Сергей Скрипаль - Жизнь и приключения Федюни и Борисыча
Никто из "дедов" не роптал. Ясное дело – служба есть служба! Но каждый ждал, как ясного дня, что вот-вот командир подпишет приказ об увольнении в запас. Ах, этот приказ! Стихи не могут быть лиричнее!
Повезло Федюне с Борисычем! И дружны с самого детства, и служить попали в один срок и в одно и то же место! А, кроме того, Федюня за спиной Борисыча чувствовал себя всегда в безопасности, что бы ни натворил. Борисыч выручит, что-нибудь придумает, в общем – голова! Всяко бывало и до службы в армии, и во время службы, и всегда Борисыч находил какой-нибудь выход. Но особенно опасно для Федюни было залететь сейчас, когда до дембеля осталось всего ничего.
Поэтому, когда вечером замполит Губарев вызвал Борисыча к себе, Федюня весь извёлся, наматывая круги вокруг штабного модуля, пытаясь подслушать, о чём там разговор идёт. Долго не было приятеля. Сильно волновался Федюня. Кто его знает, может, грешны в чём-нибудь они с Борисычем? Да нет. Вроде бы проколов особых не было.
То, что мяска нажарили втихаря, когда жрать не было в части? Так, это мелочи. Хоть и стало известно, что Борисыч масло стырил, даже на губу не попали. Только ротный обматерил при всех и пригрозил начистить рыло, если ещё раз узнает о подобном... А может замполит всё-таки узнал про "Валяшку"? Не дай Бог! Это было бы страшное дело!
И Федюня начал "мотать нервы на кулак".
Борисыч вышел только через час. Судя по его виду, ничего страшного не произошло. Федюня, приплясывая от нетерпения, никак не мог зажечь спичку, чтобы дать прикурить товарищу. Борисыч задымил "памириной", неторопливо дошёл до ротной палатки и уселся на скамью, вздыхая и бормоча:
– Хм... двадцать квадратов... Ага... А то... Да где ж я возьму... – потом замолкал, затягиваясь сигаретным дымом и вновь ворчал. – Угу-м... Хэ! Это ж килограммов двести надо..., – ёжился и удивлённо осматривался вокруг, словно не узнавая окрестности. – Котёл опять же...
Федюня только что не повизгивал от нетерпения, но молчал, зная, что Борисыч может томить хоть до утра, прививая таким образом другу долготерпение и выдержку.
Наконец, Борисыч привёл свои мысли в порядок, хмыкнул, затушил сигарету и повернулся с хитрым прищуром к другу. Федюня аж привстал со скамьи от волнения.
– Вольно, дембель, вольно! – подковырнул друга Борисыч. – Ты домой сильно хочешь?
– Он спрашивает! – взвился доведённый до предела человеческого терпения Федюня. – Говори, чего надо делать?
– А надо вот что.
Борисыч коротко и толково обрисовал ситуацию.
Замполит Губарев прекрасно помнил слова Ленина о том, что из всех искусств, для нас важнейшим является кино. Клуб вместо жилого модуля построили давно. С небольшой сценой, с трибункой, с длинными скамьями для зрителей. Но из-за маленького размера клуба, кинобудку просто пристроили из фанерных же листов, а противовлажную обработку, пропитку горячей олифой, сделать не успели. Афганистан хоть и южный и пустынно-сухой, но и здесь бывает сыро и даже очень, особенно зимой. Влага скапливается везде: на стенках палаток, на машинах, на самолётах, в общем, на всём, что на открытом воздухе находится. Крыша киноаппаратной – поверхность открытая. Вода, стоит ей скопиться, как правило, ищет дырку. И найдёт! А внутри – дорогостоящий и важный в политическом смысле киноаппарат. Это тебе не солдат. Киноагрегат беречь надо, чтобы не вышел из строя. Значит, надо укрепить крышу, что и наказал замполит Федюне с Борисычем – защитить кровлю от влаги, и пообещал за скорую и качественную работу скорый дембель.
– Так что, братуха, чем скорее закончим, тем скорее будем дома. Гудрон с меня. Я раздобуду, об этом не думай. Только вот в чем его растопить.
– А это я знаю! – заторопился Федюня. – Знаю где, только не знаю, как взять.
Когда-то Федюня ходил за солидолом к зенитчикам и видел у них котёл, из которого этот солидол ему и выдали. Большой, весом так, на глазок, килограмм на пятьдесят.
Борисыч посопел, подумал и объявил ночную операцию по безвозмездному изъятию посуды у братьев-зенитчиков.
