Владимир Масян - Замкнутый круг
— Прошу вас сегодня же оформить материалы по амнистированию на этих четырех граждан.
Бывшие бандеровцы повскакивали с мест, наперебой сыпали словами благодарности. Ченцов коротко попрощался с ними. Ватными, негнувшимися ногами доплелся до этажерки. Плеснул в стакан валерьянки.
— Приляжете, товарищ подполковник? Вы белый как стена. — Ченцов и не слышал, как в кабинет вошел Медведев.
— Ничего, сейчас все пройдет. Привезли попа?
— Так точно. Будете присутствовать на допросе?
— Буду. Только дай немного отдышаться.
Медведев вышел, а Ченцов прилег на диван и закрыл глаза.
Сон был коротким и отдыха не дал. Ему снилась больничная палата. Белые стены, белое постельное белье. Но еще белее было лицо у его жены Ульяны. Во всем ее облике сквозила отрешенность. Она не узнавала мужа. Ченцов суетился у постели, неловко пытался обнять Ульяну за плечи, но ему это никак не удавалось. Вдруг он почувствовал, что в его объятиях не жена, а снежинка, которая тает, тает…
— Это я, я, — звал он. — Куда ты, Ульяна? Я принес тебе апельсин.
— А я хочу наших яблок, — услышал он чужой далекий голос.
— Будут тебе и яблоки. Я все достану. — И вдруг вспомнил: — А нам с тобой новую квартиру дали!
— Я знаю, какая меня ждет новая домовина…
Ченцов хотел громко возразить и проснулся. Жутко болела голова. Часы показывали полдень., «А ведь я еще не завтракал», — вспомнил Василий Васильевич.
* * *Обедать Ченцов пошел вместе с Медведевым в железнодорожную столовую. Столики были заняты. У раздаточного окошка тоже вытянулась очередь. Пахло кислой капустой и борщом. Звенели алюминиевые миски и ложки. Громко щелкали костяшки счет буфетчицы.
— Следующий, — кричали на раздаче. — Что? Пять кусков хлеба? Да вы рехнулись! По норме положено три. Следующий!
— Что-то народу сегодня многовато, — растерянно проговорил редко хаживающий по столовым Ченцов.
— Может, вернемся в отдел, — предложил Медведев. — У меня сало есть, хлеб. Чайку скипятим.
Но их уже заметили. Из дальнего угла им махал рукой демобилизованный солдат с заметным шрамом на лице.
— Здравия желаю, товарищ подполковник! — Мужчина звал их за свой столик, подставляя к нему свободные стулья. — Не узнаете меня? Сидорук я, из Копытлово. Вы у нас на сходе выступали.
— Здравствуйте, товарищ Сидорук.
— А я ведь к вам ехал, товарищ подполковник, — обрадованно заговорил знакомый. — Не поверите?
— Решились председательствовать? — улыбнулся Ченцов.
— Какое там! У меня и грамотешки-то всего три класса. Желаем мы с хлопцами обратиться в окрестные села — организовать сельский батальон добровольческий и вместе с вашими солдатами выступить против банды. Всем миром навалиться и порешить их. Такое дело.
— А к нам-то что ж, за разрешением?
— За оружием! Люди согласные. Земля ждет, крестьянству работать надо. И так, чтобы без оглядки.
— Верные ваши слова, товарищ Сидорук. — Ченцов с удовольствием пожал фронтовику натруженную руку. — Обязательно поможем вам. Приходите к четырем часам, я дам нужные распоряжения.
Нежданная встреча с Сидоруком вернула Василию Васильевичу хорошее настроение. Поэтому, наверное, хмурое и озабоченное лицо оперуполномоченного Семкина сразу привлекло его внимание. Ченцов знал молодого лейтенанта балагуром и весельчаком.
— Что случилось, товарищ лейтенант?
Вместо ответа Семкин протянул телеграмму. Подполковник прочитал: «Мать в больнице, тяжелая, приезжай. Соседка баба Паша». Мать лейтенанта всю страшную блокаду Ленинграда проработала на токарном станке в холодных корпусах Балтийского завода, хотя по профессии была библиотекарем. И без того слабая здоровьем, женщина с трудом пережила блокаду. Изможденная, она так и не смогла поправиться.
— Я понимаю, товарищ подполковник, — словно винясь, проговорил Семкин, — сейчас никак нельзя. Каждый человек на счету…
Ченцов вспомнил слова Груздева. Однако спросил:
— Четырех дней тебе хватит?
— Постараюсь, товарищ подполковник. — Семкин с трудом сглотнул подступивший к горлу ком.
— Тогда езжай, Боря. Поклонись от меня матери.
Медведев уже начал допрос попа копытловской церкви Авраама Григорьевича Единчука. Но похоже было, поп сам наседал на следователя.
— На каком основании вы доставили меня в карательное заведение? Чего держите взаперти невинную Душу?
— Я хочу, чтобы вы сознались в пособничестве бандитам, — спокойно убеждал его следователь. — Притом сознались добровольно. Как говорят вашим языком: очистили душу от греха.
