистов на истребление танков. А мы отрежем от них эсэсовцев.
Баграмов помчался через пустырь. Танков не было видно, но откуда-то слышался рокот моторов.
— Та-анки! — неслось из окопов.
— Эй, ребята! — крикнули по-русски со стороны эсэсовцев. — Ложи оружье, сдавайся!
Пулеметы и винтовки от ворот ТБЦ без команды и вразнобой затрещали в ответ.
На бугор возле старинной крыластой мельницы вылезли два темных движущихся пятна, громче слышался лязг металла, рыканье моторов.
На бегу Баграмов споткнулся и упал. Над ним засвистали пули — танки открыли стрельбу по лагерю.
«Ишь как угадал упасть!» — усмехнулся Баграмов, вскочил и опять помчался. Он с разбегу свалился в окоп и услышал голос Кострикина:
— Гранаты, бутылки у всех? Вперед!
Звякнула в темноте бутылка, разлился запах бензина.
— А, черт! Аккуратнее надо!
— Коммунисты, вперед! — раздавались по линии голоса.
Стальные машины от мельницы катились с грохотом.
В центре, у главных ворот, шла сумасшедшая трескотня пулеметной, винтовочной и автоматной стрельбы — эсэсовцы рвались к своим танкам, а их прижимали к земле ураганным огнем.
«Последние боеприпасы! — подумал Баграмов. — Мы же останемся без патронов! Погибнем!»
— Коммунисты! На танки, за мной! — возбужденно призвал Кострикин.
С гранатой в руке он поднялся в рост на бруствер, но тут же упал навзничь.
— Андреич! — вскрикнул Баграмов, поняв, что случилось. Но некогда было нагнуться к другу.
— Коммунисты, за мной! — повторил Емельян команду Кострикина, испугавшись смятения и расстройства. Сжав гранату, он выскочил так же, как тот, из окопа, чтобы увлечь за собою бойцов, и только мгновение он стоял у всех на виду над окопом, следя, как торопятся в поле бойцы. Они выбрасывались через бруствер и по-пластунски пускались вперед по земле.
— Иваныч! Ложись! — отчаянно крикнул Василий-матрос.
Но пули уже резанули Баграмова.
«Вскочил, как дурак! — успел он подумать и рухнул назад в окоп. — Зачем я вскочил?» — сказал он себе, теряя сознание.
Муравьев, готовясь к атаке, выдвинулся с отрядом за ворота и лежал теперь рядом с Лешкой, для которого захватил пулеметные ленты.
— Смотри лучше вправо, Леша. Не пропустить бы их к танкам.
— Не пропущу, отец! Ленту давай еще! — прохрипел Лешка. — Водицы нет?
Но воды не было, Муравьев захватил только ленты.
— Воды принесите, ребята! — обернувшись к ближним бойцам, приказал Муравьев.
Вода в пулеметах кипела. Пулеметчики не жалели патронов. Экономить их было нельзя.
Удар Батыгина от железной дороги фашистам в тыл был бы сейчас спасением для ТБЦ. Чего он замешкался?!
Минометы с холма гвоздили по лагерю. Мины рвались по окопам, между бараками, возле КП.
Отовсюду звали носилки.
С лязгом железа и треском танки стронулись и поползли от мельницы, нависая над лазаретом.
Мины били по лагерю. В гуще пожарной возни взрыв разбросал горящие головни. Люди валились в пламя.
В рассветной полумгле стало видно, что наступают не танки, а бронеавтомобили. Опасаясь учебных противотанковых ям, окружавших лагерь, они шли осторожно.
«В эти секунды должно все решиться. Если броневики прорвутся, эсэсовцы вскочат в атаку, и нашим ее не сдержать!» — с замиранием сердца понимал Муравьев.
Муравьев не видел, как в стороне железной дороги тоже взвились ракеты.
Удары орудий прозвенели внезапно. Четыре снаряда с шумом низко прошли от вокзала над лагерем, подняли черный смерч на холме, и ближний к лагерю броневик с грохотом разлетелся в куски, высоко взметнув пламя и застилая дымом все поле.
Муравьев не понял, что с ним случилось. Обалдели, видимо, и эсэсовцы, прекратив стрельбу.
Второй броневик круто стал разворачиваться на рыхлой пашне, поспешно пытаясь уйти в дыму взрыва. Но рассветный ветер от Эльбы смахнул с поля дым, а от вокзала длинно грохнуло раз за разом четыре новых удара. Вокруг второго броневика разорвались снаряды, вздымая фонтаны огня и земли.
— Наши! Наши пришли! Братцы, Красная Армия! Красная Ар-рмия-а-а!
И, подхваченный всеми, этот крик летел вдоль окопов:
— Наши! Наши! А-а-а-а-а!
Второй броневик запнулся и замер, а на него уже из-за деревьев, от гауптлагеря, с рычаньем и лязганьем гусениц мчался знаменитый советский танк «тридцать четыре». От прямого выстрела его пушки броневик опрокинулся, как игрушечный, и загорелся белым, дымным огнем.
Танк легко развернулся и двинулся на картофельные бурты. Из ТБЦ было видно, как еще два такие же танка от форлагеря выдвинулись к буртам. От них побежали эсэсовцы, что-то крича, пустились было к «хирургии», но из старых деревянных бараков хлестнули по ним пулеметы Батыгина.
Танки шли на фашистов…
— Картоплю! Картоплю загубыте, братцы! В буртах же картопля! — отчаянно, чуть ли не со слезами, крикнул танкистам один из пленных, выскочив из окопа.
Кто-то насильно стащил его вниз.
Винтовки и пулеметы из лагерной обороны расстреливали теперь мечущихся эсэсовцев на выбор, было видно, как их сбивали пули, как один панически бросил в сторону танка свой автомат, побежал, но всплеснул руками словно от удивления и повалился навзничь; другой поднял руки, выкрикнул что-то, высоко подпрыгнул и упал лицом вниз; третий присел, ухватясь за живот.
— Отставить огонь! — скомандовал Муравьев, увидав за танками бежавших красноармейцев…
Эсэсовцы бросали оружие и поднимали руки, другие пытались спастись в гауптлагерский лес.
Из окопов выскочили бойцы ТБЦ. С криком «ура» пустились они на эсэсовцев, навстречу своим избавителям…
