Идиллия Дедусенко - Жаворонки ночью не поют
Ребята были живы и невредимы. С перепачканных лиц уже начал сходить испуг. Пересчитав колонну, Костя с недоумением, как бы не веря самому себе, сказал:
— Девяносто четыре…
— Ты себя не считал, — предположила Люда.
— Посчитал…
— Ошибся, наверное.
Но Зойка уже видела, что не ошибся. Нет Тани. Зойка сама видела, как она подбегала к кустам. Куда же могла подеваться девчушка? Не провалилась же она сквозь землю. Зойка старалась восстановить в памяти события. Да, Таня бежала вместе со всеми, но потом Зойка обогнала её, стараясь увести детей от ближних кустов к тем, что росли подальше от дороги. А дальше она уже ничего не помнила — начался кромешный ад, когда невозможно даже было голову приподнять. «Как я могла? Как я могла? — проклинала себя Зойка. — Уткнуться носом в землю и ни разу не взглянуть на ребят во время бомбёжки. Как я могла?»
— Таня! Таня! — позвала Зойка и заметалась вокруг кустов.
— Та-а-ня-а! — кричали хором дети.
Никто не отзывался. Зойка огляделась: за несколько минут бомбёжки всё вокруг неузнаваемо изменилось. Позади и впереди на дороге и около неё зияли глубокие воронки. Чуть подальше лежала убитая лошадь с перевернутой телегой. «А если и Таня? — ужаснулась Зойка. — Но тогда должно быть где-то тело».
— Не двигаться! — приказала она ребятам. — Люда! Нина! Смотрите за ними! Костя, со мной!
Вдвоем они облазили все воронки — Тани там не было. Заглянули под каждый кустик — бесполезно. Зойка ничего не понимала, на минуту ей показалось, что она сходит с ума. Можно ли за несколько минут исчезнуть так бесследно? Зойка беспомощно опустилась на землю. Что делать? Что предпринять?
— Надо идти, Зоя Дмитриевна, — напомнил Костя.
— А как же Таня? — отрешённо спросила Зойка.
Костя неопределённо пожал плечами. Действительно, что на это можно ответить? Дети, напуганные таинственным исчезновением малышки, молчали.
— Пить хочу, — вдруг раздался слабый голосок.
Это Роза. Она еле жива. Да и другие не лучше.
— Дайте ей воды, — распорядилась Зойка.
Все некоторое время молчали, потом Костя сообщил:
— Воды нет. Бутылки, наверное, потеряли, когда бежали.
Зойка осмотрелась — нигде никакого намёка на воду. Оставаться здесь лишнюю минуту страшно и бессмысленно. Надежда на спасение только впереди. Она не имеет права из-за одной девочки погубить всех остальных. Они и так потеряли слишком много времени. Как ни горько, но приходится уходить без Тани.
Колонна снова двинулась в путь. Теперь уже нельзя было и думать о скором ночлеге. Уйти! Уйти как можно дальше от этого места! Но что же делать без воды? Ни капли воды среди такого зноя — это катастрофа. Дети не выдержат долго.
У Зойки снова заныла рана. Лопух, сорванный в роще под Моздоком и кое-как привязанный простиранным в речке бинтом, съёжился, высок, и теперь от него никакого толку. Но сменить повязку невозможно — кругом только горячая пыль.
Дорога была пуста. Дети шли молча. И если раньше Зойку пугало это молчание, то теперь ей казалось, что она не смогла бы перенести ни малейшего звука: так были напряжены нервы. Таня не выходила из головы. Зойке всё чудилось, как девочка взяла её за руку и стала смотреть на неё большими тоскливыми глазами.
Зойка шла, напряжённо глядя перед собой. С обеих сторон дороги всё чаще попадались убитые лошади, искорёженные взрывами телеги, машины. Попадались и мёртвые люди. Зойка впервые видела трупы после бомбёжки. И хотя их было немного, становилось как-то жутко. Ребята, тоже не видевшие прежде убитых так близко, зашептались, подталкивая друг друга. «Незачем им смотреть на это, — подумала Зойка, — надо прибавить шагу».
— Быстрее, быстрее! — скомандовала она.
Колонна колыхнулась в последнем усилии, но тут же сникла — ребята с трудом передвигали ноги. Все были измучены, истомлены жарой, всем хотелось пить.
— Я не пойду дальше.
Что такое? Кажется, Нина? Вот и надейся на неё! Ей самой нянька нужна.
— В чём дело?
Зойка остановила колонну, подошла к Нине, которая, как всегда, была замыкающей.
— Я не могу больше, — Нина выпятила потрескавшиеся губы, — я сейчас упаду.
Она действительно была бледна. Казалось, что и в самом деле вот-вот свалится на землю. Укрыться от солнца негде, стоять — невозможно. Но другие страдают не меньше! Идти. Только идти вперёд, другого выхода нет. И Зойка уперлась в Нину безжалостным взглядом:
— Ты должна идти. Я прошу тебя. Ну, давай, давай.