— Ничего у вас не выйдет, — как на углях, вертелся поп на казенном табурете. — Архиерей уже узнал о моем незаконном заточении. Не сегодня-завтра он доложит вашему начальству, и вас взгреют за самоуправство. Супостаты!
— Жаль, гражданин Единчук, — подключился к допросу Ченцов. — Не хотите сами исповедоваться, исповедуем вас при помощи свидетелей.
По звонку следователя в кабинет доставили дьякона Митрофана Гнатюка. Дьякон заметно похудел и осунулся с лица. На копытловского попа не глядел, хотя тот сверлил его глазищами.
— Вы знакомы? — спросил Гнатюка Медведев.
— Да. Авраам Григорьевич, как и я, выполнял задания Сидора по сбору средств от прихожан для банды.
— Одумайся, грешник! — Попа бросило в пот. — В аду сгоришь, отступник! Свят, свят, спаси и помилуй меня, дева Мария! — И вдруг зарыдал навзрыд, запричитал — Гад, ползучий! Свиное рыло! Предатель!
Несколько минут ждали, пока святой отец успокоится. Медведев налил стакан воды, подал ему.
— Продолжим, — холодно сказал Ченцов. — Где и при каких обстоятельствах вы встречались?
— В основном в усадьбе лесника Пташека. Я и отец Авраам привозили туда на возах продовольствие. Там же встречались с Сидором. — Дьякон украдкой заглядывал в протокол.
— Не трудитесь, — не удержался от усмешки Медведев. — Я потом дам вам прочитать.
— Как часто вы привозили продукты?
— Аккуратно, раз в две недели.
— Единчук сам доставлял поклажу?
— Нет. Подводой правил его пономарь, который, сказывают, пропал неизвестно где. Может, утоп по пьяному делу.
— Это Авраам Григорьевич хотел, чтобы его пономарь исчез бесследно на некоторое время, — Медведев достал из-под стола черный хорошей кожи саквояж. — Сложил батюшка «приданое» в этот чемоданчик да и отправил верного человека по одному адресочку.
— Откуда он у вас? — Плечи служителя церкви безвольно обмякли.
— Из лесу, вестимо, — хохотнул Медведев.
Но Ченцов строгим взглядом пресек его веселье. Пододвинул к Единчуку лист бумаги и ручку.
— Дальше сами опишите или нам продолжать?
— Ваша взяла…
Два дня он письменно излагал свою историю: преступную деятельность против советской власти, связь с бандой и центром оуновцев за границей, указал адреса явок, пароли, назвал активных пособников бандеровцев в Копытлово. Ченцов тут же взял в прокуратуре ордера на арест указанных лиц.
* * *Капитан Костерной со взводом солдат МВД на двух машинах въехали в Копытлово под вечер. Деревенское стадо уже пригнали, и недоенные коровы призывно мычали по дворам. За плетнями то и дело мелькали бабы с подойниками.
— Гляди, как мы успели, аккурат парного напьемся, — ни к кому не обращаясь, проговорил шофер грузовика.
— Сейчас визг подымут, не до молока будет, — ответил сидевший рядом с ним оперуполномоченный лейтенант Петров и высунулся из кабины, крикнул в кузов:
— К сельсовету?
Капитан Костерной всегда ездил в кузове, положив автомат на кабину грузовика.
— Давай прямо по улице, — показал он Петрову, — у последнего колодца — направо. Там сразу встанешь.
А сам подал знак второй машине свернуть налево.
Хотел разом оцепить село из конца в конец. Но не успели они свернуть у колодца в проулок, как к «студебеккеру» подбежал командир здешнего отряда самообороны Сидорук.
— Стойте! — замахал он руками. — Там бандиты.
— Сам видел? — Костерной спрыгнул на землю.
— Хлопцы мои побачили. Пятеро их. Пошли в хату до Микуленко.
Фамилия Микуленко стояла в списке подлежащих аресту первой. Костерной подозвал Петрова.
— Бери солдат и оцепляй дом, — приказал он лейтенанту. — Без команды не стрелять. Вторая машина отрежет им путь к лесу. А ты, — обратился он к Сидоруку, — собирай свой отряд и огородами веди его за озеро, на случай, если бандиты попытаются уйти камышами.
— Дюже тонко там, — засомневался Сидорук.
— Жить захочешь, пройдешь. Выполняй, командир, приказ.
Озеро за селом когда-то было огромным, но война разрушила плотины, вода ушла, а заболоченные берега густо заросли камышом и осокой. Трава высокой зеленой стеной подступала и к задам подворья Микуленко. Жил бандитский прихвостень зажиточно. Дом — крепость. Метровый цоколь из дикого тесаного камня, толстенные стены из пористого ракушечника. Чердак со слуховыми окнами на все четыре стороны. Вокруг дома — крепкие постройки из того же ракушечника, высокий каменный забор. Вдоль него незаметно и залегли солдаты Костерного.
