Борис Комар - Поворотный круг
Нестор Малий, немолодой мужчина с острым, худощавым лицом, старый машинист и приятель дяди Павла, встретил Бориса с нескрываемым интересом.
— Ну, казаче, как оно живется на свете? Скоро ли думаешь меня, старика, заменить на паровозе?
— Чтоб я на фашистов работал? — возмутился Борис.
Нестор Малий опустил голову.
— Оно, конечно, и так. Но если разобраться, и не очень так.
— Что там разбираться! Здесь все ясно, как день. Одни кровь проливают, грудью землю родную защищают, а кто-то, возможно, совесть за просяную буханку продает.
— Обожди, обожди, — положил Борису на плечо руку Малий. Рука у него тяжелая, рабочая. — Растолкуй мне, объясни, о ком ты говоришь. Кто совесть продает?
Борис молчал. Что он мог сказать? Знал дядю Нестора как человека честного. Недаром с ним и дядя Павел дружил, делился мыслями, был заодно. Любил Малия дядя Павел, часто говорил железнодорожникам, чтоб они брали с него пример. Вот и возьми теперь с него пример! Возьми, когда он вместе с такими, как Курыш, работает в депо, водит фашистские поезда…
— Не сердитесь на меня, дядя, но я не терплю… не терплю тех, кто продается, — скороговоркой выпалил Борис и весь покраснел.
— Понял, теперь понял… — покачал головой Малий. — Больно караешь, сынок, очень больно… И я тебе не могу сейчас ничего сказать такого, чтоб ты не думал… Но поживем — увидим…
Он вытащил кисет, долго раскуривал козью ножку: руки у него дрожали.
Борис посмотрел в окно и, увидев Тамару, входившую во двор, быстро поднялся и выбежал из хаты.
— Васька передал, чтоб вы… чтоб знали — полиция все пронюхала!..
Карие глаза девушки сразу потускнели.
— Что пронюхала? — спросила она дрожащим голосом.
— Ну, что вы подпольщики… Хотят вас забрать…
— Так, так, — тяжело вздохнула Тамара. — Это подтверждение предыдущих сигналов…
…На железнодорожном вокзале сильный порывистый ветер раскачивал колокол, и он беспрерывно звонил. Давно уже люди не слышали его звона. Сначала, когда пришли фашисты, не было необходимости оповещать о прибытии и отбытии поездов, так как составы долгое время не ходили. Потом, когда железная дорога стала работать, выяснилось, что фашисты вообще не пользуются колоколом, а сигналы подают сиренами.
Анатолий Буценко шел мимо станции, прислушиваясь к грустному перезвону, и на душе у него становилось все тяжелее и тревожнее. Казалось, вокзальный колокол оповещает о тех страшных злодеяниях, которые совершили в городе оккупанты. Три дня назад были расстреляны двадцать четыре лубенских юноши и девушки.
Анатолий знал почти всех их. Тамара Гайдай, подруга Тамары Леля Луценко и два ее брата, Георгий Буйвич, Николай Корниенко, Владимир Шацкий, Григорий Коник, Бондаренко, Юрченко, Матякин… Почти все осовчане, ученики старших классов железнодорожной школы.
Двадцать четыре… Кто бы мог подумать, что у них, в Лубнах, существует большая подпольная организация, что именно она в последнее время так досаждала ненавистным оккупантам! До сих пор считали: все диверсии, которые совершались в городе, — дело рук лишь отдельных патриотов, отдельных мстителей, а не какой-то там целой тайной группы. А оказалось…
Теперь уже вся Лубенщина, а возможно, и Полтавщина говорит о подпольщиках, об их трагической гибели. Люди рассказывают о них такие подробности, что диву даешься. Откуда им все известно, почему раньше ничего не слышали и не говорили?
О том, что организация раскрыта, подпольщики заподозрили, говорят, тогда, когда, собравшись в овраге на очередной совет, они напали там на известного им агента полиции. Самые осмотрительные предложили: немедленно, той же ночью, податься всем в Лохвицкий район, влиться там в партизанский отряд, с которым у них уже была налажена связь. Но другие подпольщики не согласились с ними, доказывали, что никакого провала нет, что сейчас, мол, везде, на каждой улице, в каждом закоулке, рыщут шпионы, что в гестапо или полиции об их подполье ничего не известно. Достаточно на некоторое время прекратить всякую деятельность, и вскоре станет ясно, что никакой непосредственной угрозы не существует. Не ликвидировать же организацию только потому, что кругом рыщут фашистские агенты!
И к партизанам пока нет нужды перебираться.