Зойка слегка подтолкнула Нину, но та, сделав шаг, вдруг опустилась на край дороги и капризно сказала:
— Не могу я…
И Зойку прорвало:
— Посмотри на детей! Они чуть не вдвое меньше тебя, а идут! Не смей ныть! Становись в колонну! Костя, ты иди замыкающим, так надёжнее будет. Подумаешь, принцесса на горошине! Разнылась тут. Как будто мне легче с раненой ногой. Мне бы сейчас лежать, а я иду с вами!
Зойка впервые кричала. Зло, испуганно. И вдруг — как озарение — простые и четкие мысли: за что, за что ей эти муки? Зачем ей эти дети? Кто они ей такие? Почему она должна плестись с ними по этой страшной пустыне? Все бросили их, а она сама обрекла себя на мучения вместе с ними.
— А чего ты раскричалась? Подумаешь, начальница! Кто ты такая? Без году неделя в детдоме, а командует!
Нина дерзила тоже зло и беспардонно. Откуда у неё и силы взялись.
— Прекрати! — не своим голосом закричала Зойка. — А то вот…вот брошу всех!
— Зоя Дмитриевна, не надо, не уходите. А ты, Нинка, замолчи! Вставай, Нина. Зоя Дмитриевна, она больше не будет.
Дети толпились вокруг Зойки и смотрели на неё испуганными глазёнками: ну, как и в самом деле бросит? Зойка сурово сжала губы. Перед её глазами тянулась раскалённая зноем, изрытая разрывами дорога. Она оглянулась: кусты, под которыми они лежали во время бомбёжки, ещё маячили сзади. Да они почти не сдвинулись с места! Это только казалось, что идут мучительно долго, а на самом деле не одолели и нескольких десятков метров.
— Пошли! — Зойка махнула рукой вперёд.
Все молча и поспешно двинулись дальше. Нина стала в колонну, шла, насупившись и ни на кого не глядя. Зойка тоже молчала, ей было стыдно за свой срыв. «Нельзя так, — мысленно упрекала она себя, — надо сдерживаться. Дети ни в чём не виноваты».
Зойка обернулась на ходу: ей послышался плач. Она быстрым взглядом пробежала по лицам: чёрные от пыли, изнурённые ходьбой и жарой, а слёз как будто не видно. И всё-таки кто-то плачет! Откуда несутся эти горестные всхлипывания? Не от того ли «газика», что стоит впереди в нескольких метрах от дороги? Когда они почти поравнялись с ним, Зойка остановила колонну:
— Тише! Вы слышите?
— Кто-то плачет, — сказала Люда.
Теперь Зойка ясно различала, что плач действительно доносился от «газика». Он то стихал, то вновь усиливался, переходя в один длинный звук: и-и-и-и-и… Так умеют плакать только дети.
— Стойте здесь! Я сейчас! — сказала Зойка и побежала к машине.
У неё сильно колотилось сердце: ещё один ребенок на этой ужасной дороге! Она обошла брошенный «газик». С той стороны, куда падала небольшая тень от машины, прижавшись лбом к колесу, сидела…Таня! Рядом лежало её пальто и стояли две бутылки с водой. Одна, впрочем, уже была на треть опустошена.
— Таня! Танечка! Танюшка!
Зойка схватила девочку на руки, целовала её мокрые щёки, а у самой тоже текли слёзы.
— Зоя Дмитриев…на, — девочка больше ничего не могла выговорить и зарыдала ещё сильнее.
— Танечка! Нашлась! — счастливая Зойка прижимала к себе девочку. — Как ты сюда попала?
— Я пальто уронила. А машина проехала. Я побоялась, что пальто испортится. И побежала за ним. А ещё вижу: две бутылки с водой, я их тоже схватила. А тут ка-а-ак бабахнет! Я испугалась и побежала к кустам. А там — никого. Я побежала дальше, и всё бежала, бежала… Вас искала, боялась потеряться. Но никого не было, только лошади убитые. Потом машину увидела. Там тоже никого. Я заплакала.
— Ах, ты, маленькая! Не в ту сторону побежала, вот и перепутала. Ну, пойдём, тебя ребята ждут.
Когда их увидели в колонне, то все закричали:
— Таня нашлась! Таня, иди скорее! Таня!
Дети, которые только что были готовы упасть от усталости, смеялись и чуть не прыгали от радости, каждому хотелось дотронуться до Тани рукой, словно для того, чтобы удостовериться, что это действительно она, живая и невредимая.
— А Таня с подарком! — Зойка высоко подняла бутылки с водой.
И опять радостные возгласы, улыбки… Бутылки пошли по рядам. Каждому — по глотку, не больше. Зойка смотрела, как осторожно подносили дети горлышко к губам, как медленно втягивали отпущенный им глоток, несколько секунд держали воду во рту и потом медленно проглатывали. Больше всего её потрясло, что никто даже не подумал хитрить. Ровно глоток, никто не взял больше. И Зойка подумала, глядя на них: какая неодолимая сила в этом братстве осиротевших детей!