Ночью, задыхаясь от тяжести котла и страха, что их могут застукать, в загаженных солидолом хэбэшках, с перемазанными руками и лицами, посудину таки доставили в часть и спрятали за модулями, присыпав для верности строительным мусором. Чертыхаясь в темноте, напарываясь на обрезки арматуры и ссаживая в кровь пальцы о застывшие куски бетона, всё же благодарили раздолбая Блудова, которому старшина давным-давно приказал вырыть глубокую яму и захоронить в ней всё, что осталось от постройки. Руки у Блудова всё никак не доходили до этого мероприятия, он всё больше отирался в офицерском модуле, охраняя личные вещи начальства от кражи, получая взамен мелкие подачки в виде болгарских сигарет или маленьких шоколадок из лётного пайка.
Через пару дней Борисыч привёз с "Арианы" нужное количество гудрона. Благо, в аэропорту ремонт закончился и смолистые куски, антрацитно сверкавшие под солнцем, перекочевали в старый самосвал вместе с несколькими рулонами толи всего-то за десять кило сахара, в свою очередь выменянных на всякие трофейные безделушки.
Из-за того, что котёл был никак не приспособлен для варки смолы, гудрон нужно было постоянно вымешивать, чтобы он равномерно прогревался. Поддерживать огонь под котлом Борисыч Федюне не доверил. Сам мешал гудрон, сам отливал нужное количество в ведро, передавал Федюне и снова поддерживал огонь, и перемешивал. Федюне досталась не тяжёлая, но противная работа – заливать крышу. Раскатали толь, разровняли, сделали нахлёст на парапеты. Перед началом Борисыч Федюню наставлял, чтобы гудрон был распределён по швам равномерно, чтобы не было проплешин и тонкого слоя, сквозь который могла бы просочиться коварная влага к драгоценному киноаппарату.
– Слышь, Федюня, работу сдавать будем Губареву, он лично будет принимать. Сделаешь не так, и накрылся дембель.
Федюня уж постарался! На совесть покрыл сначала углы, тщательно промазал все щели и коварные сучки. После, прямо из ведра, осторожно поливал те места, которые имели прогибы вовнутрь, – выровнял их в единый уровень со всей крышей. И только потом весело подливал гудрон и размазывал, разводил, разгонял его по всей площади крыши. Тут он, конечно, уже сам решил, что если толь сверху хорошенечко залить слоем горячей смолы, то уж водоотталкивающий эффект будет стопроцентно гарантирован. А что? Хехе... считай, в два слоя, а на швах и примыканиях все три, а то и четыре.
Борисыч вечерами забирался на крышу, не доверяя никому. В первый раз, увидев самодеятельность Федюни, отпустил тому затрещину. Вздыхая, смотрел объём проделанной работы, что-то подсчитывал в обгрызенном стареньком блокноте, покачивал головой, но, по всей видимости, был доволен, хотя и переживал, что не хватит гудрона, так неэкономно использованного Федюней.
Наступил торжественный день окончания работ. Замполит принимал работу дотошно, заглядывал во все углы, зачем-то тыкал пальцем в слой гудронного покрытия и даже попросил закрыть его в кинобудке, чтобы в полной темноте увидеть возможные места, которые просветил бы лучик солнца.
Какой там! Федюня из страха, что задержат дембель, нафигачил от всей души едва ли не полуметровый слой гудрона на фанерную крышу, стараясь делать это незаметно от Борисыча, всё требуя и требуя подачи наверх вёдер. Так что не то, что солнечный лучик, радиация не смогла бы пробиться к такому уязвимому драгоценному киноаппарату.
Работа была принята. Слово своё замполит выполнил, и друзья начали готовиться к отправке домой. Закатили котёл за модули, не поленились, прикопали его неподалёку от заветного противня. Началось мытьё, стирка, подшивка, да что там говорить! Сборы домой это просто песня для дембеля! Оформлены документы, собраны вещи. Что ещё? Напоследок ногами обойти часть, попрощаться с теми, кто остаётся, пожелать удачи. Даже зашли к замполиту Губареву, который как дурень с писаной торбой продолжал нянчиться со своей кинобудкой. Замполит небрежно попрощался, отмахнулся, – некогда ему, тем более, что решил испытать крышу на влажность всерьёз, подогнал водовозку, распорядился налить воды на крышу.
Даже такое невнимание замполита не испортило прекрасного настроения Федюни и Борисыча.
Оформили всё, что положено. Сдали оружие, попрощались с братишками-сослуживцами и как полноценные демобилизованные воины в ушитых парадках, с дурацкими аксельбантами, свитыми из парашютной стропы, в жёстких погонах, от вложенных в них вставок, Федюня с медалью "За отвагу", а Борисыч с тускло мерцающим рубином орденом "Красной звезды" на груди забрались в вертолёт и приникли к иллюминаторам.
Радостно было понимать, что скоро встретятся с родными, увидят такой далёкий дом, что позади два года непростой службы на войне... Но в то же время было очень грустно прощаться, оставлять братишек, с которыми сроднились и столько пережили, и родную часть, где так много было построено, отремонтировано, налажено своими руками.