Прошло несколько тревожных дней. И вот подозрения подпольщиков подтверждаются (Анатолий знает, как они подтвердились): да, в полиции все известно об их организации, там собираются их арестовать. Только после этого штаб принял решение двумя группами вывести подпольщиков из Лубен.
Вечером двенадцать юношей и девушек ушли из города. Поодиночке собрались в условленном месте возле Круглицкого леса. Все складывалось как будто неплохо: никто не опоздал, никто не заблудился. Все были довольны, что удалось вырваться из лап полиции, радовались, что скоро соединятся с партизанами.
После небольшого совещания ребята открыли на опушке леса тайник с оружием. Трудно было подпольщикам раздобыть его, однако раздобыли и незаметно вынесли за город. Знали: придет время, когда оно им пригодится. И вот это время настало. Половину оружия забрали, половину оставили для другой группы.
Тронулись в путь.
Летом ночь короткая, но к утру группа прошла около двадцати километров. День провели в лесу, в глубоком овраге. На вторую ночь добрались до Удая. Перешли вброд мелкий проливчик, взобрались на небольшой, поросший камышом и рогозом островок. Разбили лагерь.
В полдень часовой (все остальные спали мертвым сном) услышал собачий лай. Сразу узнал — овчарки. Разбудил группу.
Вскоре с берега донесся крик:
— Сдавайтесь, партизаны! Вы окружены! Ваше дело проиграно!..
Они молчали.
Двое подпольщиков подползли к концу островка, посмотрели на берег. Там стояло с собаками десятка полтора вооруженных солдат и полицаев.
Решили быстро перебежать на противоположный берег.
Но засада, как оказалось, была на обоих берегах.
Полицаи выкрикивали фамилии подпольщиков, советовали немедленно всем сдаваться без сопротивления, в противном случае им будет хуже, а группа все еще не отзывалась, словно ее совсем не было на острове. Подпольщики договорились и дальше молчать. Если солдаты и полицаи полезут на остров — отстреливаться. В любом случае надо продержаться до ночи, а потом, в темноте, попытаться вырваться из кольца. Лучше всего, наверное, по одному, по двое плыть по течению и только в безопасном месте выбраться на берег.
Однако никому не удалось осуществить свой план…
Гитлеровцы побоялись идти на остров, не послали туда и полицаев. Нашли другой способ… Они пригнали рыбацкую лодку, установили на ней несколько канистр с бензином и оттолкнули от берега. Как только лодка пересекла пролив и заплыла в шелестящий сухой камыш, они начали стрелять по канистрам. Вспыхнул бензин, загорелись камыши. Так группа оказалась в огненном аду.
…Им связали руки и погнали назад, в Лубны. По дороге солдаты и полицаи хлестали самогонку, злобно ругались и безжалостно избивали подпольщиков. Два гитлеровских мотоциклиста все время наезжали колесами арестованным на ноги — подгоняли их.
Когда полуживых и до неузнаваемости изувеченных подпольщиков привели в Лубны и бросили в камеру, там уже находилась вторая группа, которая должна была выходить на следующий день. Среди них и Тамара Гайдай.
На другой день по всему городу разнеслась страшная весть: ночью всех подпольщиков вывезли за город, в Рудищанский овраг, и расстреляли из пулемета. Гитлеровцы даже следствия не вели, зато юношей и девушек подвергли таким пыткам, что некоторым, говорят, даже перебили кости на руках и ногах…
Анатолий прошел станцию и вскоре уже сидел у Бориса в саду. Он смотрел в глаза своим друзьям, спрашивал у них:
— Что предлагаете? Что нам теперь делать?
— Надо затаиться, пока фашисты немного успокоятся, — предложил Иван.
— Ты что? — вспыхнул Борис. — «Затаиться»! Ну и сказанул!.. Наоборот, надо сейчас же отомстить им! Я предлагаю убить фашистского офицера… Или… — сверкнул глазами, — повесить его на столбе и прицепить фанерную доску с надписью: «Это мне кара за смерть юных подпольщиков-комсомольцев». Верно я говорю?..
Молчит Анатолий. Думает о чем-то — вон как насупил брови, морщит лоб. Наконец произносит:
— Мстить надо, но не так, как ты, Борис, предлагаешь. Не так…
Борис удивленно посмотрел на Анатолия:
— Чего же ты хочешь? Не пойму… Говори понятнее.
Анатолий набрал в легкие побольше воздуха и, выдохнув, сказал:
— А понятнее так… Как вы считаете, о чем сейчас думают фашисты? Известно, о чем: о своей победе над подпольщиками. Уже, конечно, послали рапорт начальству, ожидают наград… Торжествуют: уверены, что крамолу вырвали с корнем. Думают, теперь будет в Лубнах тихо и мирно.
